Под дождём провинциальные карусели дают раствор нуара и ликования на рецепторах, превращая отрезок жизни в комикс с атмосферой старого доброго Max Payn-а.

Итак, Нью-Йорк.

Промозглый вечер полный непроходимой ползущей со всех сторон слякоти. Порывы дождевых спиц срывают остатки сна, как дым от крепкого чая. Меня зовут Джон Каннабис и я детектив. Очередной день дежурства, одинаковый как все прочие, но… что-то сразу идёт не так. Потому что меня переворачивает.

…На что похоже бытие, то самое, описываемое Хайдеггером и экзистенциалистами?

Порою, как шуршаще-глухой удар алкогольным кастетом в звонком зареве небесной сини, оно приходит в жизнь стремительно, запрокидывая голову из сочнозелёной травы — к невидимым полуденным звёздам. Подобно вивисекции муравейника кинутым в него бревном, оно влетает в твою жизнь летним остроконечным вихрем, ничего не оставляя как было.

Полоски горизонтального дождя летят как хрустальные слёзы трассеров, пущенных из невидимого ружья, волшебного мушкета Ван Винкля, в городе, где каждый второй его двойник.

Дождь залетает в глаза и дёсны, стекает по мраморный от напряжения скуле, низвергаясь с опрокинутого горизонта. На секунду кажется, что братья Ортега и Гассет нашли меня раньше. Глаза моргают, силясь стереть пейзаж…

Убегающая к верху земля в морщине городского блеска. Что теперь останется, помимо летящего горизонтально дождя…