ПРЕДИСЛОВИЕ

Этих историй не должно было быть, но если вы вдруг читаете этот текст, а читать вы не любите, то на удивление вы видите образовательный сон, а если читать вы еще не умеете, то на удивление во снах сегодня еще читают рассказы. Только сегодня. Только для Вас.

ПРЕДИСЛОВИЕ ДОМОВОГО [2]

Потребовалось тридцать четыре секунды [!], чтобы судьба успела обвести мою тень в доме на улице Лауры Без 21 и запечатлеть ее там до самого падения здания. За время этого тайм-аута, я впервые заметил, что с переходом в более значительный этап жизни, у меня зачастую появляется желание развернуться и сесть в первый же поезд, где пейзажи будут меняться временами года — и если уж выходить, то только на станции «Незабудки», где есть вероятность засадить память самыми прекрасными полевыми цветами. Но это не более, чем мираж мыслей… Так что людям с хорошей интуицией вроде меня в жизни может что-то таки перепасть, но лучше все–таки доверяться душе до конца, без сомнений и пробелов в уверенности. Это из разряда, когда человек, посмотрев в окно, не увидит ничего, но подумает о многом, и я всегда задавался вопросом: что это «многое»? И знаете, за всю жизнь у меня не набралось слов, чтобы найти ответ.

Дом, в котором я остановился, был аналогией картонной коробки без какой-либо звукоизоляции, а жители в нем были одной ____ дополняющей друг-друга историей. Из чего я это понял? Да это было видно незрячим оком и я даю 97.7 процентов, что если бы вы решили остановиться возле этого дома, допустим, чтобы завязать шнурки, то услышали бы странные звуки, подобные тому, как ломаются сухие ветки под властью ветра и с которых внезапно начинает струиться сок, что значило бы только одно: дом живет и дышит, в унисон переживая или пережевывая не только свои беды и радости, но и людей за тонкими стенами. Откровенно говоря, люди в этом месте могут проживать несколько жизней и в первую очередь это признак неравнодушия, который может привести к сглаживанию остроты их собственного происходящего. Но несмотря на это, я им даже в какой-то мере завидовал, ведь мне было непосильно справиться только с одним своим существованием, не говоря уже о том, чтобы о ком-то там переживать и заботиться.

По натуре я был человек флегматичный, особенно после того как прожил больше двадцати сантиметров в самых шикарных отелях города Пилт, и черт его знает, почему остановил свою линию жизни на отрезке сомнения уже прожитого. Это любопытство завело меня за кулисы пауперизма, и первый день был большим удивлением и сомнением, и тут сложно сказать, чего было больше. Но как говорил Жак Деррида, «как только появляется сомнение, начинается философия». По секрету скажу, что я часто успокаивал себя красивыми речами Великих людей письма, которые закладывают знания и наделяют людей мыслями для размышлений, оставляя деградацию, деструкцию и прокрастинацию в дальний ящик свободного времени, которого потом так и не находится [Ложь номер один]. К чему я, собственно, веду: не с каждым человеком может случиться и с т о р и я, а если, допустим, сложить тридцать четыре человека, проживающих в одном доме, то из этого действительно может выйти что-нибудь интересное. Можно сказать, что это одна из причин, почему мне нравилось перемещаться с одного места на другое в отличие от других домовых, которые прилипали задницами к одному месту и вели однообразную скучную жизнь, чего я понять не мог и не хотел. Я был другой, по крайне мере, если бы я умер, никто не смог бы этого опровергнуть, и относился я к этому ни холодно, ни жарко.

Каламбур заключался в том, что именно в тот майский день солнце палило так, что, казалось, земля начинала потихоньку извергаться, как шестиклассницы, которым на площадке мальчики-злодеи задирают юбки. Собственно, не сложно догадаться, что я решил сделать ставку на хороший кондиционер, которого не было ни в одной квартире, и, зайдя в предпоследнюю комнатушку одного юноши, по общей картине увиденного я остановил свою невидимую фигуру возле оборванной двери и вот что я увидел: в полумраке, где частично через шторы просвечивался свет, сидел парень лет двадцати и крутил самокрутку, так что я непроизвольно затаил дыхание, боясь его побеспокоить, хоть и знал, что это невозможно. Табак был рассыпан по всему столу и он медленно собирал его ладонями, равномерно засыпая ароматную смесь в уже подготовленную бумагу, которую он с трудом держал дрожащими пальцами. После нескольких минут усилий он на удивление сделал весьма аккуратную сигарету [Ложь номер два?]. Подойдя к окну, он медленно сделал первую затяжку, после чего фильтр выпал из бумаги и упал в метре от левой ноги, и я прикинул, что ему пришлось бы потратить где-то минуты две, чтобы его найти и минут десять, чтобы снова скрутить себе все по-новой, но он даже не обратил на это внимание и курил ее дальше, зачитывая про себя стих Бротигана «Двенадцать римских воинов и овсяное печенье». Когда он повернулся, то наступил на тот же фильтр и только тогда я заметил, что на полу таких фильтров разбросано штук двадцать, и невзначай задался вопросом, почему он не покупает обычные сигареты как «Собрание» или «Кэмэл». Итог: за много времени я давно не был так увлечен.

На его глазах была черная повязка, и за триста лет у меня появилось сочувствие к человеку, переходящее в единственно-цепкую надежду с абсурдностью в девяносто процентов, что я смогу быть ему другом. Также в комнате стоял магнитофон и верхняя полка была забита кассетами, и мне до истомы захотелось услышать хоть что-нибудь.

Так я понял, что остаюсь.

Через неделю я изучил некоторых жителей и оставил там свой почерк для нескольких особ, которому предначертано было исчезнуть через 24 часа.

КВАРТИРА 31

АЛЕНА[20]

ИЗ БИОГРАФИИ

Девочка Алена встает не с той ноги уже полгода, и пальцы на ноге у нее в мозолях от каждого шага не туда [это куда?] нарывают с шести до десяти утра, как раз в разгар рабочего дня, что в обуви уже стало невыносимо ходить и она мечтает о пляже и песке, чтобы босиком чертить свои правила и стирать след усталости нескольких лет. Прибой = бою сердца. И как обычно бывает у юных леди, долгожданный отпуск сопровождается покупкой легкого платья и курортным романом, пережитым, конечно же, в книге, да и платье в прокат взято, но это совершенно неважно.

ПОСЛЕ ОТПУСКА

В начале года у Алены выявили остеохондроз, по крайне мере так просветили, хотя ее всю жизнь о чем-то неустанно просвещают. А еще под утро Алена ощущает, как за ночь в носу прогнили прошлогодние остатки амфетамина и теперь невыносимая боль разъедает ей утро, день, ночь. И когда она смотрит на деревянные часы на стене, то обнаруживает, что время на них всегда одинаковое, приходится только по темноте и определяться. В общем, картина по маслу: Алена с сигаретой в зубах уверенно открывает окно выходного дня и кричит: «ДОБРОЕ УТРО СТРАНА, ДОБРОЕ УТРО, МОЯ ЛЮБИМАЯ СТРАНА!!!» [На часах 3:18]. Шесть человек, проживающих в доме, сидят на краю кровати и молятся за Алену. В это время Алена не спеша надевает чулки, которые с самой покупки обречены разорваться от рук какого-то болвана. На вывеске заведения неоновым высвечивается «Открыто». Жаль, что не разум плата за вход — как в «Степном волке» Гессе. Утром, когда Алена возвращается домой, женщина со второго этажа, Клавдия Семеновна, с пяти часов ждет ее на скамейке, чтобы рассказать анекдот, потому что знает, что это немногое, что действительно радует Алену в будние дни.

— Слушай, Алена, сидят, значит, Петька с Василием Ивановичем и бухают. Вдруг вбегает солдатик и говорит: «Белые!», а Петька говорит: «Василий Иванович, давай ноги делать», — Чапаев спокойно наливает еще два стакана: «Пей, Петька!» И тут опять вбегает солдатик и говорит, что белые вот-вот и уже к дому подойдут. А Чапаев-то спрашивает: «Петька, ты меня видишь?» Петька отвечает: «Нет». И тут Чапаев выдает: «И я тебя нет. Хорошо замаскировались». Старушка прыскает со смеху, Алена обнимает Клавдию Петровну и благодаря ей каждый день ощупывает пальцами страницы книг.

ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕНЫ

На остановке возле меня стоит женщина с очками на пол-лица и кричит взглядом милосердия, что ЗНАЕТ! [Я начинаю обратный отчет и гадаю по слякоти на асфальте, почему все думают, что дохрена всего знают, хотя, если подводить итоги, то кричат об этом только оторванные дебилы]. Из этого следует, что мое желание всех стереть становится еще больше. Через мгновение женщина начинает произносить слова и находит в себе смелость взять меня за руку. Отпуск через 302 дня, чувствую себя недоброжелательно. Поражение. Женщина выходит на той же остановке, что и я. Не забывает пожелать здоровья и хорошего дня водителю. «Вот бы мне такие подачки», — думаю про себя. В общем, нам по пути в больницу номер семь — как число, приносящее удачу. Ставка на спорт, кто быстрей дойдет. Лидирую, но потом оборачиваюсь и начинаю разговор, потому что я не всегда понимаю свои действия. Заартачиваюсь, как только чувствую, что ее рука цепко держит мою, где я оказываюсь опорой. Начинаю улыбаться широко как Типси Тип, ведь что еще остается…

Юмор, как говорил Макмерфи, «наш спасательный жилет без которого мы все сойдем с ума».

КВАРТИРА 64

ТИМОФЕЙ[?]

— Что по твоему ожидание?

— Не более, чем приступ острой надежды.

— Черт, мне кажется, у тебя все в жизни с приступами ассоциируется.

— Загвоздка в том, что только по отношению к твоей. И не забывай, что чудеса происходят только тогда, когда Бог держит паузу, это как некая подготовка к чему-то важному.

— Да-да, только ты, наверное, забыл, что я атеист.

— А ты, дружище, каждый раз готовишь мясо, хотя знаешь, что я вегетарианец и намеренно кладешь передо мной трупы, как труны с приправами.

— У тебя сердечные камни, давай-ка я налью тебе, чтобы они стали чуть полегче.

— Сердечные камни у всех, но я не делюсь ими с другими в отличие от большинства людей. Ты читал Вигулса?

— Впервые слышу.

— Он говорил, что мы носим под ребрами камни, и те в свою очередь трескаются от захлопнутых дверей на мельчайшие пустяки, остающиеся в памяти.

— Мои двери вряд ли когда-то прочно захлопывались. [Ложь номер три]

— Да-да, но ты забываешь, что люди могут так же просто выходить, как и входить.

— Я к этому никогда не привыкну, но лучше так, чем застегнуть себя на все молнии. Я в этом плане фаталист. Черт, давай уже выпьем.

[Ропот дверей]

Тимофей [а вы судите сами, где в этом диалоге его речь, если ее вообще можно разделить] открывает дверь в тот же вечер и видит перед собой соседку Любовь, держащую в руках прикрытый противень.

— Здравствуй!

— Привет, что это у тебя в руках?

— Ты ведь знаешь, что у наших стен есть уши. В данный момент мои [краснеет]. Хотела сказать, что… что… вообще не надо ни к чему привыкать. А это грибная запеканка, я ведь тоже вегетаринка.

— Зайдешь?

— Я ведь не выйду.

Тимофей в мыслях себе кое в чем признался и камни разбились об неофит.

КВАРТИРА 00

СТЕФАН

После того как я поселился у Стефана, крутящего непонятно какие самокрутки, я понял одну простую вещь: что вне времени, вне бремени масс, человек способен перенести намного больше, чем человеку вообще полагается, сохранив при этом рассудок. Удивительно.

ЗАПИСЬ С МАГНИТОФОНА[1]:

Я мысленно вижу, как человек выходит из трамвая, чтобы поднять чужие упавшие пять копеек и вернуться обратно, а человек в другом трамвае играет на гитаре и думает, что соберет уж наверняка больше пяти копеек своим талантом алкоголика, а человек на светофоре видит, что у него осталась последняя сигарета и красное время определяет, что следующие шестьдесят секунд он простоит на месте, так что на третьей секунде огонь поджигает терпение, а через еще две — пять секунд дым медленно выходит из легких ждущего как знак непотерянного времени. Бунт.

Наблюдая за всем этим в своем представлении, я оказываюсь в минусе, ни приобрести, ни понадеяться, ни закурить не успел, а сколько всего вокруг произошло.

[фильтр завис в пространстве]

РАДОСТИ, КОТОРЫХ НЕ ДОЛЖЕН ЛИШАТЬСЯ НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК

[ ИСТОРИЯ ОДНОГО ВЕЧЕРА ]

СЦЕНА 1

На небе упала звезда: она летела так горячо и свободно, что на всей планете Земля не нашлось ни одного человека, который нашептал бы ей свое тайное желание, и от разочарования она раскололась на миллиарды кристаллов [на автомате].

СЦЕНА 2

Школьная подружка Стефана Юли идет на кухню и возвращается с двумя бокалами вина [в одном бокале белое, в другом красное].

— Выпьем? [Стефан берет стакан с красным вином]

— Забавно, что ты всегда выбираешь красное.

— Давай-ка за противоположности, Юли. Ведь даже таким образом мы друг-друга наполняем и придаем смысл тому, чего может и в помине нет.

— Ты когда-нибудь задумывался о разнице между видеть и смотреть? Я заметила, что когда человек останавливает свой взгляд на определенном предмете, то он его замечает и делает акцент в своей памяти, а в большинстве cвоём люди туда-сюда бегают и ничего вокруг себя не видят, только так… мельком. Вот например, я сегодня ехала в метро и одна бабуля очень внимательно рассматривала свои руки, я подсела к ней и сказала: «Руки у вас красивые, столько родинок…». А в ответ она повернула ко мне растерянно голову и сказала, что совсем забыла, о чем думала, и вышла на следующей станции. Впрочем, я не знаю, что хотела тебе этим сказать…

— Наверное, что тебе небезразличны люди. Для меня это стало ясно, когда в восьмом классе я потерял зрение [ухмыляется]. Налей еще вина, пожалуйста.

— Да, сейчас.

Юли кричит с кухни: «Кстати, у меня есть для тебя подарок!»

— Подарок?

— Да! [берет свою сумку и достает оттуда зеленую коробочку, украшенную рисунками и блестками]

— Это тебе!

Стефан внимательно ее ощупывает, стараясь ничего не пропустить.

Открывает и достает два звенящих круглых шара инь-ян для рук, массирует и внимательно слушает звуки.

— Звуки как удары сердца.

[молчание]

ЗАПИСЬ С МАГНИТОФОНА[2]:

Иногда мне кажется, что у меня накопилось столько незаданных вопросов, что хочется порвать себе глотку. Например, что чувствует человек, который самозабвенно кричит в пустоту полей? Знает ли он, что я вижу его во снах? Станет ли ему стыдно, если я пойму, что его крик на самом деле был пустой? Ответит ли он честно, если я спрошу его сколько водки он выпил за сегодняшнее утро? Почему он хотел кого-то убить? И все–таки ведь надо как-то жить?

[Риторический]

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ:

ЗАБВЕНИЕ — ЭТО ОТОРВАТЬСЯ ОТ ЗАКОНОВ И ПОЛЕТЕТЬ С ПТИЦАМИ НА ЮГ. СУД ТАКИХ НЕ ЛЮБИТ. СУД ТАКИХ НЕ ЛЮБИТ.

P.S

Спасибо за внимание.

Но, к сожалению, этот дом вот-вот сгорит, так что пора спать и видеть, что снится гризли, чтобы на утро было, что рассказать. Доброй ночи. Или уже утро?