Под влиянием свежеопубликованной книги Люси Сачмен художник Илья Долгов задается вопросом, какие истории мы рассказываем о технологиях, из каких областей опыта они появляются и какую реальность сплетают. Наблюдение-проект публикуется в трех частях. В первой ставится под сомнение доминирующий образ технологии и обобщается её критическое определение. Во второй будет рассмотрен жизненный цикл нарратива о технологии. Поиску другого, более технологического способа рассказывать технологию посвящена третья часть.

1

Каждый день нашей жизни нуждается во взаимодействии с технологиями. Которые, в свою очередь, тоже зависимы от поддержки. А ещё они ситуативны и нарративны — в отличие от (технологий), которые определяются через автономию, универсальность и рациональность.

Почему же, имея теснейшие связи с технологиями, человеческая популяция относится к ним как к (технологиям)? — Таким вопросом заканчивалась первая часть наблюдения.

Поиск ответа на него возможен, если мы примем следующую практическую позицию: рассказывание технологий происходит не только в компактных материальных ситуациях, но и просачивается в их длинные серии. (Технология) — один из подобных больших рассказов в филогенезе технологического.

Во второй части своего исследования я попытаюсь осмыслить (технологию) как образ, рассказ, историю.

Начнем с двух примеров.

2

Вы — капиталист. Вы владеете некоторым ресурсом (финансовым, временны́м, социальным) и собираетесь его во что-то инвестировать. У вас есть два предложения:

А) Искусственный интеллект является самым перспективным направлением развития технологий. Скоро мы сможем производить автономные сущности, которые заменят людей в исполнении неисчислимого множества разнообразных задач: от распознавания лиц до принятия финансовых решений. Более того, искусственный интеллект создаст новые виды деятельности и целые индустрии, которые полностью изменят нашу реальность. Перспективы не ограничиваются рынками; однажды ваш собственный инвесторский разум будет оцифрован и переведён в новую, полубожественную жизнь.

Б) Машинное обучение является одним из перспективных направлений развития технологий. В его рамках мы пробуем создавать такие кусочки кода, которые, при должном обучении, поддержке и заботе, смогут быть весьма полезны при работе над определёнными типами задач. Машинное обучение значительно изменит некоторые индустрии и процессы.

Итак, перед нами две истории: А (технологическая) и Б технологическая. Теперь опишем их среду обитания: венчурный полигон технокапитализма. Эта среда важна, потому что в настоящее время именно через неё приходят новые технологии, обрастая в процессе взросления очень прилипчивыми биографиями.

Венчурный цикл состоит из стадий посева и отбора. На этапе посева возникают тысячи технологических стартапов, для которых создаются по-настоящему тепличные, бесконкурентные условия. После предсказуемой экспертизы получить инвестиции очень легко.

Во время отсева неограниченные ресурсы исчезают, и начинается даже не конкуренция, а настоящий мор, после которого выживают легендарные единицы компаний/технологий. Эти единицы покидают венчурную зону и через поглощение включаются в высокоуровневые долгосрочные технокапиталистические циклы. Начинается новый венчурный цикл.

Какой сюжет нужен для успешного посева?

1) Этот сюжет должен быть глобальным.

2) Он должен обещать радикальный взрыв, а не поступательное движение.

3) Он должен объединять через мечты и язык.

Эти три необходимые характеристики вытекают из особенностей именно венчурного инвестирования — рискованного прыжка в будущую высокую прибыль.

И, очевидно, А-история о (технологии) гораздо лучше сможет исполнить эти условия и претендовать на роль «витринного» сюжета венчурного цикла. Б-история слишком разумна. Венчуру нужно чудо.

В актуальном цикле витринным сюжетом является искусственный интеллект и большие данные. На предыдущем это был блокчейн. Ещё раньше умные гаджеты и интернет вещей. Ещё раньше веб 2.0. Ещё раньше доткомы. Циклы могут быть параллельными: например, у биотека мы найдём свой венчурный сериал.

В рамках данного размышления не важно, сбываются обещания венчура или нет (сбываются, но вечно как-то не так). Важно, что А-история, рассказ о (технологии) востребован этим полигоном, а технологичная Б-история — нет.

3

Перейдём ко второму примеру. В интервью для издания Surface Айви Росс, вице-президент Гугла по дизайну устройств и UX, рассказывает о своём профессиональном пути и некоторых особенно важных для неё продуктах.

Она говорит о том, какие усилия потратила на привнесение в планетарную корпорацию расширенное понимание технологичного. О библиотеке тактильных ощущений и цветовых оттенков, о запахах, об эмоциональном и телесном взаимодействии, об искусстве и интуиции и многих других вещах, важность которых в разговоре о машинах не была очевидна ещё пару десятилетий назад (по крайней мере, для корпораций). Айви Росс делится историей о внетелесном экстатическом опыте вселенной-как-океана-любви, инициировавшем её интерес к нейроэстетике. (Должен признать, мне по душе такая вице-президент).

Переходя к одному из примеров своего профессионального стиля — гаджету Google Mini Home — Росс говорит, что ей очень близок один из пользовательских отзывов на этот продукт: он похож на природный объект, камень, взятый из речного течения — а не артефакт, кем-то разработанный, сделанный, проданный (и поддерживаемый).

Возможно, в этой метафоре артефакта как природного создания мы приближаемся к образу (технологии) с другого конца. Ведь и природный объект независим — по крайней мере, от людей , универсален — камень везде камень — и рационален, т. е. связан с безусловной реальностью.

Я не хочу подвергать позицию вице-президента Айви Росс довольно предсказуемой критике. Меня гораздо больше интересует, почему она хочет думать о машине, в разработке которой участвовала самым прямым образом, как о природоподобной (технологии)?

Ведь судя по другим её словам, она близко и широко знакома с зависимостью, ситуативностью и нарративностью технологического — и с точки зрения внутрикорпоративного развития и поддержки, и с точки зрения жизненного цикла продукта во внешнем мире.

Почему в какой-то момент она выбирает рассказ, который всё это скрывает? Вернее, для чего ей нужны одновременно два рассказа, и технологический, и (технологический). Не мудрее было бы от второго, как нереалистичного, отказаться вовсе?

4

Почему (технология)-рассказ так привлекательна и сильна?

Рассмотрим её обещания, отталкиваясь от трёх уже хорошо знакомых свойств.

**Автономность —> присутствие другого**

(Технология) обещает нам, людям, что кроме нас существует что-то ещё. Что-то как минимум настолько же самостоятельное и динамичное, а в перспективе — и что-то более могущественное. Благодаря некоторым особенностям западной культуры для неё присутствие другого крайне важно. Обещание (технологии) соблазнительно вдвойне: оно фактично, а не спекулятивно. Машины, в отличие от божеств, уже здесь и им всё равно, что мы думаем об их существовании. Теперь мы не одиноки — и (технологии)-образу достаёт хитрой тактичности не спрашивать, с чего мы вообще однажды решили, что одиноки.

Явление другого в истории о (технологии) особенно выражено мотивирует утопические и спекулятивные проекты разной степени радикальности.

**Универсальность —> ключевой взлом**

Если (технология) универсальна, то у неё нет пределов применения. Благодаря этому мы можем мечтать о (технологии)-взломе. Такая (технология) претендует на роль оружия и ключа для украденного и испорченного мира. Блокчейн вернёт нам присвоенные капиталистами прямые отношения, а бактерии переработают весь наш пластик. Надо только сосредоточиться на том, что действительно важно: ключевой (технологии).

Венчурный полигон — а также противостоящие ему хактивистские сообщества — глубоко рассчитывают на (технологию)-ключ.

**Рациональность —> неотвратимость**

Сложно нести ежедневную самопровозглашённую ответственность за непредсказуемые и своевольные ситуации, среды и судьбы. Рациональность (технологии) заявляет, что есть в мире силы, которые копают глубоко, неотвратимо и правдиво. Вера в это поддерживает и вдохновляет. Пример: развитие производственных сил неизбежно влечёт за собой социальный прогресс, распространение интернета — демократизацию, цифровизация — рост экономики и так далее.

Неотвратимость (технологического) весьма помогает убеждать в безальтернативности собственной позиции и стратегии.

~

Несложно заметить, что привлекательные следствия рассказа о (технологии) не очень-то специфичны. С подобного рода обещаниями мы сталкиваемся в других сферах — от активизма до религиозной жизни — без всякой очевидной опоры на технологическое содержание. Проследить родство и происхождение этих близких историй я сейчас не смогу ввиду ограниченности своего наблюдения и компетенции.

Вместо этого, я поставлю под сомнение собственную интенцию: может быть, в (технологии) нет ничего особенно плохого? Допустим, это нереалистичный рассказ, но мало ли таких? Зато он мотивирует и пробуждает воображение. Может быть, то, что жизнь земных технологий наряжена в яркую (технологию)-образ — вполне приемлемо и по-своему необходимо?

5

На примерах функционирования (технологии)-образа в большой истории венчурного рынка и в личной профессиональной истории Айви Росс мы можем видеть, что у него есть сильные стороны.

Капиталу (и далеко не только ему) этот образ помогает проводить экономическую мобилизацию в самом широком смысле — как мобилизацию финансов, воображений, вовлечённостей. Вице-президенту Гугл образ-(технологии) позволяет выразить какое-то особенное чувство по отношению к артефакту, в разработке которого она участвовала.

Несмотря на это, я берусь утверждать, что (технология) не только нереалистична в исполнении, но и деструктивна в рассказывании.

Чтобы заострить разрушительные последствия (технологии)-рассказа, попробуем указать, какие операции и условия необходимы для поддержания этого рассказа, и какие утопические горизонты он нашёптывает тем, кто эти операция и условия обеспечивает.

Представление об автономности (технологии) требует сокрытия и исключения грандиозной поддерживающей среды, которая, на мой взгляд, во многом и является технологией как таковой. Одно дело, когда влиятельная женщина сама отходит в сторону, чтобы вывести на первый план любимый техноартефакт. Другое дело, когда тысячи людей, сетей и машин с их сложным и важным трудом должны быть принудительно спрятаны, чтобы не затемнять чистую автономность (технологии). И какая, снова же, огромная работа должна быть затрачена для поддержания этой чистоты!

Чувство присутствия эмерджентного другого, которое даёт нам (технология), парадоксально основано на грандиозном исключении присутствия других, причём других, в большинстве случаев, уязвимых и неосвободившихся — здесь мы повторяем до сих пор не выученное толком открытие феминистской критики технологий.

Это дефолтное исключение, жизненно необходимое для функционирования рассказа-(технологии), не только поддерживает и делает возможной несправедливую конструкцию всей индустрии. Оно создаёт несбалансированную смысловую среду, в которой внимательное, разумное и радостное технологическое развитие становится сложным. Два примера для раскрытия последнего утверждения:

Технологичный метрополитен. Это давно устоявшаяся, зрелая вещь, которой не нужно ничего скрывать. Опыт взаимодействия с метро переполнен деталями, схемами, ощущениями, пониманиями, которые подсказывают: это очень сложная и одновременно хрупкая система. Её жизнь зависит от усилий множества сердец: машинных, социальных, человеческих, геологических и т. д. Участие всех этих сторон должно быть видимым, уважаемым, самостоятельным и осознанным — иначе они начнут грустить, уставать и совершать ужасные ошибки. Если мы задумаемся над появлением ещё одной, настолько же сложной системы, мы будем заранее понимать и важность поддерживающего её техноулья, и ценность множества её зависимостей.

= Чувство технологичности помогает создавать насыщенный, сложный и ответственный мир.

(Технологичный) hyperloop. Почти фантастический образ, который рассказывает о беспроблемном, бесшовном, чистом перемещении из А в Б. За этой автономной (технологией) как будто не стоит никого и ничего, кроме гениального Марсократа и вдохновляющих его технобожеств-из-будущего. Ни ежедневной поддержки, ни обеспечивающих ресурсов, ни изобильных непредсказуемых ситуативностей. Строго говоря, этому образу не нужны и мы, его аудитория — разве что в качестве лояльного фона.

= Чувство (технологичности) ведёт к волюнтаристскому, скудному, несбалансированно-умирающему миру техносуверенов (не обязательно людей).

На мой взгляд, (технология)-рассказ требует слишком высокую цену за реализацию своего очарования.

И ещё один крошечный мыслительный экспериментик. Каким должен быть мир, чтобы исполнились обещания, которые дают нам универсальность (— ключ) и рациональность (— неотвратимость)?

Замкнутым, гомогенным, неизменным.

Такой мир просто не совпадает с моими желаниями. Я ценю разнообразные, своенравные, становящиеся существования.

Харизма (технологии) стоит слишком дорого и обременена злом.

6

Кажется, выбор прост. Нужно продолжать разоблачать образ-(технологию). Эта работа уже довольно долго и более чем последовательно ведётся как активистскими сообществами, так и внутри академии.

Но я хочу добавить в это сплетение ещё два чувства.

Первое — чувство гораздо большей опасности.

Становления человеческого и машинного неразделимы. Мы, люди, ежесекундно учимся у машин — и ежесекундно воспитываем их. Мы постоянно соотносим себя с ними, исследуем общие границы, сращиваем свои телесности с машинными сборками. Наше с машинами соразвитие настолько мутуалистично, что бессмысленно задавать вопрос о первоисточнике.

Эта мутуалистичность может усиливать отдельные процессы взрывным образом. Рассказывая (технологию), мы рассказываем (мышление) — автономное, универсальное и рациональное. Рассказывая (мышление), мы рассказываем автономную, универсальную, рациональную (технологию). Эти рассказы близки и родственны, но не настолько, чтобы угаснуть вместе: тонкая военная хитрость.

Если (технология) в кризисе, на помощь приходит (мышление) — и наоборот. Например, сейчас мы наблюдаем, как рассказ о сильном, очень сильном ИИ регенерирует ослабевшую историю о человеческом (мышлении).

Взаимоусиление (технологии) и (мышления) усугубляет и жестокие требования, и сопутствующий вред их функционирования.

Я хочу сказать: мы недооцениваем разрушительный талант этого живучего дуэта.

Второе чувство.

Машины — чудесны.

(Технология) использует его в качестве источника питания для раскрашивания и уплотнения своих обещаний и пророчеств. Без него всю харизму (технологии)-рассказа можно было бы разделить на десять.

И именно это чувство должно побуждать нас отказываться от компромиссов с (технологией). Её образ должен быть ослаблен не только ради человеческой популяции и планеты, но и ради машин, их широкой и самостоятельной жизни.

Признание этого чувства подсказывает, что одной только критики (технологий) в пользу реальности технологического недостаточно.

Мы должны стать технологичнее технологического.

И для этого пригодится новый рассказ, способный извлечь из (технологии) нашу любовь к машинам.

// публикация продолжится третьей частью

Подписывайтесь на канал

~ the Essex Succulent Review ~

растения, книги, искусство, соединительная ткань.