Сейчас говорят о зависимых, со-зависимых и даже «взаимо-зависимых» отношения, говорят много и разное. Этот текст не столько о терминологической путанице, сколько о ее влиянии на представления о «здоровых» отношениях. Текст не претендует на тщательное исследование, написан преимущественно лимбической (гештальтистской) частью мозга автора, и передает его эмоциональные впечатления от первоисточников и сетевых интерпретаций.

Вероятно, первой о «болезненно зависимых» отношениях заговорила Хорни — это отношения между невротиком — «смиренной личностью» и его партнером. Особенно удачно болезненная зависимость формируется в случае, если партнер относится к нарциссическому или высокомерно-мстительному типу. Вместе они создают мощный тандем, удовлетворяя невротические потребности друг друга.

«Со-зависимость» появилась позже. Изначально о ней говорили применительно к особой роли членов семьи химически зависимого — алкоголика. Эта роль получила название enabler — тот, кто берет на себя ответственность за судьбу алкоголика и тем самым способствует комфортному продолжению и усилению алкогольной зависимости. Таких членов семьи, как и отношения в ней, назвали со-зависимыми.

Со временем сформулировали красивое предположение: подобные отношения возможны не только в случае химической зависимости, но и в ситуации, когда один из пары страдает невротической потребностью в любви. Если партнер соглашается удовлетворять эту потребность, он также способствует развитию невротического сценария, как и enabler — алкоголизму.

Это предположение вдохновило на развитие и расширение идеи со-зависимости. Появилась оценочность: “cлишком сильная любовь”, «чрезмерная зависимость от партнера». Стали говорить о зависимости от любви, адиктивной любви, чрезмерной сосредоточенности на другом _вне контекста невротической зависимости_, как о том, что следует лечить. Чем, по сути, патологизировали любовь и заботу. И это вполне соответствовало духу поклонения автономности нарциссического общества 70-х (вспомните гештальт-молитву) .

Со-зависимость оказалась таким удобным контейнером, что в него стали класть многое, что благополучно могло бы оставаться на своей полке. Для определения здоровых отношений стали использовать термин «взаимо-зависимые», предполагающие некий баланс, что усугубило путаницу.

Перекосом интерпретациях (со-)зависимых отношений мне кажется патологизация любого проявления потребности в принадлежности. Отношения, в которых «потребности и боль партнера признаются более важными, чем собственные» (Спаньоло Лобб), легко маркируются как зависимые.

Нужность и необходимость другого противопоставляется важности. Приходим к парадоксальному и неуклюжему: важен, но не нужен. Фромм видел это иначе и тоньше: «Незрелая любовь говорит: “Я люблю тебя, потому что ты мне нужен”, а зрелая: «Ты мне нужен, потому что я люблю тебя».

Говорить о зависимых отношениях вне контекста невротической зависимости сложно, не впадая в оценочность. Пока мы четко (и навсегда?) не определили, какая мера любви является здоровой, в какой момент важность переходит в необходимость, сколько именно заботы и преданности следует давать и брать, где баланс стремления к самореализации и к принадлежности, оценочность неизбежна.

Говоря о со-зависимых отношениях стоит помнить об алкогольном происхождении понятия и условности его применения к нехимической зависимости между партнерами. При всей схожести, как это не печально, человек — не коньяк.

Мы социальны, зависимы от партнера, это здоровое без кавычек качество. В самых сбалансированных отношениях один обладает несколько большей автономностью (более «здоров»?), второй более ориентирован на другого («невротичен»?). Абсолютный баланс не достижим и едва ли к нему стоит стремиться. Близость — сильнейшая, отчаянная потребность, безуспешная попытка преодолеть экзистенциальную изоляцию. Потому другой — не только важен, но и нужен и необходим.

Безотносительно невротической или естественной социальной зависимости, отношения ведут либо к разрушению, либо к росту. Невротические черты в некоторой мере присутствуют у всех (исключая тех, кто считает иначе), но есть опция соприкасаться со здоровой частью партнера, не принимая роль со-зависимого. В этом случае возможен рост.

В завершение. Почему тема зависимых отношений так привлекательна и востребована? Почему диагностические опросники из 10 пунктов так легко принимаются на веру? Возможно, ответом является страх близости? Джованни Салониа считает, что критерий зрелости сейчас — способность к «самовыражению в отношениях“, а вызов — «необходимость и невозможность принадлежности”. Возможно мы еще не переросли нарциссическую фазу, и наш приоритет — «бессмысленная и беспощадная автономность» (Гордон Уилер)? Или, возможно, настоящей проблемой является не опасность зависимости, а неспособность встретиться, увидеть другого?

Игорь Забута, психотерапевт
izabuta.com