Donate
Notes

Погибло ли человечество? Разговор об одной книге

Igor Sablin20/12/21 22:571.8K🔥

Говоря о книге В. Арсланова «Погибло ли искусство?» (Арсланов В.Г. Погибло ли искусство? От Солженицына к Серебренникову: феноменология современного духа. Спб.: «Владимир Даль». 2020. 631) , прежде всего нужно отметить, что произведение это в сущности своей скандальное. И в то же время фактически никакого скандала оно не вызвало. Книжку покупают, мирно читают и….ничего. Ни гнева, ни, наоборот, восторга, ни широкой полемики. Мертвая тишина. Налицо противоречие сущности и явления. Поэтому данная рецензия должна не только раскрыть содержание книги и дать ей какую-то оценку, но и показать причину этого странного противоречия.

В чем собственно скандал? Начнем издалека. Название книги не то чтобы обманчиво, но заглавный вопрос таит в себе другой, более важный и жутковатый вопрос: «Погибло ли человечество?». Конечно, речь идет не о фактической гибели с сегодня на завтра, а о том, есть ли у человечества шанс выйти из всех тех глобальных тупиков, в которые оно зашло?

Ведь может статься, что и нет. Может быть, человечество подобно курице с отрубленной головой все еще бегает, суетится, но дело сделано и осталось только дождаться, когда механический ход событий довершит начатое.

Однако предпосылка скандала не в вопросе, ведь вопрос этот звучит не первый раз, а в ответе, точнее в упорном доказывании, что шанс, вопреки всей той видимости, которая сложилась на сегодняшний день, у человечества все же есть. Почему же скандал, спросит читатель? А потому же, почему главный герой возмущен поведением Аси, из одноименной повести Тургенева, когда Ася открыто признается ему в своих чувствах. Русский человек на рандеву ведет себя точно так же, как и сто с лишним лет назад. Вспомним, как описывал поведение «людей на рандеву» сам Чернышевский: «“Вы хотите того-то и того-то; мы очень рады; начинайте же действовать, а мы вас поддержим», — при такой реплике одна половина храбрейших героев падает в обморок, другие начинают очень грубо упрекать вас за то, что вы поставили их в неловкое положение, начинают говорить, что они не ожидали от вас таких предложений, что они совершенно теряют голову, не могут ничего сообразить, потому что «как же можно так скоро», и «притом же они — честные люди», и не только честные, но очень смирные и не хотят подвергать вас неприятностям, и что вообще разве можно в самом деле хлопотать обо всем, о чем говорится от нечего делать, и что лучше всего — ни за что не приниматься, потому что все соединено с хлопотами и неудобствами, и хорошего ничего пока не может быть, потому что, как уже сказано, они «никак не ждали и не ожидали” и проч». (Чернышевский Н.Г Русский человек на rendez-vous.)

Что бы сказал нынешний русский человек на рандеву с книгой « Погибло ли искусство?» Вполне может быть, примерно следующее: « Простите, но это просто хулиганство, в приличном обществе таких вещей не пишут. Возьмите позднего Хайдеггера, хоть и сомнительный человек был, но таких гадостей не заявлял. Да, вполне признавал, что мир постигла тихая катастрофа, это уже нам давно известно, и если бы Вы, господин Арсланов, написали бы примерно в том же духе, то мы бы сочувственно кивнули головой, а потом пошли пить чай. Надо бы Вам поучиться у Хайдеггера. Хоть и нагнал он жути, но ведь сказал же, что если выход и есть, то серьезно подумать об этом можно лет эдак через двести. Вот это человек! Все правильно понимал и никого не смущал своими глупыми и неуместными размышлениями о том, что выход есть уже сегодня. И хуже всего, выход этот едва-едва наметился, так что, как и в интеллектуальном, так и чисто практическом смысле, реальность этого выхода — зависит от нас же. Виктор Григорьевич, Вы понимаете, какую ответственность Вы кладете на наши хрупкие плечи? Это же, право, неловко! Хоть бы лет пятьдесят отсрочки дали…».

Даже если нынешний «русский человек на рандеву» не поклонник Хайдеггера, а например, очень левый, очень радикальный товарищ, который готов действовать прямо сегодня — то возмущен он будет не меньше своего правого «брата — близнеца». Уже Салтыков –Щедрин , о котором в книге Арсланова много говорится, понимал, что очень часто самый рьяный активизм — это «способ годить». То, что большинство современных левых «годят», только деятельно, активно, читатель может понять, просто посмотрев на ту почти всегда иррациональную, бесполезную деятельность, а лучше сказать суету, которую организуют современные левые. К сожалению, здесь нет возможности разобрать все виды и оттенки этой суеты. Но важно отметить одно: большая часть левых глубинно совпадает с правыми. Для них мир столь же безумен, катастрофичен, как и для поклонников Хайдеггера. Только в отличие от последних, левые своими действиями, подобно Кафке, кидают свой абсурд в лицо абсурдному миру. И опять же, в абсурдном мире, само — собой нет никакой настоящей ответственности, только разговоры о ней, большей или меньшей степени туманности.

Уточним, что речь не идет о какой-то глобальной, всеобъемлющей ответственности одного за все человечество. О такой ответственности, в духе Сартра, который тоже претендовал быть левым, неплохо сказал Д.Лукач — « При виде окончательно убежденного, беспощадного, доходящего до самоубийства чувства ответственности легче всего с фривольным цинизмом совершать одно злодеяние за другим… Подобно тому как от возвышенного до смешного всего один шаг, всего один шаг от такого рода моральной возвышенности до фривольности, до цинизма»(Лукач Д. Экзистенциализм) . В общем, такая ответственность тождественна безответственности. Во времена Лукача такие тождества приобретали зачастую страшный характер. Сегодня подобные вещи приобретают скорее комичный оттенок, как и само положение левых, но от простого цирка до кровавого не так далеко. В абсурдном мире ты ответствен за все, и ни за что не ответственен. В своем воображении ты можешь быть чуть ли не мессией и в тоже время, раз уж твоя ответственность столь глобальна, ты можешь, например, не удосуживаться серьезным изучением материала, который собрался «проповедовать» в каком-нибудь кружке. Серьезное изучение — это для «буржуазных профессоров». Все это автор данной рецензии не выдумал, это собирательный образ многих сегодняшних левых, которых ему довелось встретить. Замечу, что это лишь один, сравнительно безобидный пример тождества тотальной ответственности и безответности, бывают тождества и похуже.

Поэтому книга Арсланова неудобна, неприлична для правых и левых «людей на рандеву».

Книга, которая признает наличие абсурда в мире, но в то же время доказывает и показывает, что абсурд этот не бесконечен, что есть сложное сочетание разума и неразумия, что разум может победить лишь при помощи человека и его разумного действия — просто несносная книжонка в глазах «людей на рандеву».

К сожалению, таких людей может быть много. И книга, которая призвана разбудить мысль, может разбудить лишь мигрень. Поэтому такие люди не хотят полемики, разбирательства, а хотят, наверное, приложить холодный или горячий (в зависимости от темперамента) компресс на голову и поскорей забыть о прочитанном.

Но на этом скандал не кончается, а только начинается. В книге анализируется творчество К. Серебреникова и в частности фильм «Изображая жертву». Один из героев фильма — некий Закиров , возможно, торговец на рынке (о его профессии точно не известно), занимает в книге В. Арасланова если не центральное , то одно из главных мест.

А кто такой Закиров? «Он — обыкновенный идиот и урод, не только нравственный, но и физический». Но в тоже время он «самодостаточен, он не призрак, не знак, не аллегория, он ни с кем не полемизирует, причем не потому что глуп, а потому что действительно не нуждается в услугах ставящего проблемы искусствоведа или философа. Ему, конечно, необходим священнослужитель или еще какой-нибудь служитель духовного ведомства, но и без них он знает главное». А что главное? Главное — что есть только он, Закиров, и его ощущения. Хорошие ощущения — надо длить, плохие — устранить. Поэтому такого человека не может интересовать вопрос «Погибло ли человечество?» Существование чего-то кроме него и его ощущений — недоказанная гипотеза, а он — жив, здоров, доволен собой, он факт — убийственный в своей неопровержимости. А все вопросы о человечестве, мире, истине — болтовня философов, иногда забавная, иногда не очень, в зависимости от того, насколько такая болтовня потворствует мировоззрению Закирова.

И это скандально, спросит читатель? Конечно, нет. Арсланов точно и метко, весьма заостренно обрисовывает феномен Закирова , но если бы он этим ограничился — все это было бы простительно и даже похвально. В конце концов Хайдеггер мрачно писал о господстве Das Man, Адорно и Хоркхаймер сокрушались по поводу победы массовой культуры и авторитарной личности , в общем, кто только не ронял скупую слезу из–за победы чего-то схожего с Закировым в прошлом и…ничего. Все это уже стало банальностью. И можно было бы сказать: «Спасибо, Виктор Григорьевич, за то, что разогрели подостывшее блюдо и добавили туда перца, для нашего пищеварения это очень полезно». Но, увы, на горе некоторым потенциальным читателям, Арсланов опять, можно сказать, хулиганит. Он продолжает свои размышления в столь необычном для современного интеллектуала духе, что у последнего с пищеварением может выйти какой-то неприятный конфуз.

Представим себе, что книгу «Погибло ли искусство?» читает Юлия Латынина. Она, конечно, далеко не Хайдеггер, но диковатый стиль ее мышления и огромная машина либеральной пропаганды, частью которой она является и которая в свою очередь вытолкнула ее наверх , делает ее подходящим образом для нашего воображаемого сеанса чтения. Тем более, она, можно сказать, реальный гротеск, реального типа мышления значительной части нашей либеральной публики. Итак, Юлия Леонидовна читает книгу, многого она не понимает, но, читая о Закирове, воскликнет: «Да! Это то, что и я говорю! Эти “анчоусы” совсем обнаглели, проникли вкаждую щель, и пытаются нам что-то диктовать!» Но на этом ее торжество закончится. Ведь дальше в книге показывается, что она и ей подобные ничем не лучше, а в некотором смысле даже хуже и ниже этого «анчоуса». Во-первых, стиль ее мышления отличается от закировского лишь меньшей прямотой и наличием некоторого интеллектуального флёра, но, в сущности — стиль один и тот же. Во-вторых, что для нее самое оскорбительное, Латынина вторична по отношению к Закирову. Арсланов показывает, что Закиров — основа современной экономики, без него современный капитализм рухнет, а такие как Латынина — даже не просто его идеологи, а скорее похожи на его шутов. Не случайно в книге вспоминается случай, когда бывший премьер Великобритании Тереза Мэй несуразно танцует перед своими избирателями. Танец, естественно, предназначен Закирову, ведь нормальный человек испытает стыд за такую танцовщицу, а Закирову — развлечение.

Все Латынины и Терезы Мэй мира танцуют свои шутовские танцы перед господином Закировым, каждый на свой манер, каждый как умеет. И если танец Закирову не понравится, то танцовщица или танцор будут вытолканы со сцены и преданы забвению. Чтобы не быть изгоем, нужно понимать запросы Закирова, соответствовать им, все больше и больше пропитываться «закировщиной».

Поэтому книга скандальна — ведь она не просто оскорбляет, а методично доказывает, что значительная часть духовной , интеллектуальной и другой элиты — шуты Закирова. Поэтому она и не вызвала реального скандала. Слишком горячая тема, чтобы ее открыто обсуждать, стратегия замалчивания — наиболее безопасна. Ленину до сих пор не могут простить того, что профессоров философии он назвал дипломированными лакеями поповщины. Тем более нынешняя духовная элита не простит, если ей скажут, что она, по сути, дипломированный лакей закировщины.

Отношения Закирова с его духовной прислугой — карикатура, которую нарисовала сама жизнь, можно сказать, объективная ирония по поводу высказывания Бэкона, гласящего: чтобы господствовать над природой, надо уметь ей подчиняться. Если природа — бесконечная творческая сила, частью которой является и сам человек — то подчинение такой силе, в принципе, должно иметь разумные и эстетически приемлемые формы. Но Закиров не природа, Закиров — урод и сила во многом разрушительная, поэтому и подчинение ему принимает столь уродливые формы, и господство над ним столь же уродливо. В книге вся эта проблематика развивается более подробно, и читатель, которого вирус закировщины не охватил полностью, может с интересом об этом прочесть. И это не оговорка, если верить книге Арсланова, то, так или иначе, все мы подвержены в той или иной степени этой заразе. Нельзя жить в обществе и быть свободным от него, как говорил Ленин. Однако это не значит, что всем стоит посыпать голову пеплом и отдаться полностью во власть Закирова. Такого книга не предлагает. Честное признание того, что в каждом из нас в той или иной пропорции есть дух Закирова, это повод к тому, чтобы взять данный феномен под контроль, а в идеале изжить его, если не полностью, то до такой степени, чтобы его проявления не наносили ощутимый вред.

Если бы история Закирова на этом кончилась, то мы бы вернулись к исходному пункту — мир абсурден, раз в нем господствует Закиров, и альтернативы ему нет и не будет. Порочный круг так и остался бы порочным кругом и читатель, в зависимости от степени инфицированности Закировым, вздохнул либо с горечью, либо с облегчением. Но автор книги берется доказать самое важное и самое сложное — власть Закирова и его порождений не абсолютна, ей есть, пусть пока и слабо мерцающая, но все же альтернатива. Мимоходом заметим, что пусть и незначительным, но все же минусом книги является ее объем и сложно разветвленная система аргументации. Но этот недостаток необходим, так как автор берется доказать парадоксальные вещи. «От таких парадоксов наша голова может взорваться, но они — реальность, в которой мы живем»6 — что делать, если реальность бывает парадоксальнее самых изощренных выдумок человечного ума? Приходится распутывать этот «Гордиев узел» очень тщательно, простое разрубание — в данном случае неподходящее решение. Распутывание это сложное, даже утомительное, но что делать, если сама действительность так запуталась? Более того, такому распутыванию мешает то, что Гегель называл «упрямством рассудка». Белое есть белое, черное есть черное — эта истина рассудка, и он имеет право упрямиться, если ему доказывают обратное, иначе он станет жертвой самой дешевой софистики. Но что делать, если белое и черное и правда поменялись местами, если сама реальность показывает какие-то невероятные «фокусы»? Чтобы пройти через Сциллу глупого отрицания таких явлений и Харибду отказа от рассудка вообще, необходимо определить точку, в которой эти понятия поменялись, точно определить место этой аномалии.

Одна из таких аномалий детально разбирается в разделе об Иване Денисовиче, герое рассказа Солженицына. Знакомый с современной философией читатель знает об «идеальной речевой ситуации» Хабермаса. И вот, что-то похожее, но более реальное, возникает не где-нибудь, а сталинском лагере! Первой реакцией на такое утверждение может быть мысль о том, что автор книги либо сошел с ума, либо издевается.

Но предостерегу читателя от поспешных выводов. Читая эту главу, надо набраться терпения и внимательно следить за происходящим. Необходимо унять на время рассудок и предрассудки, чтобы увидеть нечто и правда невообразимое. Но это не призыв лишаться рассудка и, разумеется, не агитация за концлагеря, предостережение от автора книги по этому поводу тоже есть.

Обрисуем лишь вкратце, как стал возможен столь удивительный и одновременно жуткий парадокс. Сталинские лагеря несомненное зло, никакой идеальной речевой ситуации, а лучше сказать, ситуации свободной деятельности в нём быть, в общем-то, не может. Но Арсланов обращает внимание на сцену кладки стены, описанной Солженицыным. Заключенные, труд которых подневолен, вдруг увлекаются этим самым трудом настолько, что рискуют испытать на себе гнев надсмотрщиков за опоздание к построению. Бригадиру Тюрину приходится их спасать, рискуя собой. А во время процесса труда бригадир забывает о субординации, подчиняясь ниже стоящим в лагерной иерархии. Как такое возможно?

Рабский труд не эффективен — это утверждение, которое разделял и Маркс — неоспоримо. Но также известно утверждение Маркса о том, что труд — главная отличительная черта человека, труд — свободная игра человеческих способностей. И вот в данной ситуации эти тезисы сплелись неожиданным образом. Лагерный труд — рабский труд, но странным образом он свободен, пусть лишь негативно, от корыстного расчета, от материальной или какой-либо другой заинтересованности. Далеко не всегда, но иногда такая странная свобода может позволить проявится тому, что Маркс назвал свободной игрой человеческих сил. Что собственно и произошло в сцене кладки стены. Советский марксист М. Лифшиц, говоря о повести Солженицына, замечал, что не все лагеря были такими, и описанный день Ивана Денисовича далеко не самый худший. То есть для проявления свободной игры человеческих сил в таких нечеловеческих условиях нужна особая, редкая ситуация, которую и описал Солженицын в своем знаменитом рассказе.

Можно сказать, что сцена, которую мы здесь привели, лишь яркая вспышка света посреди кромешной тьмы. Она кратковременна, а тьма осталась, сталинские лагеря, как были ужасом, так и остались. Конечно, лучше бы тьмы было меньше, а света больше, конечно, лучше бы сталинских лагерей не было, и свет распространялся в более подходящих местах. Но, тем не менее, так случилось, и закрывать глаза на столь дорого купленный проблеск света — преступление. Эта удивительная вспышка осветила, и дала увидеть то, что раньше видно не было. Что именно — пусть читатель узнает из самой книги.

Такие вспышки на протяжении всей книги и показывает В. Арсланов, показывает места, где может зародиться истина. Сама его книга — попытка создать такое место, пусть только в интеллектуальном смысле, где может состояться свободный диалог людей, которые не поглощены закировщиной .

Поэтому книгу можно рекомендовать всем читателям, у которых инфицированность вирусом Закирова минимальна и есть серьезное желание задуматься над теми сложнейшими проблемами, что поставила жизнь перед сегодняшним человеком


Author

Лидия Панкратова
Питер Уоттс
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About