Отдам я церкви сына.

Причины есть.

Лопе де Вега

Привет, читатель мой желанный,

Тебя задумал я развлечь,

И записал Erzahlung странный,

В котором уличная речь

Живёт бок о бок с важным словом

И дружит с рифмою неновой.

Мой стиль тебе не надоест.

Ты message за один присест

Прочти, уважь труды-старанья,

Другого нет во мне желанья …

Всё, хватит языком трепать –

Настало время для рассказа.

Матвеем персонажа звать.

О снах героя моего

Тебе открою кой-чего.

Dream I

Окончил университет

Он в двадцать три неполных года.

Тусовщик, модник и эстет

Матвей с учебного порога

Себя уж в рясе представлял

И клял безумного папашу,

Свою стезю и церковь нашу:

Он быть монахом не желал.

Его отец, как постучал

К нему полтинник поседелый,

Супруге бизнес завещал,

Изгнал любовниц за пределы

Смиренной доли пожилой

И окрестился …

«Боже мой!» — воскликнул мир стозевым ахом.

«А сына сделаю монахом, —

Изрёк бунтующий старик, –

Отмолит пусть грехи мои».

Вот так, примерно, и попал

Или попался, скажем лучше,

Наш обаятельный нахал,

Наш современник невезучий.

Июньский вечер. Выпускной.

Диплом, обрызнутый Mojito,

Помады роспись, взгляд чумной

Везёт домой Матвей сердитый.

Дом спит. Тем лучше для него.

«Коньяк стоит — я помню — справа.

А вот сигары. Волшебство!

Эх, погулять бы всей оравой».

На кухне свет не погашён;

Окурок, еле затушён,

На донце пепельницы тлеет;

За окнами восток алеет,

Но спит наш будущий монах,

«Camus», как друга, приобняв.

И снится пьяный бред Матвею.

Пред ним какая-то аллея

Из старых большекроных лип

Упёрлась в церковь…

Той на вид столетья два

(иль где-то рядом).

Матвей любуется фасадом:

Колонн величьем столбовым,

Искусством фресок и живым,

И гармоничным сочетаньем

Ступеней, портиков, ворот…

Вот замер он. Вот он идёт

На дивный храм, на образ светлый,

Но, что за чёрт…!

Уж сотню метров Матвей оставил за собой,

А храм не ближе. Как чужой

Стоит на прежнем отдаленьи

И зрит с ухмылкой на стремленье

Заветных стен его достичь.

Матвей бежит — всё та же дичь.

Тут гнев и пот прошиб героя,

Работу мышц усилив втрое,

Он, словно ястреб молодой,

Вперёд бросается.

 — Постой, — донёсся глас из поднебесья,-

Ты не дойдёшь сейчас, хоть тресни.

Ты слишком дерзкий и пустой!

Остынь, Матвей …

 — Вставай, сын мой, — отец над ухом произносит.

Матвей очнулся, соку просит.

Его, как водится, корят,

Но просьбе всё ж благоволят.

Dream II

Остаток лета Матвей проводит в развлечениях и путешествиях. Он летит в Египет, где

активно загорает и знакомится с красивой арабкой Азиль, которая немного знает русский

язык. Между ними завязывается виртуальная переписка. Сначала они влюбляются в переписку,

а затем и друг в друга. Азиль зовёт Матвея вновь посетить страну солнечного Ра, коварной Сфинкс и мудрой Клеопатры.

Молодого человека разрывают сомнения. Приближается осень. Отец подыскивает Матвею место

в монастыре S. Матвей скрипит зубами, но вынужденно соглашается. Той же ночью он

встречается с Азиль в чате.

Matvey: Беда, малышка. Жизнь — отстой.

Представь, сегодня padre мой

Исполнил мерзкий приговор.

Asil : Монахом будешь?

M: Да, придётся.

А то наследства не видать.

Я сам хочу всем управлять,

Когда он в землю уберётся.

A: О, как ты дерзок, как ты смел!

M: Азиль, не вечен мой удел;

Свободу я себе добуду,

Чего б он там ни захотел…

A: Я за тебя молиться буду

И буду ждать.

Азиль и вечность не страшит.

Она сестра моя… В пустыне

Я родилась средь пирамид,

И вечность реяла над ними.

___________

Как падки мы на расстояньи

До нежных слов и вечных клятв.

Как быстры мы на обещанья,

Когда в нас страсти говорят.

Мы по всемирной паутине

Распространяем лишь обман;

Под именами несвоими

Друзей заводим, балаган

Случайных ветреных знакомых

Куда-то тащим за собой…

Да так не думал мой герой.

Всю ночь с красавицей Азиль

Болтает в чате. К утру ближе

Его находит поздний сон,

И прямо в кресле грезит он…

Он видит царские врата

Теперь закрытые до срока;

Весь храм объемлет темнота,

И только скорбный вид Пророка

Сияет для него с креста.

Подходит батюшка, кладёт

Благословенное знаменье,

Молитву чтёт и мажет лоб

Елеем нового крещенья.

«Пропал я, — думает Матвей, –

Сейчас накинут власяницу,

Подрясник сверху и okay.

Спаси, Небесная Царица!

Не здесь призвание моё.

Я слишком молод, слишком весел…

Монаха постное житьё

Меня, как чёрта ладан, бесит.

Дай убежать из мрачных стен

Назад к тусовкам, вечеринкам.

Смиренья не хочу в обмен

На ласки Юли и Маринки;

Найдётся очередь других:

Блаженней, старше, проще, тише.

Я слышу близкий голос их,

А ты меня, Царица, слышишь?

Молчит…». Запели тропари

И сделалось Матвею плохо…

 — Опять ты в чате до зари, -

Теребит сына мать за локоть.

 — Так я всё дома? Я мирской?! Что за священник?

 — Дорогой…

 — А был ли постриг?

 — Бог с тобой.

 — Со мною жребий мой проклятый.

Dream III

Приходу октября в Россию

Немало строк посвящено.

То месяц нашего мессии (1),

То времечко, когда гумно

От долгой жатвы отдыхает,

И птица север покидает,

И отопленье включено.

Матвей — вы помните такого? -

Храня послушника завет,

Встаёт к молитве полшестого

(И нам бы так вставать не вред);

Съедает завтрак свой нехитрый,

И хоть нельзя, но всё же бритвой

Ланиты тщательно скоблит

Да всё папашу материт.

С утра уж день его размечен.

«Вон палисадник изувечен

Горячим молодым конём.

Поправь, Матвей».

Поправит он.

Иль вдруг затеют баню браты…

Воды колодезной ушаты

В ряду со всеми наш герой

Таскает с миной напускной.

А то история случится:

Из близкой и родной Москвы

Его Святейшество примчится!

Не приклонить тогда главы

Ни дьякону,

Ни иерею,

Ни рясофору,

Ни Матвею …

Октябрь нам дарит бабье лето.

Как зрелой дамы красота

Для искушённого поэта

Оно прелестней, господа,

Апрельской девы излияний,

Июльской барышни лобзаний…

В определённые года

Мы, вдруг, становимся мудрее

И нам магнолии милее

Фиалки сельской простота.

Где наш тоскующий бунтарь?

Ах, вот и он с метлою в руце –

Грехов потрёпанный словарь,

Людских печалей сборник куцый.

Три раза «вшик», а больше — лень;

При солнцепёке на скамейку

Садится, грезит помаленьку

И вот уснул.

И бриз морской

Лицо бодрит его нежданно,

Из пены волн нагой, желанной

Азиль идёт к нему…

 — Тобой, Матвей, ещё живу я

И, верь, другого не целуя,

Всё жду тебя, далёкий мой.

 — Я верю, — закричал Матвей

И побежал Азиль навстречу,

Обнял её… целует плечи,

Целует груди, волоса,

Целует знойные глаза.

Дрожит красавица и стонет,

И голову к Матвею клонит,

И шепчет нежно:

 — Отнеси меня в прохладу нашей виллы.

Там буду вся твоя, мой милый,

И нам блаженство обрести

Уже никто не помешает.

Матвей красавицу хватает

И словно дикий алчный зверь

Несёт желанную добычу,

Но тут, как выстрел, голос зычный

Его галоп остановил…

 — Матвей, её ты не любил.

Ты в ней желал одно лишь тело,

Ты жил безумно, оголтело,

Ты рабски похоти служил.

Теперь покайся …

 — Каюсь, Отче, — хрипит Матвей,

И солнце очи ему лучом полдневным жжёт,

И звон в трапезную влечёт.

Dream IV

Зима, как и следовало ожидать, замела столицу и её окрестности небывалой белизны

снегом. В первой с ним боролись, вторые — радовались ему. На садовых деревьях повисли

красные шары снегирей и гирлянды свиристелей. Дети, первый раз увидевшие снег, походили

на маленьких инопланетных исследователей, чем радовали и бабушек, и наёмных нянь из Восточной Европы.

Двадцатилетние модники и модницы заболели зимним шопингом. Столичные бизнесмены в летах чуть

дольше наслаждались теплом адюльтера и с большой неохотой покидали постели прелестных содержанок.

Их,спасающиеся от старости в салонах красоты и спортзалах,

жёны утешались с утра мыслями о мускулистых руках тридцатилетних фитнес-тренеров. Лыжники думали о лыжах, водители о зимней резине,

внесезонные купальщики о проруби. Только Матвей оставался смешно верен извечному

недовольству и роптал, роптал, роптал …

На малой Пасхе (2), прогуливаясь вдоль монастырских лавок, он встретил прежнюю свою

компанию. Укрыться, к сожалению, было нельзя. Они первыми весело заговорили с ним.

Матвей отвечал им с манерной холодностью, настойчиво играя роль юноши-старца. Компания

не верила ему и смеялась. Он злился. Он представлял себя на их месте и злился ещё 

больше. Ему предложили побег. Вместительный джип ждал компанию сразу за воротами. Но 

Матвей остудил естественный порыв приступом гордыни. Если захочет, он покинет монастырь

в любое мгновение. Над 

ним вновь смеялись. Наконец, Матвею надоело держать на лице скучную маску мудрости. Он резко стал самим

собой и обругал всю компанию отборно крепкими словами. Его назвали

больным. Он ещё как-то огрызнулся и поспешил уйти в свою келью; заперся там и,

замученный злобой на род людской, нечаянно уснул.

Конец недели. И Москва,

Единой движимая силой,

Забыть стремится дня на два

Сама себя. Неторопливо

На дачу едут старики,

А middle класс в особняки

Спешит ватагою семейной;

Другие негою постельной

Себя за труд благодарят…

К чему я это?

Говорят во сне Матвею: «Будет туса!»,

И он срывается, он флюсом

Уже не мается совсем.

Стриптиз, текила, Eminem,

Подружек новых силуэты

И туалетные ………………

Врачуют хворую десну.

На шею Hugo Boss плеснув,

Трусы напялив от Armani,

От Gucci джинсы,

От Garavani рубашку, свитер

(А носки ему вчера купила мама

От фирмы Dolce & Gabbana),

Уж он собрался выходить,

Landkruzer новый заводить,

Но вдруг звонок его тревожит…

 — Нет… В дверь стучат…Так сильно…

Кто же?!

 — Открой, прескверное дитя! —

Кричит наставник. Псалтиря,

Том ветхий с тумбочки роняя,

Матвей бежит и отворяет

Отцу Никифору, и тот

Сурову отповедь читает.

Dream V

Не обольщай меня весной,

Не предвещай её поэту.

Я в эту пору как чумной

Стихами брежу до рассвета,

И редко-редко хоть одно

Из сих болезненных творений

Бывает запечатлено.

Меня замучают мигрени,

Меня разбалует вино;

И дев волнительное племя

Прогонит музу. Всё одно -

Сойти с ума или весною

Пытаться быть самим собою…

Он, как и прежде, одинок,

Неразговорчив, скучен, мрачен

Стоит и смотрит на восток:

«Какой я доле предназначен?

Где ждёт призвание меня?

Куда бежит моя тропинка?»

Вдруг, слышит голос журавля

И зрит его, как на картинке.

Курлычет вестник, манит вдаль,

Круги над юношею множит …

«Растаял зимний календарь,

А я всё тот же. Милый Боже,

Уменьши горести мои

И дай прямое наставленье -

Куда мне мыслями пойти

И в чём найти отдохновенье.

Я знаю, Отче, что рождён

Для дел весьма необычайных,

Но дремлет дух мой,

Дух пленён эгоистической печалью.

Мне скучен быт монастыря,

Его суровые каноны,

Плаксивый тон пономаря

И потемневшие иконы.

Я помню, жизнь везде одна,

В любом краю, в любом обличье;

Твоя любовь обращена

Ко всем на свете без различья.

И счастлив тот, кто проживёт

Дела свои Тобою меря …

Когда ж настанет мой черёд…

Когда в любовь Твою поверю?!»

Едва заснул он в эту ночь.

Орда безликих привидений

Смущала трепетный покой,

Затеяв хулиганский бой

С дремотной челядью Морфея.

На гул явился сам старик

И разогнал химеры вмиг.

Был сон тот краток и случаен,

И потому необычаен.

Матвей бежал во сне.

 — Куда? — вы спросите.

 — Не знаю, — ответит он.

Его дороженька шальная

Петляла меж лесов, полей,

Особняков, монастырей,

Оград кладбищенских, озёр,

Высоких — и не очень — гор,

Меж тварей божьих и людей

На запад родины моей,

И дальше — в знойную страну (3),

Где встретил нимфу я одну …

В страну, где солнце и любовь

Из жизни делают искусство,

И поэтическое чувство

Воспламеняет хладну кровь.

Там сердце забывает грусть.

Даст Бог, и я туда вернусь.

Dream VI

Я пожелал семь лет оставить

Равнине белого листа.

Мне даже многоточье ставить

Теперь не хочется. Проста

Тех потаённых лет былина

И дней степенная равнина

На происшествия пуста.

Also, семь лет прошло обычных.

Жизнь монастырская привычной

Герою стала моему:

Он больше не клянёт судьбу,

Папашу меньше он ругает,

Соблазны мира забывает…

И принял схиму. Он теперь

Монах под именем Андрей.

В нём обнаружились таланты.

Слагая музыку, andante

Любил он нотам предписать,

И — верите ли?! — стал писать

Псалмы — Давиду в подражанье.

Я их читал, в них упованье

На милосердие Творца,

На предначертанность конца,

На связь всего со всем, и даже

На мудрость хиленькую нашу.

Самовлюблённый нелюдим,

Сердитый житель поднебесья

Он стал общиною любим,

Он пел ей выспренние песни.

 — Добро, божественный артист.

Твои простые сладкозвучья,

От коих дух исходит чист,

Во дни поста бодрят.

Нам Случай тебя намеренно послал,

Чтоб ты Орфеем нашим стал.

 — Пусть будет так, отец Никифор.

Меня носил душевный вихорь,

Покою сердцу не давал;

Тогда судьбу я рифмовал

С презреньем, завистью и скорбью;

Я звал ничтожным этот мир,

Как будто Байрон мой кумир.

Теперь я вырос …

 — Слава Богу. И всё же ты свою дорогу

Не исповедал до конца,

И с монастырского крыльца

Глядишь в пугающие дали.

 — Они зовут, отец …

 — Блистали слезами очи у тебя,

А я молился про себя.

Вскоре монаху Андрею сообщают о смерти его отца. Он бледнеет и морщит лоб, но в целом

остаётся равнодушно спокойным. Монастырские братья стремятся утешить его и советуют

ехать на отцовы похороны. Андрей отказывается и от пустых утешений, и от участия в 

тягостно-формальном ритуале. Он пишет тёплое письмо к матери: советует ей не терять

головы, помнить о его любви, а также найти грамотного управляющего их семейному бизнесу;

в последних строках письма он обещает навестить родительский дом ближайшей осенью, когда

и зелень листьев, и тяжесть утраты останутся в минувшем.

Усопший отец является Андрею во сне. При жизни суровый родитель просит у сына прощения и 

молит его стать директором фирмы. Андрей, помня о христианском смирении, прощает отца,

но от участи бизнесмена решительно отказывается. Отец плачет и становится на колени.

Андрей стоически непреклонен. Осознав тщетность дальнейших усилий, отец смиряется и 

медленно покидает область видений, через которую духи с незапамятных времён обращаются к 

живущим.

Dream VII

Читатель мой, тебе не скучно;

Тебя от рифмы простодушной

Изжога часом не взяла;

Ты жив-здоров; твои дела

Мой длинный сказ не нарушает;

Румянец так же ли играет

На умном личике твоём?

Ну, потерпи. Сейчас споём

Мы завершающий куплетик,

На все вопросы доответим

И все стремянные допьём.

Нас ждёт герой, его в движенье

Мы приведём без промедленья.

Да он и сам уже идёт

Походкой твёрдою и важной.

Куда пропал Матвей вчерашний –

Тот избалованный позёр

И злоязыкий фантазёр!

В нём что-то зрелое, мужское …

С утра до ночи он на поле

Работой тяжкою согнут,

Полураздет, полуразут

И загорел по-африкански,

И речи с братией ведёт

Сугубо по-старославянски.

Являются к нему стихи.

Он то запомнит, то — запишет;

Ему дивятся старики,

А он их будто и не слышит.

Живёт, как сердце говорит,

И пишет — муза как велит.

Лишь иногда его чело

Печаль на время искажает.

Тогда он смотрит тяжело,

Мотыгу на землю кидает

И трижды знаменье творит,

И долго с Богом говорит.

Устав от тягот земледелья,

Он как-то раз забылся в келье,

И давний сон к нему пришёл.

Он дивный храм увидел,

Он опять любуется фасадом:

Шестистолбовой колоннадой,

Фронтона росписью живой,

Единосущною главой.

Андрей свободно по аллее

Подходит к лестнице и млеет …

Отверзлись мощные врата,

И расступилась темнота

Перед избранником Господним.

Осилив дрожь, в одном исподнем

Андрей под своды сделал шаг,

Лампады вспыхнули, и мрак

Худой затравленной лисицей

Издох от стрел златых;

Темница преобразилась в светлый зал,

И голос медленно сказал:

«За то, что верен был себе

И сплетни глупые не слушал;

За то, что мир узнал в борьбе

И не испачкал страхом душу;

За то, что смог ты полюбить

Простую суть больших предметов,

Тебя велю я отпустить

Беспечно странствовать по свету.

Дивись созданиям моим,

Во всём найди мои причины

И, вдохновением томим,

Твори, когда необходимо.

Благословляю горний путь.

Ступай, избранник мой …».

Андрей говорит о вещем сне отцу Никифору и тот соглашается отпустить возлюбленное чадо странствовать по большому миру. В светлый день Преображения Господня герой навсегда покидает стены монастыря. О его дальнейшем пути нам покуда ничего не известно…

__________

Увы, читатель мой прилежный,

Я здесь обязан прекратить

С героем под руку ходить

И жар фантазии безбрежной

До новой встречи остудить.

Мирские ждут меня дела,

Иной гармонии начала.

Пока фантазия цвела –

По мне наука заскучала.

Я от любовницы своей

Теперь спешу обратно к ней.

Ах, не бери с меня пример,

Люби всю жизнь одно, mon cher.

Примечания:

(1) — поэт А.С. Пушкин

(2) — Воскресение

(3) — Италия