Населению большой страны необходима норма, в том числе и грамматическая. Без этого символа (Бодрийяр бы сказал — симулякра), который даёт людям ощущение единства и взаимопонимания, русский социум непредставим. Другое дело, что стихия повседневной жизни никаких чётких норм не признаёт. Нигде не признаёт: ни в педантичной Англии, ни в точной Германии, ни в остроумной Франции. И уж тем более в России, где язык коверкается и пересотворяется даже первыми лицами государства. На грамматическую норму у нас обращают внимание только в школе, а затем почти у всякого русского наступает пора творческого отношения к языку. Есть у нас, кстати, с кого пример брать. Пушкин в «Евгении Онегине» так прямо и пишет: «Как уст румяных без улыбки,/ Без грамматической ошибки/ Я русской речи не люблю». И действительно, под крышкой языковой нормы у нас всегда бурлит котёл языкового эксперимента. Язык, секс и алкоголь для русского человека — это те сферы, где реализуется его естественный анархизм. Так было, есть и, думается мне, ещё долго будет.