«Всю мою жизнь можно было бы назвать словом “после”»

…И вот ведь какой случился казус.

Жена, незнамо где, раздобыла редкостную вещь. Небольшой такой импортный разноцветный творожок типа маслица, но и типа творожка тоже. Раньше не видал. Засунула от беды подальше в тёмный, малопосещаемый угол холодильника. Дав понять, что вещь ценная, классная. Не каждому свиному рыльцу положена. И уехала в деревню. На пахоту.

Шёл я как-то мимо холодильника, шёл… Бац, да и решил лизнуть. Чуть-чуть. Нормально, вкусно. Назавтра ещё раз лизнул. Уже с ложечки. Хорошее маслице. Мякоть. Даже и не видно, что кто-то шарил. Крышечку, поплотней… Утром опять полез.

И тут вдруг выскочил в памяти любимый момент из «Однажды в Америке», как малыш-Доменик собрался на свидание к легкодоступной Пегги, купив пирожное в подарок (недешёвое! — депрессия же). И так же — клац-клац — слизнул поначалу пенку. Потом ещё. Потом плюнул к чёртовой матери на никчемные эти шуры-муры и слопал всё мороженое целиком. В общем, сожрал я творожок. По ходу конец мне. От жены.

Но, творожок творожком. А вот фильм, перевернувший умы целого поколения 80-х, вспомнился не зря.

В итоге малыш-Доменик, стрескав заветное лакомство, был вскорости застрелен. А «безумный Макс», Беркович, обманувший и переигравший, «стрескавший» всех и вся, остаётся жить вопреки — с искалеченной совестью, потерянным прошлым и безотрадным будущим. Взятыми у судьбы напрокат. Тем не менее, хитрый режиссёр и данный вывод ставит под сомнение, — бросая зрителя с разорванным вдребезги мозгом: кто, кого, за что?

Но это предыстория. Не лишённая оптимизма, как изрекал герой нашего повествования о совместной с Владимиром Хотиненко ленте "72 метра". О русских моряках-подводниках.

Хотя, сам по себе, Морриконе довольно пессимистичен: «Я думаю, что мир уже ничего не спасёт, — говорит он. — Может быть любовь. И то вряд ли. Но музыка может утешить. Особенно людей с чувствительной душой, которые ещё не разучились чувствовать, сострадать, переживать. Не стали циниками».

Чем и почему так зацепила советских пацанов того поколения, тех далёких лет обычная, в принципе, гангстерская история?

Да. Де Ниро, Вудс, Макговерн, сыгравшая Дебору Гелли. Актёры великолепны.

Да, отсутствие полноценного ки́но-, точнее, видеопроката — тоже. Выбор был невелик. На советский, российский рынок прорывались только лишь неоспоримые и безоговорочные кинохиты. Блокбастеры. Бестселлеры. Но не это главное.

Как ни крути, наряду с извечной неизбывной русской мечтой разбогатеть за одну секунду, мощнейший толчок к раскрутке произведения дал собственно саундтрек блестящего итальянца Энни,– так его называют друзья.

Эннио Морриконе. В мире кинематографа вряд ли найти композитора известней, чем он. Одно имя которого сейчас звучит какой-то непреложной, непререкаемой и «неприкасаемой» мелодической догмой, кино-легендой. Гомеровской протяжной песней странствий.

Помноженная на восхитительный актёрский состав — именно музыка, именно озвучка сделала картину нетленной. Поворотной. В каком-то смысле академической. Ну и мечта, естественно, кто ж спорит. Правда, «академической», к сожалению, для будущего постперестроечного бандитизма и преступности: стала некоей инструкцией по применению. Но то, увы, отголоски, излишки профессии, как водится.

Вообще когда проблемы жизни и смерти решаются в шикарных интерьерах, в белоснежных смокингах, кадиллаках. Под звон бокалов и под приглушённый фон звучащих где-то вдалеке битлов или Гершвина, оставляя за собой загадочный шлейф неотвеченных вопросов и нагромождение тайных смыслов, в такой антураж трудно не втюриться. Тем более заканчивается действо китайским театром теней, — так обожаемым Гёте, — фортепиано Морриконе и улыбкой де Ниро в опиумном тумане.

Эннио Морриконе. Академизм. Классика. Симфонизм. Джаз. Итальянский, мексиканский фольклор. Авангард, арт-хаус и рок-н-ролл. Его аранжировки исполняли Джанни Моранди, Марио Ланца, Миранда Мартино и другие поп-идолы. В чём секрет этого великолепнейшего полифониста, мультиинструменталиста, всеядного экзорциста от музыки, с консервато́рским образованием?…

В 2013-м отпраздновавший восьмидесятипятилетние, один из немногих европейцев, сварганивших карьеру в Голливуде. Автор саунда к таким шедеврам, как «Профессионал» с Бельмондо, «Неприкасаемые», «Спрут», «Декамерон», «Лучшее предложение», хоррор «Нечто» — встаёт с постели обычно рано. Около шести. Совершает утреннюю пробежку. Завтракает. И сразу берётся за дело.

Днём неизменная сиеста. Отдых. Потом снова работа. До изнеможения. Уже до ночи.

Любит нашу симфоническую фею Софью Губайдулину, живущую ныне в Германии. Любит Джузеппе Верди и футбол. Его кумир — русский шахматист Владимир Крамник.

Крайне, чрезвычайно самокритичен и дисциплинирован. Крайне суеверен. (Даже дал от ворот поворот одному журналисту из–за «некошерного» цветафутболки.)

Очень силён физически. Выступать на сцене по три-четыре часа, дирижировать без износу — для него скорее норма. Как вещал Флобер, мол, вся жизнь состоит из писания книг. Так же и Морриконе утверждает, что в жизни он более ничего не умеет, кроме сочинения музыки. Архигениальной, присовокуплю, музыки.

«Главная моя страсть — музыка, — делится со слушателями великий композитор. — Хотя ещё люблю играть в шахматы. Но всё это несерьёзно конечно. Я же глава большого семейства. Я муж уже почти шестьдесят лет. (Посвятил жене серию квартетов, — авт.) У меня четверо взрослых детей. Трое из которых сейчас практически не работают! А значит, я должен зарабатывать деньги для своей семьи».

Однажды Анатолий Карпов и Гарри Каспаров, одновременно, пригласили Эннио на дружеский блиц. Он, знамо, проиграл. Причём, по его словам, просадил фигуры «с лёгкостью». Но матч запомнил навсегда. Теперь твердит, что ни в коем случае не умрёт, пока не отыграется. Обещание несомненно внушает зрительский оптимизм и… безграничное уважение.

С Серджио Леоне они одноклассники и старые друзья. Потому так много именно фильмов Леоне. Который основывал свои сюжеты изначально на морриконовской музыке. Как бы накладывая на неё дальнейшее текстовое сопровождение, повествование.

Интересно, но из–за нехватки времени приходилось отказывать в партнёрстве самому Тарантино. И кстати, тот нисколько не обижался, — а просто брал старые «запиленные» треки Морриконе из его обширнейшей видеотеки, и всё. Так был записан саунд к «Джанго освобождённому». Правда, Эннио говорит, что ничего из Квентина Тарантино не смотрел. Случается и эдакое…

К слову, скоро, в декабре 2015-го на экраны выходит свежая тарантиновская «Омерзительная восьмёрка». С музыкой Морриконе. Вот уж сейчас-то Эннио наверняка придётся взглянуть фильм доброго товарища. Причём от начала до конца.

Всего около 500 озвученных картин — немыслимое, необъяснимое число. Скорость — один фильм в месяц! (Сам, конечно, не помнит, сколько.) Бертолуччи, Пазолини, Поланский. Леоне отдельной строкой, графой. Творческий союз с последним сравнивали с такими тандемами гигантов, как Эйзенштейн-Прокофьев, Хичкок-Херманн, Феллини-Ротта. Тематически, институционально разворачиваясь порой на 180 градусов. От вестерна «За пригоршню долларов» 1964 года, с «дикозападным» музоном, известным каждому с пелёнок. До «Однажды в Америке» с симфонически-элегическим, вселенско-философским звучанием и равно осмыслением. Схожим не мене, чем с Космосом. Схожим решению грандиозной Идеи «навсегда» типа теоремы Ферма или гипотезы Пуанкаре. На все века. Сродни сошедшему с небес Аполлону и подарившему нам, благодарным зрителям и слушателям Музыку с большой буквы. И никак иначе.

Пятикратный номинант Оскара. Обладатель его за общемировой «вклад в искусство». Издетства будучи чрезвычайно скромным, владелец «Золотого глобуса» и «Грэммми», он никогда не предполагал, что треки из «Америки» или «Профессионала» станут настолько — катастрофически популярны.

«Финансовый кризис всегда влечёт за собой кризис творческий, застой в культуре. Необходимо помнить, что культура — основа существования нашей цивилизации. Нельзя лишать людей культуры, а культуру лишать финансовой поддержки…я не провидец и не могу заглядывать в будущее. Поэтому стараюсь не думать о таких вещах типа «нового Возрождения». А просто делаю своё дело изо дня в день. Хотя… мне до сих пор кажется, что самую гениальную свою музыку я ещё не сочинил». — Звучат слова Эннио Морриконе с голубых экранов и страниц бесчисленных глянцев.

И напоследок — стихотворение:

Пиши, Моррриконе, пиши

Музы́ку для полного счастья.

Сегодня с утра — ни души.

Отлично. Куда уж пристрастней…

Пиши, Морриконе, пиши.

А что там ещё остаётся —

На фоне последних вершин,

Напротив заветного солнца? Д. Колчин

Добавим, однако, в заключение, что группа “Metallica” каждый концерт открывает морриконовской композицией «The Ecstasy Of Gold» из классического спагетти-вестерна «Хороший, плохой, злой". И на просторах Интернета, к примеру слово Ecstasy из названия песни, в зависимости от предпоследней буквы “s" или "c”, — интерпретируется либо «золотым экстазом», либо «золотой экстази», «экстази из золота». Что тоже неплохо. И вполне соответствует духу и настроению «золотого», не менее, морриконовского звучания.