То, что Терминатор — робот-убийца, бездушная машина смерти, стал неотъемлемой частью системы ценностей нескольких поколений наших современников, сомнения не вызывает. Однако, что означает этот образ в плане своей социальной функции? Другими словами, какую фигуру социального исключения он собой манифестирует в ряду других жертв виртуального (и реального) коллективного насилия граждан-киноманов — оборотней, призраков, вампиров и зомби? [1]

Сразу обозначу ключевой пункт, который должен принципиально оправдать рассмотрение этого популярного вымышленного персонажа в логике жертвы, жертвоприношений и гонений исключенных из общества монстров-изгоев. Как и любой исключенный, образ Терминатора амбивалентен, представляя собой одновременно угрозу и спасение, яд и лекарство. В кэмеронском «Терминаторе» 1984 года — он только убийца, запрограммированный на уничтожение Сары Коннор, но в Терминаторе-2 (1991), та же модель Т-800 выступает уже ее телохранителем. Палач и спаситель в пределах одной модели — чем не кибернетический Царь Эдип и Эдип в Колоне? Социальное исключение всегда оборачивается определенным образом включения изгоя в общество, но всегда за счет исключения кого-то другого — следующей, более продвинутой модели Терминатора (Т-1000), например.

Здесь важно отметить, что феноменологические признаки киборга эксплуатируют антропоморфный образ робота, основанный на антропоцентрическом понимании машины как проекции протезированных способностей человека. Уже одно это позволяет нам истолковывать кибер-монстра в качестве фигуры страха от превратившихся в машины людей, нежели вочеловечившуюся машину. Неудивительно, что она всегда мыслится как оружие смерти. Джон Коннор, ставший в «Генезисе» нано-гибридом человека и машины, только доводит эту склеротическую тенденцию, идущую еще из философии техники 19 века, до абсурда. Т-3000 — это бывший человек, естественный интеллект которого превратился в искусственный. Но он всегда был искусственным, ибо ничего естественного в интеллекте нет! Новый терминатор саморазоблачителен, проецируя на роботов слишком человеческие страхи, и далеко не только перед развитием нанотехнологий. Соответствующей карикатуре на робототехнику, противостоит альтернативное понимание машины в психоанализе Жака Лакана, позднее адаптированное Делезом и Гваттари к шизоанализу с соответствующими политическими импликациями[2].

* * *

Нас интересует здесь мифологическая и социально-психологическая подложка нового голливудского медиапродукта. Терминатор следует общей логике гонительской репрезентации, отражая традиционное для современных обществ отношение к другому, чужому, чуждому — угрожающему. В середине 80-х и начале 90-х, когда появились два первых Терминатора, для этого Чужого имели место вполне определенные политические репрезентанты. Терминатор в этом плане — по преимуществу отражение страхов времен холодной войны, подпитываемых агрессивным PR новых военных технологий и желанием уничтожения врага. Его прообраз в американском кинематографе — не роботы и репликанты “Сатурна-3” (1980) или “Бедущего по лезвию” (1981), а скорее “Чужой” того же Ридли Скотта (1979), который даже внешне напоминает Т-800 — те же красные, горящие глаза, как еще у стокеровского Дракулы, черный корпус и т.д. Очевидна также связь образа Терминатора с лукасовским Дартом Вейдером из Star wars.

Не следует забывать, что именно в 1979 году СССР ввел пресловутый “ограниченный контингент” в Афганистан, подтолкнув мир к последнему для прошлого века глобальному кризису. Появление в те годы ряда ключевых для нашей темы фильмов с пересекающимися виктимными признаками монстров и супергероев: «Звездные войны» (1977, 1980, 1983), «Супермен» (1978), «Безумный Макс» (1979), «Чужие» (1986), «Робокоп» (1987), «Хищник» (1987) и т.д., говорит здесь само за себя. Неслучайно также, что одновременно с Терминатором в 1984 году на мировые экраны выходит «Красный рассвет» о военном вторжении СССР и Кубы в США с Патриком Суэйзи и Чарли Шином в главных ролях, в котором американские ребятишки пытаются спасти мир от красной угрозы. Чего здесь было больше: проекции страхов перед СССР или инверсии собственной агрессивности?

Кстати, советское кинопроизводство в 1979-м ответило на “Чужого” — “Сталкером” Андрея Тарковского и трогательной историей про механического мальчика Электроника, пожелавшего стать человеком.

Внутри дальнейшего развития образа, характерны связи Терминатора с многочисленными репликантами и киборгами 1990-х. Их размножение в эти «лихие» годы наводит на интуицию появления новой общественной угрозы, преимущественно идущей из мира криминала, на фоне потепления российско-американских отношений и установления однополярного мира. Внешний враг сменяется на внутреннего. Эта относительно новая социальная сила делает нашего Терминатора больше похожим на персонажа Даниэля Болдуена в непробиваемом плаще из «Харлей Дэвидсон и Ковбой Мальборо» (1991 — sic!). Как бы то ни было, кличка «Терминатор» стала в те годы очень популярной среди наших братков.

Постепенно в этом же образном ряду терминатор перенимает черты других монстров, например оборотней, способный принимать облик разных людей, или зомби — продолжая, даже без ног тянуться к своим целям ради уничтожения. Как мы уже писали, конкретная привязка гонительской репрезентации и механизма исключения к тому или иному фантастическому образу массовой культуры относительно свободна. Традиционные виктимные признаки монстров могут быть легко перенесены поэтому на андроидов (ср. «Страховщик», 2014; «Ex Machina”, 2015) ввиду лабильности образа робота, что объясняется случайными основаниями самой виктимизации, но не ставит под сомнение механизм исключения в целом.[3]

Но у терминатора остается не сводимая к другим монстрам специфика, желание их уничтожения коррелирует с удовлетворением несколько иных групповых фантазмов — интеллектуального и физического превосходства над представителями других государств, народов, цивилизаций, и изживанием соответствующих страхов. Разумеется, Голливуд не проецировал на Терминатора страх перед СССР и желание его уничтожения непосредственно, скорее этот образ является инверсией мифологем самой Североамериканской культуры, неузнавание которых и конституирует этот специфический гештальт ужаса. Взрыв коллективного насилия начала 1980-х только спровоцировал его монструозное воплощение.

* * *

В «Терминаторе: Генезис», дело усложняется тем, что компания «Кибердайн-системс», за которой стоит пресловутый Skynet разрабатывает новое приложение «Genisys», способное соединить все существующие девайсы и гаджеты в единую сеть, что и запустит начало «Судного дня» — машинного апокалипсиса. Сценаристы рекурсивно подверстали еще не известное в 1984 году будущее современных технологий к заметно выдыхающейся франшизе.

Но образ самого Терминатора образца 2015 года (реж. А. Тейлор) остается достаточно олдовым, что иронично обыгрывается постаревшим, а не только устаревшим Арнольдом Шварценеггером в титульной роли. К несомненным находкам в этом же ключе относится самое эффективное оружие против новой модели терминатора — простой магнитно-резонансный томограф, способный распылять его до наночастиц.

Очень комично выглядит эмоциональная связь героини Эмилии Кларк с получившим домашнее прозвище «Pops» киборгом. Как трогательно плачет Сара Коннор по своему сгоревшему планшету, пока ей не достается апгрейденный вариант той же модели! Единственно адекватной «моралью» фильма в этом смысле можно считать рекламный призыв к перманентному обновлению программного обеспечения и смене девайсов. Тема старости обретает здесь характер протезированных чувств.

Оригинально задействована в фильме и тема детства — сценаристы полубессознательно вписали сюда ненависть к детишкам, требующим от своих родителей все новых игровых видеоприставок и теряющих за электронными гаджетами драгоценное время обучения. В реплике Сары Коннор «пошел ты», стреляющей из гранатомета по надоедливому Джону, не хватает разве что прибавки — «сынок».

Менее явно затронута тема педофилии: у Сары Коннор, как у матерого моряка — любовник в каждом времени, причем иногда в очень опасном возрасте, что невольно контрастирует с недавним осуждением в США 30-летней учительницы, якобы растлившей своих малолетних (17-летних) учеников.

То, что проект Скайнет в 2017 г. возглавляет оставшийся в живых в Терминаторе-2 Даниель Дайсон, можно было бы посчитать расизмом, но учитывая цвет кожи нынешнего американского президента — это скорее шутка, как и тот факт, что модель Т-1000 приняла облик полицейского-азиата.

В определенном смысле пятый Терминатор посвящен двум важным проблемам современного компьютерного рынка. Это такой антимонопольный проект с отголосками противостояний Microsoft против Apple, hardware vs. software и т.д. Вспоминается также 7 серия 17 сезона «Южного парка» с войной консолей Playstation или Xbox One («Черная пятница») и эпизод 1501 под названием «HumancentiPad» с животрепещущей темой тотального контроля пользователей и вечного круговорота мусорного контента в сети.

Что дальше? Ну, во-первых, открытым остался вопрос: Кто послал Папса? Ответ на него мы, видимо, получим в следующей серии, если конечно дождемся. Зомби и оборотни уже были. Шварц и так уже напоминает вампира. Ждем киборгов-трансгендеров, квир-терминаторов и наркозависимых оппозиционеров.

[1] Ср.: Исключенные: логики социальной стигматизации в массовом кинематографе / Логос. 2014. № 5 (101).

[2] См.: Машинная антропология. Запоздалый манифест / Логос. 2015. № 2 (104).

[3] См. там же, c. 99: http://www.logosjournal.ru/arch/77/101_5.pdf

03-09.07.2015 Самара-Москва

н