Ни один общественный деятель не достиг столь высокой популярности среди американцев, чтобы затем так сильно пасть в глазах потомков.

При жизни Улисс Грант был одним из самых почитаемых американцев в истории США. Он был самым высокопоставленным генералом со времен Джорджа Вашингтона и единственным президентом между Эндрю Джексоном и Вудро Вильсоном, занимавшим Белый дом 2 срока подряд. Благодаря давлению снизу он оставался самым рьяным защитником гражданских свобод до президентства Линдона Джонсона. Современники Гранта поместили его в триумвират «основатель-мученик-спаситель» наряду с Джорджем Вашингтоном и Авраамом Линкольном. Его посмертные «Личные мемуары» были одной самых продаваемых книг американской литературы 19 века. Грант удостоился государственных похорон и был похоронен в самом большом склепе в Северной Америке.

Однако после смерти Грант превратился в своеобразный барометр, измерявший отношение к Реконструкции Юга. По мере наступления эры Джима Кроу влияние Гранта все больше уменьшалось. Противники оклеветали его военные заслуги, назвав Гранта пьяным мясником, чьи победы на поле боя были обусловлены лишь удачей и численным превосходством войск. Для других Грант стал карикатурой политической коррупции и финансовой беспринципности, которыми славился Позолоченный век. Воспоминания о нем, неразрывно связанные с победой Севера и улучшением положения афроамериканцев в период Реконструкции, стали противовесом для «Гиблого дела» — культурного нарратива, поддерживающего сегрегацию и оправдывающего поражение Конфедерации. При этом рабство рассматривается как благо, причиной войны объявляются «права штатов», а солдаты и генералы Конфедерации прославляются как герои.

Будучи сторонником эмансипации и политического равенства для чернокожих, Грант был принесен в жертву на алтаре примирения между Севером и Югом, политики превосходства белой расы и возведения бывших офицеров-конфедератов в ранг полубогов. Более позднее поколение противников Гранта сравнивало его финальную кампанию во время Гражданской войны с массовой бойней и ненужными жертвами на Западном фронте во время Первой мировой из–за статичности линии фронта и распространения траншейного метода ведения войны. К 1970-м годам гробница Гранта пришла в запустение. Будучи однажды местом памяти о победе Севера и прославления гражданских прав афроамериканцев, огромный мавзолей стал метафорой запятнанной репутации человека, покоившегося внутри.

Но в последние годы заметен резкий всплеск положительных работ о 18-м президенте США, а новейшая биография «Грант», написанная Роном Черновым [1] представляет собой новую веху в рамках этой критической переоценки. В 1960-х годах популярные работы о Гражданской войне, наравне с появлением социальной истории как дисциплины, стали зачатком реабилитации Гранта. В то же время постревизионистские исследователи эпохи движения за гражданские права и Вьетнамской войны часто фиксировались на ограниченности фигуры Гранта. Например, в биографии за авторством лауреата Пулитцеровской премии Уильяма Макфили 1981 года, Грант изображен как нерешительный защитник бывших рабов, а также непоследовательный и коррумпированный политик. Но на протяжении десятилетий образ «пассивного Гранта» все более ослабевает. И хотя новая биография охватывает большинство интерпретаций, в том числе представленные в книге 2016 года «Американский Улисс» Рональда Уайта, работа Чернова продемонстрировала новый пик как в плане продаж, так и освещения.

Как и большинство его поздних предшественников, «Грант» умело устраняет множество пагубных мифов. Чернов превозносит Гранта за его исключительный вклад в обеспечение эмансипации, призыв чернокожих в армию и победу Севера. Талантливый стратег, развивший образцовые отношения со своим главнокомандующим, Грант был сторонником «жесткой войны» против рабовладельческого строя, был величайшим и наиболее дальновидным генералом Гражданской войны и, как утверждает Чернов, искусным (хотя и чрезмерно доверчивым) президентом, который умело выстоял перед лицом неумолимых препятствий. Отвечая на обвинения его оппонентов в так называемом «Грантизме», а именно считая скандалы с Виски Ринг [2] и Креди Мобилье [3] единичными случаями, Чернов напоминает, что, хотя все послевоенные президентские администрации характеризовались коррупцией, противники выделяли неправомерное поведение Гранта отчасти из–за поддержки его администрацией Реконструкции и гражданских прав для чернокожих.

К его чести, Чернов не оставляет сомнений в приверженности Гранта эмансипации и правам афроамериканцев. Надеясь превзойти другие биографии с «систематическим взглядом» на отношение Гранта к рабству и гражданским правам, Чернов утверждает, что Грант был наиболее подходящим кандидатом как для принятия и проведения эмансипации, так и для руководства общей стратегией Севера. Прослеживая «поразительные скачки» Гранта в вопросах расы, Чернов показывает, что Грант рассматривал уничтожение рабства как путь для превращения чернокожих в свободных землевладельцев и голосующих граждан. Чернов также справедливо утверждает, что восемнадцатый президент был самой важной фигурой эпохи Реконструкции. Он связывал права афроамериканцев с безопасностью Севера и Республиканской партии. При Гранте чернокожие лидеры имели беспрецедентный доступ к президенту и Белому дому. Одним из направлений внешней политики его администрации была отмена рабства по всему миру.

Смелость Гранта в продвижении 15-й поправки к Конституции, крестовый поход против Ку-клукс-клана и поддержка Закона о гражданских правах 1875 года — все эти заслуги известны. Он надеялся, что для защиты прав освобожденных от рабства и для гарантии послевоенной трансформации Юга будут задействованы значительно более крупные вооруженные силы. И политические реалии в конечном итоге вынудили Гранта отступить от Реконструкции во второй половине его второго срока. Но в изображении Чернова Грант предстает поразительно инклюзивным для афроамериканцев, коренных американцев и в конечном итоге евреев, а также постоянно находящимся в авангарде своей партии в вопросах защиты прав чернокожих. Грант последовательно отвергал моральную эквивалентность двух сторон Гражданской войны и рассматривал Реконструкцию не как «трагическую эру», а как благородный эксперимент.

Иллюзии свободного труда

Но реабилитация Гранта для подтверждения праведности дела Севера рассказывает только часть истории. Другая часть требует тщательного изучения послевоенной программы Гранта и Республиканской партии по возмещению ущерба от рабства. Гражданские права в сочетании с расово нейтральными рынками не могут преодолеть огромные различия во власти. Подобно идеологии свободного труда, которая рассматривала наемный труд как временное условие и считала, что процветание требует только тяжелой работы и бережливости, Реконструкция содержала глубокие противоречия и семена собственной гибели. Обращая внимание на активность фермеров и рабочих и пренебрегая отношением Гранта к тому, что Карл Маркс назвал «новой эрой освобождения труда», исследование Чернова отражает некоторые недостатки либерального подхода к истории.

Множество работающих людей возлагало свои надежды на «Дубильщика из Галены» [4] как символ свободного труда и «права на процветание». Хотя, казалось бы, аполитичный в 1840-х и 1850-х годах, Грант всерьез полагал, что рабский труд способствует невежеству, создает низший класс «бедного белого мусора» (poor white trash) и приводит к деградации всего труда в процессе. Под давлением Национального профсоюза он ввел восьмичасовой рабочий день для федеральных работников. Он подчеркивал свое рабочее происхождение на протяжении президентской кампании, изображая себя в виде повседневного дубильщика в фартуке во главе «Рабочего знамени». Во время Великой железнодорожной забастовки 1877 года Грант указывал на лицемерие противников Реконструкции, которые раньше «считали, что ужасно использовать федеральные войска для защиты жизни негров», но теперь не возражали против «истощения всех сил правительства для подавления забастовки в случае малейшего признака опасности». Ненавидимый одновременно расистами-демократами и богатыми северо-восточными Браминами [5], некоторые из которых были радикальными республиканцами, Грант с его «простой западной заурядностью» был для многих обычных людей символом американской демократии и обещанием социальной мобильности.

Точно также память Гранта чтили на праздновании Дня эмансипации, в афроамериканских колледжах, рабочих коллективах и политических клубах, где его считали антирасистским партнером, боровшимся за освобождение от рабства. Даже после своей смерти Гранта часто поминали социалистические профсоюзники, члены Лейбористской партии [6] и Рыцари труда [7]. Сэмюэль Гомперс [8], который использовал память о гражданской войне, чтобы способствовать трудовой лояльности и промышленному патриотизму, принимал активное участие в празднованиях Дня Гранта, управляя муниципальным инаугурационным комитетом Улисса С. Гранта.

Среди промышленных рабочих Грант был известен и по другую сторону Атлантики. Во время своего постпрезидентского кругосветного путешествия в 1877 году британские рабочие приветствовали его в промышленных городах Англии. Для элиты Старого Света Грант был грубой диковинкой. Но для рабочего класса Шеффилда, Сандерленда и Бирмингема он был «воплощением республиканизма» и «демократией в доме аристократии». Рабочие рассказали Гранту и его окружению, что британский рабочий класс хочет, чтобы американская республика сохранилась по той же причине, по которой ее хотят уничтожить правящие классы: потому что она представляет собой «укор аристократии».

Со своей стороны Грант похвалил рабочих Манчестера за их верность делу Севера во время войны, описав особую солидарность между союзниками в деле уничтожения рабства и профсоюзниками города. В Лестере он заверил делегацию рабочих, что рабочий был «создателем всего величия и богатства». А в Ньюкасле восемьдесят тысяч трудящихся со всей Северной Англии: шахтеры, портовые рабочие, плотники, каменщики, маляры и кожевники, представляющие десятки профсоюзных и рабочих организаций — встречали Гранта с плакатами, которые изображали разорванные цепи, а надписи на них гласили «Добро пожаловать, освободитель» и «Приветствуем героя свободы».

Депутат Томас Берт, бывший секретарь Ассоциации шахтеров Нортумберленда, представил бывшего президента. Он выразил несравненное восхищение, с которым рабочий класс региона встретили героя Севера, напомнив толпе, что американская война против Конфедерации была борьбой за свободу и труд и что их почетный гость «провозгласил достоинство труда, разрушив цепи рабов». Затем Грант поблагодарил трудящихся Тайнсайда и объяснил связь между войной и производством. Он признал, что именно рабочие создают орудия войны и больше всего страдают от них, а их труд создал все в жизни, за что стоит бороться. Как заметил один биограф, это была «речь, которую мог бы произнести Карл Маркс».

Тем не менее рабочие одновременно критиковали Гранта как символ пиратского капитализма и крайностей Позолоченного века. Он был самым влиятельным политиком эпохи монополий Баронов-разбойников [9] с ее растущим неравенством, хищными спекуляциями, безличными отношениями и жестокой эксплуатацией промышленного капитализма. Как признает другой биограф Гранта Уильям Макфи, преимущества скромного происхождения и способности идентифицировать себя с простыми людьми часто терялись из–за элитарных личных и политических интересов. И хотя представления демократов о Гранте как орудии «финансовой олигархии» часто скрывали в себе расистские тона, организованные рабочие и межрасовые фермерские движения слева от Республиканской партии часто клеймили Гранта как империалиста (за его желание аннексировать Доминикану) и «орудие плутократов». Международная ассоциация рабочих тем не менее лоббировала президента за федеральную программу занятости во время Паники 1873 года [10], чтобы компенсировать безработицу и неравенство в богатстве и предотвратить «ненужные страдания, перенесенные среди изобилия». Хотя Грант обдумывал идею, которая могла бы стать предшественником Нового курса, она была быстро отвергнута руководством партии.

В то же время все больше и больше рабочих обвиняли республиканцев в том, что они отказались от идеала свободного труда, чтобы снискать доверие большого капитала. По мере того, как контроль над партией переходил от радикалов [11] к лоялистам (Stalwarts) [12], рабочие стали настаивать на том, чтобы лозунг президентской кампании Гранта 1868 года был изменен с «Дайте нам мира» (Let Us Have Peace) на «Дайте нам урвать кусок» (Let Us Have a Piece). Рабочие трибуны вроде Уэнделла Филипса предупреждали, что рост финансовых элит внутри партии Линкольна, несомненно, породит «аристократию капитала». Действительно, гринбекеры [13], социалисты и другие реформаторы, и революционеры, стремясь ухватить «чистый республиканизм Таддеуса Стивенса» [14], сочетали приверженность ранней республиканской партии и с дистанцированием от партии современной.

Между тем, ограниченность Гранта была связана с его социальным окружением. Чернов выстраивает образ человека с либеральными взглядами в области расы и консервативными в экономике, а также пытающегося пройти по канату между крыльями партии: старым аболиционистским и новым ориентированным на крупный бизнес. Хотя автор, по-видимому, рассматривает эту «социально либеральную / экономически консервативную» позицию как прагматичную и политически проницательную и, следовательно, принципиально разумную, такая точка зрения предполагает, что экономическая политика существуют отдельно от социальной, а laissez-faire капитализм возможен без иерархии и насилия. Но это не так. Напротив, даже благонамеренная идеология Республиканской партии поддерживала расплывчатое и ложное равенство возможностей. Эта вера в так называемую беспристрастную конкуренцию на «саморегулирующемся» рынке усиливала собственников и давала моральное обоснование растущей эксплуатации и расхождению между капиталистами и производителями. Республиканская экономическая программа была, по сути, разновидностью утопического капитализма. Даже «свободный рынок» конкурентоспособной рабочей силы и золотой стандарт оказались далеко не такими «естественными»: они должны быть социально и юридически сконструированы и созданы посредством законодательства. Фактически, само существование организованного рабочего движения было противоположны абстракции радикалов о «свободном труде» как системе, основанной на заслугах и неограниченной мобильности, которые делали класс чем-то излишним.

Упущенные возможности

В действительности, успешная Реконструкция, как и достижение свободы (как ее понимали бывшие рабы), требовали радикальных преобразований, выходящих за рамки политического. Критики могут отметить, что laissez-faire был единственной альтернативой, а расширение экономической демократии, не говоря о социал-демократии или революционном социализме, было просто невозможно в 1868 году даже в виде идеи. Это хорошо объясняет доиндустриальный буржуазный радикализм Томаса Пейна [15] и даже антимонополистические взгляды Локофоко [16] Джексоновской эры [17]. Но подобную критику опровергают, во-первых, рабочие со своими требованиями распределения и собственной социальной реконструкции, а, во-вторых, бывшие рабы, жаждущие аграрной реформы, которая дала бы им землю для труда и жизни. Конечно, эти требования нашли мало поддержки среди элиты. Как и Линкольн, Грант имел репутацию «друга рабочего человека», заслуженную благодаря своему общему происхождению и первостепенной роли в эмансипации. Однако как и его бывший главнокомандующий Грант считал, что вышел из поднимающейся мелкой буржуазии и как его коллеги по партии слабо представлял себе конкретные проблемы рабочего люда, значительной степени игнорируя существование класса людей, постоянно живущих за счет заработной платы и имеющих собственные политические интересы.

Но тот факт, что Грант был капиталистом, гораздо менее значим, чем то, что обе партии в глазах многих рабочих Позолоченного века отказались от идеала экономики мелкого производителя, показывая, насколько репрессивным стал корпоративный капитализм. К сожалению, Чернов слишком многое списывает на межличностные отношения, либо на то, что он считает неконтролируемыми структурными силами. Вместо упоминания идеологических препятствий и экономических недостатков Реконструкции автор утверждает, что неудачи Гранта были обусловлены «не столько его политикой… но его характером». Еще одним недостатком книги является отсутствие внимания к вопросу отношения Гранта к труду и широким слоям рабочего класса, т. к. именно их критика, взгляды и символы коллективной борьбы обнажают их надежду в отношении Гранта и его эпохи. Они показывают напряженность между радикализмом и либерализмом в послевоенный период, а также глубокие ограничения последнего.

Ни одна проблема не отражает столь четко конфликт между буржуазным либерализмом и политикой экономического радикализма, как вопрос распределения земель и изъятия их из рыночного оборота. Ссылаясь на требования бывших рабов, ученые давно пришли к выводу, что сильнее всего на неудачу в борьбе за права афроамериканцев повлияло невыполнение правительством требования о «40 акрах и муле». Уильям Дюбуа [18] объявил, что любая программа, не включающая в себя земельную реформу, является просто «экономическим фарсом». «40 акров свободной земли могли бы стать основой настоящей демократии в Соединенных штатах и могли бы легко изменить современный мир», — писал он в своей книге 1935 года «Черная Реконструкция». Тридцать лет спустя Кеннет Стамп [19] написал, что экономическая уязвимость бывших рабов ставит под угрозу их социальные и политические права и «укрепляет веру белого человека в собственном бесконечном превосходстве». С этим соглашается и Эрик Фонер [20], настаивая на том, что перераспределение земель имело бы «глубокие последствия для южного общества, ослабив политическую и экономическую власть старых элит, основанную на владении землей» и «оказало бы влияние на самосознание бывших рабов».

В конечном счете лидеры республиканцев, многие из которых стремились возобновить производство хлопка, не могли допустить, чтобы черный радикализм на Юге объединился с рабочим радикализмом на Севере. «Неспособность добиться экономической демократии сделала хрупкими впечатляющие политические достижения афроамериканцев», — считает Майкл Казин [21]. «До тех пор, пока большинство чернокожих прямо или косвенно (как издольщики [22]) работают на белых хозяев, они останутся бедными, а их влияние на правительство будет уязвимо для нападок». Как утверждал Дэвид Монтгомери [23], республиканская партия действительно помогла установить равенство перед законом, но политические права не конвертировались в социальное равенство. Это было связано с огромным материальным неравенством, из–за которого наемные работники фактически не имели доступа к равному политическому участию. Экономическая власть лежала в основе политической власти и для установления эффективного политического равенства была необходима экономическая реформа.

Тем не менее в книге длиной более чем в тысячу страниц Чернов посвятил всего пять предложений вопросу распределения земли. Списав со счетов земельную реформу и оправдав Гранта и политические элиты, автор в конечном итоге приходит к выводу, что не было способа обеспечить права чернокожих без длительного военного присутствия и что такое присутствие было «политически невозможным». Зато политически возможным (т. к. элиты позволили этому случиться) оказалось предоставление бесплатных земель белым на Западе, скидок на землю бедным белым на Юге и особенно огромные пожертвования земли железнодорожным корпорациям, который получили почти двести миллионов акров от федерального правительства в послевоенный период, в то время как безземельные бывшие рабы трудились как издольщики. Надежды и устремления многих из них заключались в борьбе с различными формами собственности, а не только собственностью на людей.

В той степени, в которой он опровергает реакционные нарративы и подчеркивает радикальный потенциал американского прошлого, «Грант» Чернова следует положительно оценить за правдивость. Но его акцент на важности политических прав без обсуждения того, как рынок делает эти политические права уязвимыми (или даже бесполезными), является основным недостатком либерального подхода к эпохе Реконструкции, да и всей либеральной политики сегодня. Важнейший урок Реконструкции и в некотором смысле жизни Гранта заключается в том, что, хотя защита юридического и политического равенства от длительных и жестоких нападок является и благородной и необходимой, материальное неравенство и распределение прав собственности в ущерб рабочим и сообществам просто порождают новые формы несвободы для трудящихся.

Уильям Макфили был неправ. Проблема с Грантом была не в его апатии по отношению к черным. Проблема была в немалой степени проблемой свободного труда — неспособность партийного руководства воспринять и нежелание политических институтов учитывать реальность того, что достижение социального равенства требует готовности бросить вызов капиталу.

Перевод Яна Веселова

Оригинал статьи Мэтью Стэнли выходил в журнале Jacobin

Примечания

[1] Рон Чернов — американский писатель и журналист, автор биографий Джорджа Вашингтона, Александра Гамильтона и Джона Рокфеллера.

[2] Коррупционный скандал, в котором были замешаны производители виски, подкупавшие налоговых служащих для сокрытия доходов от налогообложения. В результате раскрытия преступной схемы в бюджет были возращено 3 млн долларов. Обвинения были предъявлены 110 людям, в т. ч. Орвиллу Бэдкоку, который работал личным секретарем Гранта. Знал ли Грант об этой схеме неизвестно.

[3] Еще один коррупционный скандал, вскрывшийся во время президентской гонки 1872. Компания, занимавшаяся строительством восточной части Первой трансконтинентальной железной дороги, создала Банк Креди Мобилье (не имеет никого отношения к одноименному французскому банку) и предлагая политикам взятки в виде денег и акций банок добилась завышенной оплаты на строительство, которое финансировалось государством. Среди политиков, получавших взятки, оказались действующий вице-президент Шулейр Колфакс, кандидат в вице-президенты Генри Уислон, спикер Палаты представителей Джеймс Блейн и будущий 20-й президент США Джеймс Гарфилд. Самого Гранта эти обвинения не коснулись.

[4] Предвыборный плакат кампании Улиса Гранта и Генри Уильсона на президентских выборах 1872 года. На нем Грант изображен в виде дубильщика (его отце владел дубильной мастерской), а Уильсон в виде сапожника, которым он был в молодости.

[5] Так называли представителей высшего класса из Новой Англии.

[6] Левая партия 1870-1880-х гг., наиболее активна была в Милуоки — столице штата Висконин,

[7] Одна из старейших рабочих организаций. Боролась за введение 8-часового рабочего дня, отрицая анархизм и социализм. Имела более 100 тысяч членов на пике своей активности.

[8] Профсоюзный активист и основатель Американской федерации труда — крупнейшего профсоюзного объединения в США.

[9] Собирательное название предпринимателей США периода 1870-1890 гг., нажившихся на правительственных заказах во время Гражданской войны и построивших монополии в различных сферах промышленности

[10] Финансовый кризис, вызванный высокой послевоенной инфляцией, активными спекуляциями на биржевом рынке и обесцениванием серебра

[11] Крыло Республиканской партии. Его представители настаивали на отмене рабства и конфискации земли конфедератов, и передаче ее бывшим рабам. В целом же они придерживались более агрессивного подхода к южанам-бунтовщикам

[12] Крыло Республиканской партии. Поддерживали переизбрание Гранта на третий срок. Противостояли фракции Полукровок (Half-breed), которые отличались умеренностью. Главным аспектом их противостояния была реформа госслужбы. Полукровки выступали за систему назначения на основе заслуг, а Лоялисты поддерживали старую систему политического патронажа

[13] Политическая партия, выступавшая против засилья монополий с позиции мелкого фермерства. Названная в честь бумажных долларов (Greenback) партия критиковала возврат к золотым монетам, т. к. при недостатке наличности она оседала в руках крупных банков, а фермеры оставались без наличных денег.

[14] Таддеус Стивенс — американский политик, аболиционист, один из лидеров фракции радикалов в Республиканской партии в 1860-х годах.

[15] Томас Пейн — американский политик и философ, один из отцов-основателей США. Известен своими памфлетами «Права человека» и «Век разума», в которых он отстаивал леволиберальные идеи.

[16] Одна из фракций в Демократической партии, существовавшая в 1830-1840 гг. Выступали за свободную торговлю и защиту профсоюзов. Активно критиковали монополии, бумажные деньги и государственное участие в банковской сфере. Поддерживали президента Эндрю Джексона

[17] Джексоновская эра или джексоновская демократия — период в истории США с 1828 по 1854 гг. Главной чертой эпохи стали коренные изменения в партийной системе США: упадке партии Вигов и расколе Демократическо-Республиканской партии на Демократическую (под руководством Эндрю Джексона) и Республиканскую партии (во главе с Джоном Адамсом и Генри Клэйем). Президентство Джесксона отмечено расширением демократии: переход к выборам различных должностей и снижением избирательных цензов.

[18] Уильям Дюбуа — афроамериканский историк, социолог и гражданский активист. Был одним из основателей Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP)

[19] Кеннет Стамп — американский историк, исследователь рабства, Гражданской войны и Реконструкции

[20] Эрик Фонер — американский историк, исследователь Республиканской партии и Реконструкции

[21] Майкл Казин — американский историк, соредактор журнала Dissent, автор книг о рабочем движении и партии популистов

[22] Вид аренды земли, при котором арендная плата взимается собственником земли долей полученного с неё урожая

[23] Дэвид Монтгомери — американский историк, писавший о рабочих движениях в Америке