Право имеет свои различные формы проявления. А различные формы проявления имеют свои особенности, и каждое изменение имеет постоянность. Французский мыслитель Монтескьё считал: прежде чем сложилось человеческое общество, всё сущее уже пребывало в определённой внутренней взаимосвязи. Именно возможность этой взаимосвязи предопределила то, что между всем и вся выстраивается непреходящий закон возможности. И этот непреходящий закон возможности берёт начало в справедливости. Справедливость существует прежде всякого закона, а базис и основополагающий принцип справедливости есть равенство. Эта мысль Монтескьё глубоко повлияла на философию права Гегеля и вместе с тем стала отправным пунктом для Маркса в его критике гегелевской философии права.

Идея и интересы

Из взгляда Гегеля следует, что воля свободна, поэтому свобода составляет сущность и условие права. Ясно, что Гегель, как преемник Монтескьё, вместе с ним считает, что животные движимы только инстинктами без какой-либо субъективной воли и внутренних установлений. Гегель подчёркивает, что без воли для человека невозможны ни теоретическая деятельность, ни размышление, так как именно в размышлении человек деятелен. Содержание мыслимой вещи, конечно, имеет форму существующей вещи, однако эта существующая вещь учреждается через опосредование, то есть через нашу деятельность.

Свобода воли выражается как «абсолютная возможность абстрагироваться от любого определения, в котором я себя нахожу или которое положено мною в меня». Если мы всё ещё остаёмся на этой ступени, то, по Гегелю, это есть лишь “негативная свобода”, а соответствующая этому “позитивная свобода” представляет собой мечту о всеобщем равенстве и всеобщности религиозной жизни. Негативность «негативной свободы» снимается как «рефлектированная в себя и тем самым возвращенная ко всеобщности особенность», то есть особенное, которое приходит к единству со всеобщим через рефлексию в себя.

Соответственно этому, как считает Гегель, осуществление свободы воли должно пройти три ступени: право, моральность и нравственность. В самом деле, выступающее как индивидуальность “Я” остаётся прежде всего членом семьи, который благодаря любви неразрывно связан с близкими. Из простейшего чувства “любви”, как  основополагающего принципа, происходят отношения между членами семьи. Это — воплощение нравственного духа природы. А в гражданском обществе — из-за распада природной нравственности семьи — всеобщее отношение между человеком и человеком заменяет частную чувственную связь между членами семьи, принцип всеобщности заменяет собой принцип особенности, закон и мораль заменяют тождество “любви”.

На этой основе Гегель, с одной стороны, указывает, что государство должным образом обеспечивает осуществление права на личную свободу, то есть сохраняет достоинство, честь и благородство индивида как нравственного сущего. С другой стороны, право собственности, как и “собственники”, необходимо пользуются защитой государства и закона, поскольку гражданское общество вне всякого сомнения есть оберегающее особые и общественные интересы нравственное единство. Тем не менее, из-за отделения гражданского общества от политического государства, от политической жизни, от собственного гражданского положения в государстве, говорит Гегель, “государственный строй есть существенно система опосредования”, то есть государство управляет общегосударственными делами посредством всеобщей системы сословий, и тем самым сословия гражданского общества и политические сословия оказываются полностью согласованы. Соответственно, гражданская жизнь и политическая жизнь также согласуются с этим разделением системы сословий. Это приводит к следующему следствию: на деле возможность “пролетария” осуществлять свои политические и демократические права сведена на нет.

В этом отношении Маркс очень ясно раскрывает заблуждения точки зрения Гегеля. Так называемая “философия права” — не более, чем подмена различий противоположностей на практике различием противоположностей в идее. Гегель тщетно пытается сделать “идею субъектом”, то есть заменяет реальные отношения между семьёй, гражданским обществом и государством на “воображаемую внутреннюю деятельность идеи”. Гегель ошибочно принимает “государство в качестве нравственного, в качестве взаимопроникновения субстанциального и особенного”, останавливаясь на этой идейной платформе, и к тому же, заворожённый “иллюзорной видимостью” различных “логических понятий”, не может выпутаться. Эта иллюзорная видимость не есть нечто таинственное, это всего лишь использование различий в идее вместо практических различий. А именно, государство вместе с его различными властями есть существо, уже определённое своей природой. “Субстанциальность государства есть дух”, его всеобщий характер выражает всеобщие и общественные интересы, сохраняя в тоже время разнообразные особые и частные интересы. Итак, представляющая прусское правительство того времени “Философия права” логически сводилась к выводу: “Государственное устройство разумно, поскольку госу­дарство различает и определяет внутри себя свою дея­тельность в соответствии с природой понятия”. Однако, по мнению Маркса, имманентная деятельность идеи не может быть совершенно полностью разумной; так называемый “закон о краже леса”, представлявший прусское правосудие, также не может быть вполне разумным. Маркс глубоко подчеркивает тот вывод, что “государство возникает из этого множества, существующего в виде членов семей и членов гражданского общества”, и далее критикует отделение гражданского общества и государства, с точки зрения отчуждения человеческой сущности, критикует монархическое государство и выражает надежду на наступление “истинной демократии”. Впоследствии, при написании “Немецкой идеологии”, совместно с Энгельсом они также разработали материалистический взгляд на историю и метод материалистической диалектики, согласно которым люди и есть истинные творцы истории общества, они и есть прогрессивная сила, непрерывно толкающая человеческое общество вперёд.

От “философии права” к “отчуждённому труду”

В капиталистическом обществе производственные отношения между капиталом и трудом, между капиталистом и рабочим регулируются капиталистической идеей “законной власти”. Однако этот принцип “денег” и “законной власти” своей истинной целью имеет свободное владение, своей конечной целью — самое беспощадное извлечение прибавочной стоимости из труда рабочего. В конечном счёте, основные особенности гражданского общества полностью определяются “производственными” и “юридическими” отношениями между ними.

После того, как труд отделился от своих природных атрибутов и приобрёл социальную функцию, после того, как в процессе материального производства труд стал непрерывно создавать новые социальные ценности, только тогда законы и власть Прусского государства смогли раскрыть своё действие в давно отчуждённых трудовых производственных отношениях и формах общения. Они и воплощали “законную власть” буржуазии в гражданском обществе и сами по себе точно отражали свой специфический способ производства общественного бытия.

Однако, в процессе материального производства отчуждённые труд и формы общения, которые на этом базисе непрерывно превращаются во внешние отношения, сами по себе на самом деле уже реционализированы и узаконены господствующими классами. Точно как и говорил Маркс, это внешнее отношение выражено в отношении “рабочего к продукту труда, как к предмету чуждому”. Это отношение “как к предмету чуждому” есть не что иное, как фактически занявшее сторону против человека, и теперь само управляет им, закабаляет и понуждает его стать новым специфическим товаром. То есть труд рабочего больше не есть источник производимых им продуктов и созидания богатства, а есть только навечно разлучённое с ним сообщающее между ним самим и миром, которое непрерывно отдаляется во внешнее существование. К тому же и это чуждое бытие теперь есть не обособленная вещь, но превратилось в независимое царство товаров. Таким образом, отчуждение человека и его “человеческой сущности” давно уже достигло такой степени, к которой уже нечего прибавить.

С этого момента Маркс проницательно раскрыл сложную структуру отношений материального производства, форм общения, гражданского общества, надстройки и идеологии. Итак, что же такое “власть денег”? На самом деле накопление труда и создание стоимости являются исходным пунктом стремящегося к прибыли процесса непрерывного накопления и расширения капитала и процента. Ясно, что рабочие лишены власти денег, как лишены и политических прав. Первое является необходимым результатом свободной конкуренции.

Вместе с этим, поскольку “естественная производительная сила” земли попросту не может сравниться с могучими и высокоэффективными производительными силами общества, всё больше оставшихся без крыши над головой пролетариев крупного машинного промышленного производства всё больше демонизировали власть денег, эту неистощимую силу подобного бегемоту монстра. Увеличение числа европейских пролетариев привело к тому, что они сами совершенно не имели возможности вполне удовлетворить собственные потребности, включая потерю таких базовых политических прав, как каждодневный отдых, питание, образование для детей, свобода слова, увеличение зарплаты вместе с сокращением рабочего времени. И громадная сила “бегемота” ни на минуту не ослабляет контроль за дыханием и движениями трудящегося. Вполне ясно, что Маркс, не переставая, размышляет о циничности Прусского права, олицетворяющего “справедливость и правосудие”, а также об огромном вреде, который все извращённые капитализмом определения наносили трудящимся. Всё это заставило Маркса и Энгельса отбросить буржуазное красное вино и светскую жизнь и заняться “Рейнской газетой” в качестве боевой и идейной платформы, развернуть яростную атаку на всю бесчеловечную реальность, на все неразумные законы и политические режимы.

В гражданском обществе, как считал Гегель, “определение моей воли по отношению к воле других позитивно”. Напротив, Маркс считал, что “определение моей воли по отношению к воле других негативно”, а всеобщее взаимодействие индивидов есть внешняя форма проявления растущей силы отчуждения, и эта скрытая сила является отрицательной по отношении к воле другого.

Гегель характеризует гражданское общество как поле столкновения личных корыстей, где каждый противостоит каждому, но он не показывает причины, кроющиеся в тени этого “противостояния” каждого каждому. И едва ли это сводится к особенностям эгоизма или процессу становления свободной личности (процессу движения семьи от становления к распаду), то есть к тому, что формирование моральной личности и правовой личности (органическое единство процесса обособления идеи добродетели и процесса формирования специфической сущности собственности) составляет природу человека. Итак, Гегель сводит “человеческую свободную личность” к человеческой природе. А гражданское общество в свою очередь формируется в современном общественном производстве. Формируется позднее, чем история семьи и государства. Таким образом, на взгляд Гегеля государство есть действительность нравственной идеи, есть действительность идеи добродетели. Против этого Маркс развернул опровержение и критику: “Не государство определяет гражданское общество, а гражданское общество определяет государство”, потому что исторически до возникновения частной собственности, она обнаруживала себя родовыми и племенными формами. В этих первобытных сообществах жизненные связи между людьми образуются напрямую, без необходимости в каком-либо посреднике. В противоположность этому, в гражданском обществе, для которого характерна крупная машинная промышленность, активность человеческого индивида и социальное взаимодействие реализуются посредством форм товаров и денег.

Под влиянием мифа о частной собственности и праве собственности, и Гегель, и Штирнер, оба считали, что права личности и собственности суть осуществлённый оплот свободы человека. Но оба они не раскрыли, где в гражданском обществе первопричина отчуждения форм общения между людьми, как и не критиковали ни пороков частной собственности на средства производства, ни того процесса, в котором труд “обесценивает” распределение продукта. Однако Маркс чрезвычайно глубоко подчёркивает: стоимость земли сопровождает рост населения и поэтому сама непрерывно растёт. И наоборот, стоимость продуктов и предельного продукта труда падает вслед за ростом количества рабочих и количества продуктов. Здесь, земля есть ограниченное имущество, а последние — постоянно растущее имущество.

В самом деле, Гегель и пытается через законодательство и отраслевые корпорации прийти к преодолению антогонизма между индивидуальными и общественными интересами. Но Маркс показал, что отчуждение труда и частная собственность на средства производства представляют собой главный источник острого конфликта между производительными силами и производственными отношениями и, в то же время, корень возникающего в гражданском обществе отчуждённого общения. С одной стороны, Маркс показывает, что отчуждённый труд — источник формирования частной собственности и скопления огромных богаств; с другой — что свободное развитие и эмансипация человека — единственный путь к решению проблемы отчуждения сущности человека в гражданском обществе.

Итак, материальное производство определяет духовное общение. Представления людей, мышление и духовное общение здесь по прежнему являются прямым результатом движения материи. Сущность форм общения состоит в том, что это — не иначе как искажённые формы общения отчуждённого труда и производства. То есть человеческая личность тоже сведена к эквиваленту товарообмена, к особой форме существования, полностью опредмеченной производством. А потому из истории мысли, будь то схоластика или классическая политэкономия, мы видим, что предметное и непредметное, человеческая и бесчеловечная точка зрения — всё это составляет действительные отчуждённые отношения. Именно в этом состоят все действительные основы и важный источник, из которых сформировался и получил развитие материалистический взгляд Маркса на историю.

Автор: Чжан Чженьдун (Zhang Zhendong), Педагогический университет Шаньси

Оригинал: China Social Sciences Network-Китайский журнал социальных наук https://www.sinoss.net/c/2023-10-17/635396.shtml

Телеграм-канал автора перевода: @goracanal.