Авто-перевод с беларуского

Для Насти Рыдлевской

Маричка живёт тремя жизнями, дышит тремя воздухами. Три разных сердца перекачивают её кровь: красную, жёлтую, чёрную.

Выходим на третьем этаже, звоним в тридцать третью квартиру. Замираем, прислушиваемся к шороху за дверью. Маричка не открывает. Видимо, не гостевой день. На лестничной площадке — цоканье невысоких каблучков. Это поднялась мама Марички, пришла проведать любимую дочь. Маме Маричка тоже не открывает. Постучав ещё раз для формы, мама удаляется к себе.

Женский род семьи Марички растянут между этажами. 

Бабушка потихоньку скрипит на первом в большой квартире, где даже в плотной вате летней жары прохладно. Живёт бабушка в окружении сервизов и фотографий любимых покойников, вот они, слева — направо: брат номер один, брат номер два, муж, второй муж. Под плотной шеренгой мертвецов, рядком поменьше, доска почёта умерших животных. Кошки вперемешку с собаками, попугайчики, кролик, а завершает ряд поясная фотография бабушки Марички с круглыми аквариумом, где проглядывается отблеск золотого рыбьего бочка. Фотографии Марички и её мамы поставлены в рамках на телевизор: между миром мёртвых и миром живых нужен порядок.

Этажом выше в однокомнатной квартире с симпатичным застеклённым балконом, по бокам которого ползёт лепнина из лавра, живёт мама Марички. Её утренние ритуалы для красоты, здоровья и денег включают в себя капучино с густой пенкой и посыпкой из корицы, проверку студенческих работ по французскому, перевод Анни Эрно и сообщения нескольким ухажёрам: «Котя, сегодня вечером свободна, пойдём куда-нибудь?» К десяти утра мама Марички обрастает комплиментами, приглашениями и планами на вечер.

На третьем этаже, где мы и находимся, живёт сама Маричка. Чтобы не спугнуть Маричку, поднимаемся на пролёт выше, пристраиваемся между диффенбахией и хлорофитумом. Ожидаем. В джунглевых зарослях подъездных цветов долго не просидишь, но нам и не нужно. 

Спустя пять минут доброкачественной подъездной тишины Маричка приоткрывает щёлку в двери и быстро-быстро выпихивает свою другую жизнь.

Реагируем без промедления: «Добрый день!»

Девушка поворачивается к нам. Лицо её из мягкой расслабленной массы вдруг превращается в мраморный слепок. Бровки становятся домиком, губы — сжимаются в плотную линию, подбородок немножко, совсем чуть-чуть, высокомерно приподнимается.

«Добрый день», — отвечает Мария Александровна и, вызвав лифт, исчезает с этажа.

Мария Александровна, красная.

Мария Александровна собрана, сжата, уплотнена семейными чаяниями. Единственный ребёнок, единственная внучка — первая, неповторимая, удивительная. Исключительные прилагательные навешаны на Марию Александровну как фамильные серёжки с мелкими бриллиантами.

От Марии Александровны в прихожей диплом бакалавра (с отличием), диплом магистра (с отличием), диплом об окончании аспирантуры. Кроме академических трофеев в прихожей от Марии Александровны — ключи от машинки, недавно пригнанной из салона, флаконы духов (все, как на подбор, с базовой ноткой ванили — Мария Александровна любит производить впечатление), строи замшевых сапог. 

Мария Александровна предпочитает практичность и неброскую роскошь. Вместо вызывающего оранжевого и зелёного — строгий синий, вместо массивных золотых украшений — тонкие колечки и цепочки. На работу она берёт не сумки-малютки, куда едва умещается телефон, а просторные кожаные торбы, в которых теряется сменная обувь без каблука, уменьшающая отёк лодыжек.

На работе, кстати, к Марии Александровне никаких претензий, только уважение от коллектива и букеты на праздники. Мария Александровна в свои тридцать с чем-то занимает сеньорскую должность, но власть и статус её не кружат. Мария Александровна никому не предлагает чувствовать себя частью капиталистической семьи, не рассказывает грустных историй про стейкхолдеров, которые получили на полтора процента меньше прибыли в прошлом квартале, чем ожидали.

Конечно, она и приходит раньше всех, и уходит позже всех, и в два тридцать ночи пишет рабочие сообщения. И иногда кричит на совещаниях, и звонит подчинённым на личные номера, если они не успели выполнить задачи, и изводит людей бесконечными правками и замечаниями, но кто из начальства так не делает? Такое легко простить. Только изредка, в совсем уж тёмные дни завалов, можно услышать на перекурах, как Марию Александровну называют заносчивой сукой. И это в то время, как среднее количество оскорблений на одну менеджерку — порядка пяти в день, а в период кранча — до двадцати. 

Настоящая страсть Марии Александровны — это визиты в новые места. В предыдущее десятилетие своей жизни Мария Александровна бесстрашно промчалась по четырём континентам, а теперь, успокоившись, обратила внимание на цели более близкие, до которых не нужно лететь с пятью пересадками, и начала ходить по ресторанам.

Посещает рестораны Мария Александровна сразу после работы. Бывает, неделя ещё не началась, а она уже спланировала несколько вечеров в новых местах, и тогда этот план поддерживает её, как тросточка, пока она продирается сквозь рабочую чащу. Если день на работе особенно невыносимый, Мария Александровна позволяет себе добавочный визит и делает вечернюю резервацию в одно из любимых мест. Тогда время превращается из белёсой мороси в нежно-розовую дымку, и в ней Мария Александровна скользит бесшумно, играючи справляясь с рабочими сложностями.

Приходя в рестораны, в Гугл отзывах Мария Александровна в первую очередь комментирует интерьер. «Удачное сочетание материалов, приятная обстановка для рабочих встреч, четыре звезды», «Стильное пространство, мебель — от локальных производителей, внутри много живых цветов. Рекомендую тем, кому важна аутентичность, четыре звезды», «Не кафе, а попытка владельцев обратить на себя внимание. Вместо расслабленной атмосферы — громкая музыка, постоянная ругань за барной стойкой, панибратство с клиентами. Больше сюда не вернусь, одна звезда».

Пять звёзд Мария Александровна никому не ставит. В жизни должен оставаться зазор для удивления, а так поставишь пять звёзд — и можно сворачиваться.

К вопросу отзывов в Гугле Мария Александровна подходит со всей серьёзностью. В ресторанах для Марии Александровны важны: тишина и комфорт, чистота, приятный запах. Еда вторична. Мария Александровна редко заказывает что-то серьёзнее салата и аперитива для поднятия духа. Выпив аперитив, она делает фотографии, не смущается вставать из-за своего столика и исследовать пространство. Есть ли пыль на полках, не отклеиваются ли обои, не шатаются ли стулья — она тщательно фиксирует все недочёты.

Мария Александровна никогда не редактирует фотографии. В своём Гугл профиле местного эксперта она даёт жизнь без прикрас, фиксирует её сколотые уголочки и не проглаженные заломы. Если живая стена из папоротников пожелтела от неправильного полива, зачем её принаряжать? 

Главным в ресторанах Мария Александровна считает уборную. Уборная — это украшение заведения, его хрустальная диадема. Если в туалете не прибрано, если нет бумажных полотенец, если не хватает пространства внутри самой кабинки, для Марии Александровны это перечёркивает все остальные плюсы и, не выходя из туалета, она строчит расстроенный комментарий.

Заходя в уборную, первым делом Мария Александровна ищет крючок для сумки. В идеальной уборной надёжный крючок находится прямо на двери, и тогда Мария Александровна водружает на него сумку, стягивая с плеча надоевшую тяжесть. Далее она опускает крышку на туалет, присаживается на него, деловито, с расстановкой, ставит колени на ширине плеч, опирается спиной о сливной бачок. Несмотря на искорки возбуждения и охотничий азарт, Мария Александровна не торопится. Она делает дыхательное упражнение, замедляется, растягивает время. Когда сердечный ритм приходит в норму, Мария Александровна распахивает нутро сумки и достает миньончик с красным вином.

В сумке у неё всегда по кармашкам рассованы три-четыре бутылочки, по двести миллилитров каждая, а на дне, аккуратной группой, лежит коробочка крохотных стеклянных бочонков с коньяком. Мария Александровна проворно свинчивает пробку и в один глоток опустошает первую бутылочку, а потом, в течение буквально пары секунд, подпитывает янтарной влагой вздувающийся красный бутон внутри.

Умиротворение заполняет Марию Александровну с живота, всегда с живота.  Мария Александровна видит в себе этот красный, его пульсирующую, живую энергию. Пока терпкая горечь щиплет язык, в серёдке Марии Александровны распускается алый цветок. Он начинается с небольшой точки, но быстро заполняет её до лёгких, и, когда Мария Александровна делает глубокий вдох, цвет вдруг обрастает запахом цветущего шиповника.

Мнимый запах кустарника мгновенно успокаивает Марию Александровну. Закрыв глаза, она перемещается в летний жаркий вечер, на пыльную грунтовку, ведущую на речку. Тлеющее багровое марево заката смешивается с рдеющими цветками шиповника, густо растущего по обе стороны от дороги. Мария Александровна растворяется в этом тёплом красном, льющемся со всех сторон.

Мощный сладкий аромат детства вытесняет и кислые нотки мочи в уборной, и пробивную резь моющего средства для туалета. Мария Александровна уходит в красный всё глубже. Сначала опускает в него стопы, потом заходит по колено и почти сразу идёт по пояс. Внутри красного нет ни семейных ожиданий, ни рабочих обязанностей, ни тревог о будущем. Только в нём Мария Александровна чувствует, как расслабляются мышцы: разжимается челюсть, расправляются плечи. Настойчивая боль между лопаток уходит, а с ней уходит и напряжение в пояснице.

Чуть только цвет начинает терять свою насыщенность, Мария Александровна тянется за следующей парой бутылочек, пытаясь задержаться на плато спокойствия. В течение пятнадцати минут она выпивает полтора литра вина и коньяка, и, дожав последние секунды миража, выходит из туалета. Даже если кто-то и недовольно бурчит, что она занимала туалет слишком долго, Марии Александровне не до этого. Она мгновенно вызывает себе такси, надеясь довезти хотя бы разводы красного блаженства до дома, и уже в машине дописывает последние строчки в свой отзыв.

«На огромный ресторан на шестьдесят мест — одна туалетная кабинка», «Замечательно и со вкусом обставленная просторная уборная», «Чудовищная вонь из труб. Разве это допустимо для места со звездой Мишлена?», «Мраморная раковина покорила моё сердце!»

За время короткой поездки алкоголь начинает действовать в полную силу. В квартиру Мария Александровна не входит — вваливается тяжёлым мешком, сбрасывает обувь, одежду, сумки и со стоном распластывается на кровати. 

На одной из наволочек вышит красный шиповник. Это подарок от бабушки. Маричка перехватывает жизнь Марии Александровны и тянет её в ванную.

В доме все девять этажей в унисон гремят вечерними приготовлениями. Мария Александровна вернулась к семи, и, хотя её день уже утонул в красной алкогольной пене, соседи только-только начинают накрывать на стол. Вот через три пролёта сверху льётся ругань: домашнее задание не сделано, курица не разморожена, что ты за бестолочь. Ей вторит жужжащая семейная ссора о неоплаченной коммуналке, поверх которой телевизор крикливо сообщает о радостях надоев и уборки льна.

А вот снова слышится цокот на лестнице. Мама Марички недавно вернулась со свидания и, уплотнённая итальянской кухней в приятной компании, делает вторую попытку перехватиться с дочерью. Теперь она звонит в дверь более настойчиво. Два-три звонка, после которых раздаётся стук в дверь: «Дочурка, ты дома?». Из квартиры Марички — ни звука. Мама мнётся у двери, но вскоре спускается к себе.

Ближе к восьми из квартиры Марички проклёвываются звуки. Сначала шумит фен, потом гремят двери шкафов, бурлит чайник — Маричка заваривает кофе, чтобы взбодриться во время приготовлений. Без четверти всё разом смолкает, и из-за двери показывается напудренное лицо. Строгий синий деловой костюм сменился на хищное платье с зубастыми вырезами: декольте, разрез у бедра, короткие рукава. Девушка застегивает плотное пальто и, спрятав платье, становится почти безобидной. Только стрелки почти до уха и тёмная помада указывают на её охотничье предназначение.

В руках у неё — небольшой рюкзак. Видно, что торопится, поэтому сразу же окликаем: «Добрый вечер!» Девушка не оборачивается и, забросив рюкзак на плечи, только на следующем пролёте откликается: «Добрый». 

Магдалена, жёлтая.

Магдалена скоро шагает на свидание. И не на одно: у неё спланировано две встречи, возбуждённо дышащих друг другу в затылок. Один мужчина назначен на восемь, второй — на девять. В десять кофейня, которую Магдалена выбрала для этого вечера, закрывается. Так Магдалена чётко очерчивает временной промежуток, в который она готова быть разочарована мужчинами.

Кофейни Магдалена всегда выбирает в своём районе. Ближе к ночи не хочется мельтешиться, ехать неизвестно куда, зависеть от такси. Если оба свидания окажутся провальными, Магдалена просто вернётся домой. Но такого с ней никогда не случается: даже из наихудшего, склизкого вечера Магдалена может вычленить жемчужинку удовольствия.

Если раньше в поиске мужчин для свиданий был какой-то азарт, то со временем Магдалена поняла, что на тематических форумах мужчины ищут простоты. Они не приходят за беседами о природе мазохизма, они не ищут глубокого контакта и не хотят разбираться, как детские травмы повлияли на их сексуальность, — они пытаются найти ту, кто согласится исполнить их фантазии. А фантазии эти, с большего, — всего лишь плоские реплики с порно.

Сначала Магдалена писала объявления, в которых можно было разглядеть осколки её собственных желаний: «Ищу партнёра для S/M игр с ударными», «Заинтересована только в профессиональных игровых взаимодействиях, любителям просьба не писать», «Не более двух приватных встреч, аренда помещения за ваш счёт». Но на это ей приходили сумбурные, огорчительные ответы невпопад: возьмите к себе в качестве раба, интересуют ли вас куколды, как насчет ЖМЖ?

Поэтому она удалила предыдущий профиль, а новый, под ником Магдалена, напичкала штампами, на которые мужчины стали реагировать охотнее.

«Красивая девушка ищет послушного раба» — сорок сообщений.
«Страстная женщина в поисках мужчины для своего удовольствия» — пятьдесят пять сообщений.
«Ищу особенного парня, чтобы воспитать под себя» — восемьдесят сообщений.

Выбрав горсть счастливчиков из роя однотипных откликов «Готов служить, госпожа», «Я у ваших ног», «Используйте меня, как хотите», Магдалена отправляет приглашения на свидания. Отвечают ей, как правило, один-два человека, а иногда вообще не отвечает никто.

За первые десять свиданий с мужчинами Магдалена выучила весь репертуар их реплик и переключилась на более интересные забавы, а именно на кофейни и десерты. Магдалена начала с любительского интереса, но постепенно втянулась и теперь отслеживает новости об открывшихся заведениях, делает закладки на постах фуд-блоггеров, сама пишет рекомендации.

В своих Гугл отзывах Магдалена детально описывает десерты. «Великолепное сочетание нежного крема, медовых коржей и цитрусовой пропитки в медовом торте, пять из пяти», «Тающее во рту суфле со свежими ягодами, идеально подходит к кофе, пять из пяти», «Мягчайший пончик с ванильным кремом, в меру сладкий, пропечённый внутри, пять из пяти».

Магдалена не скупится на похвалу. Если десерт хороший, она ставит ему пятёрку — от неё не убудет.

Приходя в кофейню, Магдалена заказывает несколько десертов, чтобы понять вкусовой спектр в заведении. Она не ограничивает себя какой-то одной категорией, например, сорбетами или печеньем. Магдалена методично пробует всё по списку: торты, пирожные, выпечку. Она редко что-то доедает до конца прямо в кафе, но всегда просит упаковать ей десертные обломки. Что-то можно съесть на завтрак, а что-то — взять к чаю к бабушке.

Первый мужчина ожидаемо не доходит до кофейни и извиняется: на работе — завал. Магдалена слышала эти извинения в сотне вариаций: внезапные боли, поломка машины, плохое начальство, сопливые дети, смерти пожилых родственников. Она не принимает это на свой счёт. Магдалена по себе знает: никакой физический опыт не может превзойти фантазию. В фантазии не бывает сезонных простуд и соплей, в ней никому не нужно в уборную, в ней никто не приходит в дырявых носках и трусах с коричневыми полосами.

Многие не могут вынести напряжения от физической встречи, которую Магдалена назначает, чтобы обсудить потенциальную сессию. На таком свидании некуда деться от реальности происходящего, от жгучего стыда за своё желание и Магдалену, которая его воплощает. Мужчина искал подчинения? Вот она, Магдалена, готовая его организовать.

В течение второго свидания, слушая бубнёж собеседника, Магдалена пробует три десерта: фисташковое шу с праздничной сахарной посыпкой, хрустящий наполеон, в котором заварной крем оттеняет кислинка поречки, и кардамоновую булочку. В заметки на телефоне Магдалена записывает, что булочка — выше всяких похвал, с чуть липкой сердцевиной, которая особенно хорошо сочетается с крепким чёрным чаем. Шу и наполеон — так себе, залежавшиеся, на троечку.

Магдалена поднимает руку, чтобы подозвать официантку, и мужчина, впервые за весь вечер оторвавшись от себя и звука своего голоса, обращает на неё внимание.

«Ты ещё будешь заказывать? Не лопнешь?»

Магдалена всегда даёт мужчинам шанс. На свиданиях она вежлива и корректна. Она никогда не спрашивает, где их девушки или жёны, как давно они проверялись на ИППП, она не интересуется, настоящим ли именем они представляются. Но как только мужчины проявляют гнилость, Магдалена проявляет гнилость в ответ.

Что-то щёлкает в ней. Вся её скука: расфокусированный взгляд, ленные размазанные движения, расслабленная поза — сходит в один момент. Магдалена округляет рот в притворном «Ох». Это ох разочарования и гадливости. Прижав ладонь ко рту, она спрашивает холодным голосом, из которого не выжать ни капли нежности, ни капли сочувствия: «Почему же ты не сказал раньше, что ты нищий?» Не голос — нож для масла, таким не порежешь, но чудовищно, необратимо покалечишь.

Спрашивает Магдалена про нищету чуть громче, чем нужно, чуть громче, чем допустимо в общественных местах. Люди за столиками рядом оборачиваются, смотрят изумлённо.

Мужчина начинает шипеть: «Ты что, я не нищий. Просто я хочу, чтобы всё было по взаимному притяжению, меня не интересует коммерция».

Магдалена внимательно смотрит на мужчину, на его плохую причёску, несуразную, плохо подобранную одежду, неухоженную щетину. Магдалена вспоминает его бессвязные сообщения перед встречей, ориентированные только на его желания. «Я, я, я, я» — где же здесь взаимность? Мужчины не хотят платить, даже если очевидно, что Магдалена не получает ничего взамен.

Магдалена уточняет: но будет ли он платить за помещение? Или он думал, что они не по-коммерчески пойдут в какой-то парк? Или же он предлагает ехать на сессию к нему домой? Тогда соседи услышат, могут и милицию вызвать.

Мужчина краснеет и начинает лепетать: «Конечно, за помещение я заплачу». Какие вообще вопросы, это же разное. Он взбудоражено накидывает в беседу: «Да ты если хочешь — закажи всё, что хочешь. Если девушка мне нравится, я готов платить! Но знаешь, сколько сейчас меркантильных баб? Некоторые специально ходят на свидания, чтобы поесть».

Магдалена делает вид, что соглашается с логикой мужчины и заказывает несколько пирожных с собой. В отношении мужчин она всегда делает вид. Магдалена делает вид, что ей нравятся мужчины, она делает вид, что ей нравится проводить с ними время, она делает вид, что её интересуют их рассказы, которые всегда кружатся вокруг их работы, их интересов, их фантазий, их желаний. 

От скупости собеседника Магдалена покрывается кислым жёлтым. Это цвет рвоты. Бабушкину собаку рвало таким на ковёр. Эта рвота выходила не кашицей, а полупрозрачной взмыленной жидкостью, с едким желудочным запахом. За несколько минут бессвязных объяснений мужчины о его взглядах на современный дейтинг, за что можно и нельзя платить на первом свидании, этот жёлтый облепливает Магдалену со всех сторон, и даже десерт как будто покрывается кислотно-жёлтой коростой. 

Последнее удовольствие — и то пропало. 

Магдалена откладывает десертную вилочку и поднимает ладонь, останавливая мужчину. Теперь говорить будет она. Магдалена задаёт короткие вопросы: какой уровень повреждений допустим? По шкале от 1 до 10, где 10 — нестерпимая боль, где мужчина хочет оказаться? Хочет ли он попробовать разные девайсы или остановится на одном? Она повторяет несколько раз: никакого секса, никакого секса, никакого секса — пока мужчина не кивает: «Понял».

Она в деталях объясняет, что произойдёт. Они придут в студию. Мужчина разденется и оботрётся влажными салфетками. Магдалена разложит ударные, и он выберет те, которые понравятся больше всего. Дальше она разогреет мужчину мягкими ударами — это около пяти минут, и перейдёт к самой порке. Порка займёт около получаса, потом быстрый отдых и ещё одна итерация, только более короткая. К одиннадцати всё закончится, и они разойдутся по домам.

Мужчина улыбается: «А может, поедем и в одном направлении?» — и спрашивает, каким будет стоп-слово. Тошнотворный жёлтый окатывает всё помещение. Магдалена прижимает кулак к животу, чтобы унять позыв выблевать пирожные на стол. 

Стоп — это достаточное стоп-слово.

Когда через пятнадцать минут они оказываются у закрытой йога студии, жёлтый висит перед Магдаленой плотным вонючим шерстяным полотном, от которого она отмахивается, наощупь продвигаясь по лестнице. Магдалена открывает дверь своими ключами и просит мужчину оставить деньги под горшком толстянки.

«А если я захочу оставить тебе на чай?»

Магдалена делает вид, что она ничего не услышала, в отношении мужчин она всегда делает вид. Она оставляет коробочку с пирожными у двери и просит мужчину не терять времени. Сама Магдалена продирается сквозь жёлтый, снимает обувь, поправляет платье, раскладывает девайсы. Из рюкзака она достает паддлы: один совсем безобидный плоский, другой — ребристый, с нежной фиолетовой ленточкой на ручке (знак любви), третий — с кусачими зубчиками, которые Магдалена тщательно дезинфицирует после каждой сессии. К паддлам добавляются короткий хлыст, пара близняшек-флоггеров, любимица бамбуковая палочка для бастинадо, колечко кожаного ремня и плотные перчатки с крошечным шипами на пальцах для работы ладонью.

Единственное, что нравится Магдалене по-настоящему, — это делать мужчинам больно. От инструментов студия будто освещается. Их мерное золотистое сияние отталкивает противный жёлтый, и Магдалена старается не отходить от них далеко. Мужчина выбирает самый беззубый паддл, берёт его без разрешения и замахивается несколько раз. 

«Может, хочешь поменяться на сегодня? Я буду в роли мастера».

Жёлтый окружает Магдалену и начинает сжиматься в конвульсиях, как будто вот-вот — и прорвётся ещё более мерзким цветом, вывернется наизнанку. Она забирает паддл, просит мужчину раздеться и встать у стены.

«Трусы тоже снимать? Как у врача на приёме? Ты, кстати, очень секси медсестричка».

Первые несколько ударов лёгкие, ничего не значащие — Магдалена бьёт рукой, разминает кожу. Шлепки падают с полым звуком, и мужчина игриво качает бёдрами: «Совсем не больно, это и есть семёрка? Я ожидал чего-то пожёстче».

Магдалена проходится по ягодицам, бедрам, доходит до голени — и возвращается к спине медленными, почти поглаживающими прикосновениями. В жёлтой каше Магдалена фокусируется на бледно-розовой попе с мелкими тёмными крапинками воспалений. Она сначала бьёт по контуру, вырисовывая кружок, а потом начинает метить в сердцевину, наращивая силу удара. Она считает вслух: десять, девять, восемь — к нулю удар разворачивается во всю широту, и, когда она кладёт его на поперёк ягодиц, мужчинка сжимается, потому что стало по-настоящему больно. 

Тогда Магдалена берет паддл. Гладит его края, пробует в ладони, меняет позу, чтобы замахиваться было удобнее. Сначала не бьёт: заводит руку — и опускает её в паре сантиметров мужчины, заводит — и опускает. Магдалена по-хозяйски проверяет попу мужчины: чуть сжимает ягодицы снизу, похлопывает по бокам, проверяет следы. Удостоверившись, что всё в порядке, создав иллюзию безопасности, Магдалена без предупреждения ударяет паддлом.

От неожиданности мужчинка сладко охает. В этом звуке и напряжённость от внезапной густой боли, которую размазывает паддл, и испуг от того, как больно может сделать Магдалена, и вдруг возникшее смирение. Мужчина больше не сыплет шутками, не комментирует действия Магдалены, не пытается с ней флиртовать — он упоительно молчит.

Магдалена ударяет ещё раз, и мужчинка прижимается лбом к стене, чтобы выдержать удар. Его правая коленочка начинает дрожать. Магдалена испытывает к мужчинке почти нежность, ей хочется прижаться ртом к этой дрожащей коленочке, слизнуть с неё выступивший пот и укусить чуть выше, на задней поверхности бедра, сильно-сильно, чтобы от зубов остался глубокий отпечаток.

Когда Магдалена бьёт мужчинку — щедро, с оттягом, заведя паддл за голову и потом резко опуская его,
Когда Магдалена бьёт мужчинку, и тот, хныча, зарывается сопливым носом в ковшик из трясущихся ладоней,
Когда Магделана бьёт — и от удара сразу набухает горячий отпечаток, а она ударяет по этому отпечатку ещё и ещё, ещё и ещё, пока отпечаток не превратится в наслоившее месиво из ударов и не проявится на коже малиновой кровавой сеточкой,

Только тогда ядовитый жёлтый отходит, и на смену ему приходит радостный, цыплячий цвет. В движениях Магдалены появляется задор, и впервые за вечер она действительно вовлечена в общение. Она ловит все вздохи и ахи, которые роняет мужчина, вслушивается в его бормотание: «Больно-больно-больно» — и спрашивает: «Останавливаемся?»

Магдалена ждёт, когда мужчина ответит: «Продолжаем», хотя звонкий, поющий жёлтый зовёт её бить дальше, безо всяких разрешений. Магдалена подходит ближе к мужчине и околачивает его по бокам, по бочкам, и потом, захватив ногтями немного кожи с мягкого живота, выкручивает её, вслушиваясь в скулёж мужчины.

Золотистый цвет перетекает с паддла на Магдалену, и она сама будто начинает мерцать роскошным королевским жёлтым, когда тянет мужчину за волосы и ставит его на четвереньки, продолжая укладывать удары. Она мешает шлепки ладонью и паддлом, пока из пунктира ударов не вырисовывается сплошная линия, и тогда она касается мужчину стопой чуть выше колена: пусть расставит ноги шире. Этот чудесный жёлтый заполняет Магдалену, когда она, присев поудобнее, кладёт горячую ладонь на поясницу мужчины, удерживая его на месте, и начинает щипать нежную кожу между бёдер.

Кое-где сразу начинают проклёвываться первые синячки. Магдалена с азартом вонзает ногти в эти места и прокатывает кожу на костяшках пальцев, оставляя глубокие кровоподтёки. Мужчина дышит прерывисто «Ах-ах-ах», как будто ему не хватает воздуха, и в этот момент, когда он весь трясётся, готовый упасть на пол в любой момент, Магдалена чувствует ни с чем не сравнимую близость.

Будильник на телефоне напоминает про время. От последнего легкого хлопка мужчина вздрагивает и заходится беззвучным плачем. Магдалена гладит его по лопаткам, по шее, по волосам, пока он плачет. Мужчина жмётся лицом к её ладони, и Магдалена замирает так вместе с ним, дожидаясь заветного: «Можно продолжать».

Она расстилает пелёнку на полу и помогает мужчине прилечь. Красный, в соплях и слезах, он опускается на спину, и его лицо мгновенно кривится из-за того, что ягодицы касаются пола. Магдалена переступает через него, чтобы мужчина оказался между её ног. 

«Ты готов?»

Только дождавшись кивка, она опускает руку под платье. Её бельё мокрое от пота и смазки. От влаги ластовица трусов стала скользкой. Магдалена цепляется ногтями за краешек ткани и аккуратно отводит её в сторону, чуть присаживаясь над мужчиной. 

Жёлтая струя ударяет в его живот, и капли мочи разбрызгиваются по груди и паху. Мужчина говорит: «Спасибо, большое спасибо», — и Магдалена переступает через него обратно и идёт к коробке с десертами. Из-за физической нагрузки она страшно устала.

Пока Магдалена ест пирожные, мужчина вытирает пол, вытирается сам и одевается. С набитым ртом, Магдалена спрашивает, как он себя чувствует. Смущенный мужчина отвечает, что с ним всё хорошо, чувствует он себя отлично. Магдалена дожёвывает десерт и рассказывает про правила ухода за повреждениями.

«Через неделю почти всё пройдёт».

Собрав вещи и проверив, всё ли на местах в студии, Магдалена выключает свет. В темноте всё переливается чешуйчатой волной золотых пайеток. От приятной сытости Магдалена чувствует себя расслабленной, и, когда мужчина коротко прощается на улице, Магдалена шлёт ему воздушный поцелуй.

Домой она добирается ещё до полуночи. В подъезде перешёптываются телевизоры из пары квартир, но на этаже Марички тихо. Магдалена роняет ключи на пол, чертыхается. Маричка недовольно шикает в ответ, и наконец, дверь с протяжным скрипом поддаётся.

На этаже темно, ничего не разглядеть. Вприсядку спускаемся чуть ниже, задерживаем дыхание, чтобы Маричка не заметила нас. Внутри квартиры темно. Магдалена просачивается внутрь, спотыкается о покосившийся сапожный ряд. Но Маричка не торопится включать свет, потому что она часть этой темноты.

Маричка, чёрная.

Захлопнув за Магдаленой дверь, первым делом Маричка скидывает одежду в стиральную машину и пускает горячую воду в ванне. Даже на лестничной площадке мы слышим оглушающий грохот воды. В ванну Маричка бросает всё подряд: соль с лавандой, перламутровые капсулы с целебными маслами, превращающиеся в радужную плёнку, бурлящую бомбочку с ароматом хвои. Разноцветное варево плюётся пеной и оседает грязными разводами на бортиках.

Вода — почти кипяток, от пара зеркало мутнеет. Маричка обёртывается полотенцем и, сев на край ванны, тянется за телефоном. Горячая вода щиплет стопы, и жар ползёт до коленей, оставляя после себя бело-красные пятна. Маричка не замечает этого. Она вся погружена в приложение для доставки еды.

Ночью в приложении пустынно. Только пара проверенных круглосуточных мест горят зелёным. Маричка открывает предыдущие заказы и жмёт «Повторить». В еде она непривередлива, да и особо не из чего выбирать.

Маричка не пишет развернутых отзывов, не фотографирует еду. Заказывает она почти всегда одно и тоже, меняется только порядок, в котором еду привозят. Пицца, лапша с овощами, жареная картошка и наггетсы из сои или наггетсы, пицца, картошка и лапша. Доставщики, работающие в ночную смену, любят Маричкины заказы. Она всегда хвалит сервис, оставляет чаевые и не жалуется, даже если еда приехала не очень горячей.

Пять звёзд, пять звёзд, пять. На Маричкином профиле в Гугл отзывах нет ни одного развёрнутого комментария к фаст-фуд точкам, из которых она заказывает несколько раз в месяц, но везде есть приписка: «Быстрая доставка». Маричке, на самом деле, всё равно приедет заказ горячим или нет, её интересует только то, как быстро заказ доберётся до неё. «Доставили быстро», «Доставка — двадцать минут, очень удобно», «Курьеры работают на совесть». Если заказ везут дольше получаса, Маричка его отменяет, даже если деньги к ней не вернутся.

В подъездной темноте мы слышим, как первый курьер, введя код от домофона, взбегает по лестнице. Лифт ждать не стал: он был в этом доме несколько раз, знает, что идти нужно на третий этаж, а там просто оставить пакет у двери. Маричке приходит уведомление о выполнении заказа. Сегодня, судя по упаковке, первой привезли лапшу. Через пять минут доезжает пицца, а следом за ней поспевает коробчонка наггетсов и картошки.

Маричка выключает кран и, вытащив обваренные ноги из воды, шлёпает к двери. Её белёсая рука, высунувшаяся из расщелины квартиры, хватает кульки с проявившимися жирными пятнами, и захлопывает ракушку. Вернувшись в ванну, Маричка усаживается на пол и располагает еду вокруг себя. Пищу она почти не жуёт — заталкивает в себя большими кусками и запивает водой из-под крана. С кисло-сладкой лапшой Маричка управляется за рекордные минуту двадцать и сразу же утрамбовывает её маслянистыми кусочками пиццы. Уже на половине живот Марички болезненно распирает, но она, зажмурившись, шлифуется наггетсами. У еды нет никакого вкуса, Маричка не успевает распробовать ни хрусткую корочку, ни соус с копчёной паприкой, она запихивает в себя еду, пока горло не перехватывает от съеденного, и тогда она убирает пакеты на тумбочку.

Осоловевшая, набухшая от еды, она отряхивается от крошек и перемещается в воду. Первые пару секунд Маричка сидит в кипятке открыв рот, чтобы не закричать от шока, а потом резко опускается с головой и почти мгновенно выпрыгивает из воды.

Маричку тут же выворачивает в туалет плохо пережёванной едой. Красные, жёлтые, оранжевые кусочки, в которых ещё узнаётся недавно заказанная пицца и лапша, перемешиваются с коричневатой массой десертов, съеденных пару часов назад. Вслед за ними в туалет ухает подкрашенная вода — это выходит вино. Маричка упирается трясущейся рукой в сливной бачок. Желудок словно выпрыгивает из глотки, и в горле начинает саднить, пока Маричка откашливается.

Маричка моет лицо, полощет рот и чистит зубы. Смывает унитаз. Смывает его ещё раз. С третьего раза всю рвоту удаётся вычистить, и Маричка возвращается в ванну.

Теперь её тело кажется сдутым, как шарик. В воде Маричка ощупывает опавший живот: начинает от диафрагмы и спускается к лобку, прощупывая пальцами по небольшому клочку за раз. Удостоверившись, что нигде нет резкой боли, Маричка сползает под одеяло горячей воды. Вода хлюпает на кафельный пол.

В этот раз Маричка лежит на дне ванны дольше. Она сворачивается в клубок, а разноцветная вода вокруг неё начинает тускнеть. Сугробы пены оседают, и в яме от тела Марички видно, что вода уплотнилась и потемнела, будто в неё подмешали чёрную гуашь. Чем дольше Маричка лежит под слоем воды, тем темнее вода становится, пока окончательно не превращается в бурую жижу.

Тогда Маричка выныривает, чтобы заплакать. Сразу и не поймёшь, что она плачет. Чёрная вода стекает с волос, и, только когда Маричка начинает растирать кулаками глаза, когда начинает убирать чёрную воду с лица, когда сдирает ногтями чёрные полосы с шеи и груди, тогда её плач занимает своё место.

Плачет Маричка сначала беззвучно. Запрокинув голову и чуть приоткрыв рот, она выдавливает из себя ссохшиеся согласные, а потом, наращивая звук, плачет всё громче, пока чёрная вода не начинает волноваться и выпрыгивать из ванны. Чем громче Маричка плачет, тем больше воды оказывается на полу. Через пару минут уже не разглядеть плитку — чёрной воды натекло по щиколотку, а в ванне почти ничего не осталось. 

Маричка затапливает своей чернотой маму минимум раз в месяц.

Трясущаяся, подвывающая Маричка, не чувствующая ни рук, ни ног, онемевших в кипятке, стягивает полотенца, кидает их в лужу и, обессилев, укладывается рядом с ними на полу, подгребая под себя воду. Чернота Марички расползается мёртвым нефтяным пятном по ванной комнате и вытекает на коридор.

Чёрное сердце Марички стучит.

Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук.

Это мы стучим в её дверь.

Маричка, ты жива?