Donate
Society and Politics

Ядерное разоружение: знания феминисток, квир-людей и коренных народов для отказа от ядерного оружия

feminist.solutions.rus07/09/23 16:162.1K🔥

Эта глава исследует отказ от ядерного оружия в качестве феминистской задачи для прекращения войны. В ней рассматривается роль интерсекционального феминизма в формировании повестки антиядерного активизма. Сама по себе ядерная бомба — это крайняя степень проявления насилия и контроля патриархального, расистского и капиталистического мирового порядка. Правительства, обладающие ядерным оружием или стремящиеся его иметь, утверждают, что само по себе обладание бомбами предотвращает конфликты и снижает риск нападения.

[Начало тифлокомментария] Квадратное изображение с белым фоном. Синим цветом, будто шариковой ручкой, изображена рука выше запястья. Ладонь раскрыта в направлении верх, из нее вырастает ядерный гриб. На внутренней стороне запястья, будто татуировка, нанесен знак ядерной опасности в треугольнике. [Конец тифлокомментария]
[Начало тифлокомментария] Квадратное изображение с белым фоном. Синим цветом, будто шариковой ручкой, изображена рука выше запястья. Ладонь раскрыта в направлении верх, из нее вырастает ядерный гриб. На внутренней стороне запястья, будто татуировка, нанесен знак ядерной опасности в треугольнике. [Конец тифлокомментария]

Ядерное оружие обсуждается абстрактно, как волшебный инструмент для обеспечения безопасности и поддержания стабильности в мире. Но ядерное оружие не абстрактно. Оно сделано из радиоактивных материалов. Оно сделано для уничтожения плоти и крови. Для отслоения кожи от наших тел. Для стирания городов в прах.

Для большинства людей, вынужденных ежедневно бороться с системой угнетения, отказ от ядерного оружия может не казаться приоритетным. На фоне противостояния поселенческому колониализму, империалистическим интервенциям, войнам, массовым тюремным заключениям, бедности, насильственному перемещению, истощению окружающей среды и насилию в наших домах и сообществах ядерное оружие действительно может показаться абстрактной проблемой. Но это оружие — лишь часть спектра институционализированного насилия. Оно — вершина государственной монополии на насилие, высший признак доминирования. Это оружие способно одномоментно демонстрировать необычайную жестокость — приносить невиданный масштаб смертей, разрушений и отчаяния.

Таким образом, чтобы противостоять несправедливости, необходимо уделить внимание роли ядерного вооружения в устройстве нашего мира, на пересечении патриархального, расистского, колониального и капиталистического угнетений. Для этого следует сменить формат обсуждений, сменить место ведения дискуссий и увеличить разнообразие участн:иц разговора о ядерном оружии.

Эта глава основана на убеждении, что отказ от ядерного оружия должен благоприятствовать борьбе за социальную справедливость в целом. Я исследую труды феминисток, квир-людей и представитель:ниц коренных народов не с целью сместить фокус со структурного угнетения и физического насилия, против которого выступают эти активист:ки. Напротив, я верю, что сторонни:цы отказа от ядерного вооружения могут учиться у других активист:ок, противостоящих патриархату, расизму и колониализму. Полезно узнавать разнообразие точек зрения и опыта, которые идут вразрез с господствующими нормативными структурами и системами мышления. Ядерный аболиционизм предполагает оспаривание социального порядка и логики производства знаний, которые предоставляют «социальным и политическим различиям власть над дискурсом» (Eng, 2013, 4). Далее в главе излагается история ядерного вооружения и феминистских способов борьбы за отказ от него. И наконец, я предлагаю ознакомиться с позициями ряда учёных, которые помогают определить методы дальнейшего сопротивления ядерному вооружению.

ядерное оружие, пересечение форм угнетения и миф о безопасности

История ядерного оружия — это история колониальной эксплуатации. Государства, обладающие ядерным вооружением, тестировали бомбы вне своих территорий, часто в колониях или на землях, которые считались «второсортными» (Hawkins, 2018). Если обладающие ядерным оружием правительства и проводили испытания на собственных территориях, то для этого чаще всего выбирались земли коренных народов. Например, западные шошоны на юго-западе США подвергались бомбардировкам чаще всех остальных народов мира (Johnson, 2018). В заявлении по поводу Договора о запрещении ядерного оружия ООН в июле 2017 года, которое подписали 35 групп коренного населения, говорится: «Правительства и колониальные силы проводили ядерные бомбардировки на наших священных землях, от которых зависят наша жизнь и средства к существованию, на которых находятся важнейшие места культурного и духовного значения — не видя в них никакой ценности» (Indigenous Statement, 2017). В другом заявлении, которое доверили зачитать Карине Лестер, жительнице земель Янкунитжатжара-Ананг в Южной Австралии, подчёркивалось, что коренные народы «никогда не просили и не давали разрешения отравлять нашу почву, еду, реки и океаны. Мы продолжаем сопротивляться бесчеловечным актам радиоактивного расизма».

Активисты в Соединённых Штатах давно осознали, что политике использования ядерного оружия присущ расизм: «Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были неразрывно связаны с колониализмом и расовым неравенством» (Intondi, 2015, 22). Коретта Скотт Кинг, Мартин Лютер Кинг-младший, Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа и другие общественные деятели говорили о неразрывной связи между ядерным разоружением, закатом колониальных империй и укреплением гражданских прав (Intondi, 2015).

Похожим образом феминистские исследователь:ницы выявили связи между милитаризованной маскулинностью, стремлением к господству на международной арене и ядерным вооружением. Анализ гендерного дискурса о ядерном оружии, проведённый Кэрол Кон (1987a, 1987b), послужил основанием для феминистского анализа ядерной войны, ядерной стратегии и самого ядерного оружия. Опираясь на слова индуистского национального лидера, который после испытаний ядерного оружия в Индии в 1998 г. заявил, что «Мы должны были доказать, что мы не евнухи», Кон и другие исследовательни:цы (2006) утверждали, что такие высказывания призваны «вызвать восхищение гневной мужественностью говорящего». Это подразумевает, что готовность использовать ядерное оружие означает быть «достаточно мужественным» для «защиты» своей страны. Они также исследовали, как разоружение «феминизируется» и отождествляется с бессилием, слабостью и иррациональностью, в то время как милитаризм и приобретение ядерного оружия прославляются как признаки власти, силы и рациональности (Cohn et al., 2006).

Активисты в Соединенных Штатах давно распознали, что расизм присущ политике использования ядерного оружия: «Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были неразрывно связаны с колониализмом и расовым неравенством» (Intondi 2015, 22). Коретта Скотт Кинг, Мартин Лютер Кинг-младший, Ульям Эдуард Беркхардт Дюбуа и другие говорили о неразрывности ядерного разоружения, конца колониальных империй и укрепления гражданских прав (Intondi 2015).

Похожим образом феминистские исследовательницы выявили связи между милитаризованной маскулинностью, стремлением к господству на международной арене и ядерным вооружением. Анализ гендерного дискурса о ядерном оружии, проведенный Кэрол Кон (1987a, 1987b), послужил основанием для феминистского анализ ядерной войны, ядерной стратегии и самого ядерного оружия. Опираясь на индуистского национального лидера, который после испытаний ядерного оружия в Индии в 1998 г. пояснял: «Мы должны были доказать, что мы не евнухи», Кон с другим исследовательницами (2006) утверждали, что такие высказывания предназначены для того чтобы «вызвать восхищение гневной мужественностью говорящего”. Это подразумевает, что готовность использовать ядерное оружие означает быть «достаточно мужественным» для «защиты» своей страны. Они также исследовали, как разоружение «феминизируется» и связывается с бессилием, слабостью и иррациональностью, в то время как милитаризм и приобретение ядерного оружия прославляются как признаки власти, силы и рациональности (Cohn et al. 2006).

Феминистки также наблюдают, как ожидание мужественного поведения от политических лидеров порой сочетается с тревогой насчёт сексуальной активности и репродукции. Они подчёркивают, что с помощью «техностратегического языка» элита сигнализирует о собственной компетентности в вопросе вооружения (Eschle, 2012). В дискурсах, защищающих ядерное оружие как необходимое для безопасности, «защитник» представлен маскулинным, а «защищаемый» — феминным. Подобные дискурсы усиливают заигрывание с иллюзиями о «настоящем мужчине» и иллюзиями о маскулинности, которая определяется как «неуязвимость, непобедимость и неприступность» (Eschle, 2012). Феминистки критикуют маскулинизированный подход к безопасности, особенно в политическом реализме — в теории международных отношений, придающей ядерному оружию статус маркера как маскулинного превосходства (способного совершать насилие), так и маскулинного защитника (способного сдерживать насилие) (Duncanson & Eschle, 2008).

Ядерные государства стремятся дискредитировать тех, кто требует денуклеаризации. Сторонники ядерного оружия прибегают к логике рационализма и политической силе, отстаивая необходимость обладания этим оружием, в то же время стремясь «феминизировать» противников ядерного вооружения, обвиняя их в эмоциональности и иррациональности. В ходе переговоров по Договору ООН о запрещении ядерного оружия представители ядерных держав критиковали правительства и активистов, продвигающих запрет таких бомб. Представитель России даже предположил, что сторонники упразднения ядерного оружия — «радикальные мечтатели», которые «обитают на другой планете или в космосе». Представитель Великобритании, в свою очередь, заявил, что интересы безопасности сторонников денуклеаризации либо не имеют значения, либо их вовсе не существует. Представитель США утверждал, что запрет ядерного оружия может подорвать международную безопасность настолько сильно, что это наоборот может привести к его использованию (Acheson, 2019a). Приведённые утверждения иллюстрируют патриархальные паттерны — включая виктимблейминг и газлайтинг. Посыл предельно ясен: если вы попробуете отобрать наши игрушки массового ядерного насилия, у нас не останется другого выбора, кроме как использовать их, и это будет ваша вина. Этот дискурс, представляющий антиядерных активистов как «эмоциональных», игнорирует последствия, которые ядерное оружие оказывает на человека, и лишает людей пространств, где они могли бы выразить свои опасения по поводу этих инструментов геноцида. Настаивание на том, что это оружие является источником безопасности, и обвинение любого, кто думает иначе, в эмоциональности, чрезмерной озабоченности, иррациональности и непрактичности — это форма газлайтинга (Acheson, 2018).

Люди, определяющие, что считается реалистическим, практическим и осуществимым, — это мужчины и женщины с невероятными привилегиями, элита среди своего окружения и мирового сообщества. К ним относятся политики, чиновники, военное руководство, теоретики и практики в области «национальной безопасности». Эта сфера часто игнорирует людей, пострадавших от разработки, испытаний, накопления, использования или угроз использования ядерного оружия. Общепринятая точка зрения состоит в том, что ядерное оружие необходимо в современном мире, где всегда найдутся желающие сохранить или приобрести способность применять невообразимо масштабное насилие над другими. Элиты, обладающие ядерным оружием, доказывают, что они «рациональные» субъекты, которые обязаны сохранять ядерное оружие для защиты от «нерациональных».

Например, в 2018 году правительство США заявило, что принятые ранее обязательства о ядерном разоружении устарели и не соответствуют «обстановке в сфере международной безопасности», игнорируя тот факт, что на эту обстановку оказывают значительное влияние действия самого правительства США, в том числе наращивание объёмов собственного ядерного вооружения. Администрация Трампа сформулировала новый подход к политике ядерного оружия, ориентированный не на то, что может сделать США для денуклеаризации, а на то, что может сделать весь остальной мир, чтобы США — самая милитаризованная страна в мире — смогли чувствовать себя «безопаснее» (Acheson, 2019b).

Данная логика предполагает, что государства всегда находятся в противостоянии друг с другом, вместо того чтобы коллективно стремиться к миру, в котором всеобщая взаимозависимость и сотрудничество могут направлять действия в русло общих интересов, потребностей и обязательств (Acheson, 2019a). Феминистки же отмечают, что безопасность не может быть «обеспечена или гарантирована государством… Это процесс, присущий нашим отношениям с другими, и он всегда частичный, неуловимый и оспариваемый» (Duncanson & Eschle, 2008, 15). Безопасность — это не объект или результат; это процесс, который зависит от взаимодействия многих переменных. Она достигается не за счёт вооружения, а за счёт наших отношений друг с другом и с окружающей средой — а они постоянно меняются, как и мы сами. «То, как мы живём, как организуемся, как взаимодействуем с миром — этот процесс — не только определяет результат, это и есть трансформация», пишет учёная и активистка Линн Бетасамосаке Симпсон, принадлежащая к коренному народу мичи сагиг анишинабе* (Simpson, 2017, 19).

* Michi Saagiig Nishnaabeg (англ.). По-русски народ Michi Saagiig нормативно называют «миссиссоги» (англ. Mississaugas). Мы в этом случае — вслед за автор:ом — уходим от принятого колонистами произношения и написания и транслитерируем идентичность учёной согласно аутентичному произношению. — Прим. ред.

деконструкция и реконструкция нормативности

Для отмены ядерного оружия необходимо его обесценить. Феминизм — наряду с опытом квир-людей и коренных народов — важен для переосмысления и перестроения нормы в обсуждении ядерного оружия и обладании им. Необходимо отдавать предпочтение голосам и точкам зрения тех, кого обычно игнорируют. Необходимо изменить взгляд на то, что представляется реалистичным и рациональным. И, наконец, следует предложить альтернативные способы организации международного сообщества и участия в международных отношениях.

Работы феминисток, квир-людей и коренного населения стремятся разрушить статус-кво и построить нечто новое, бросая вызов тому, что считается нормой и заслуживает доверия. Такиеподходы предоставляют три ощутимых инструмента, полезных для сопротивления и борьбы с ядерным оружием: сменить формат обсуждений, сменить место ведения дискуссий и увеличить разнообразие участн:иц разговора о ядерном оружии.

Смена формата обсуждений помогает нам деконструировать, ослаблять и изменять нормативные рамки мышления и действий. В своей новаторской работе о гендере квир- и феминистск:ая исследователь:ница Джудит Батлер1 (2022, 28) утверждает, что «натурализованное знание о гендере функционирует как упреждающее и насильственное ограничение реальности». Могущество не статично; оно разворачивается в формировании рамок мышления. Батлер предполагает, что, бросая вызов власти, следует не только критиковать влияние институций, практик и дискурсов, которые созданы власть имущими, но и задаваться вопросом, какие возможности появляются, когда мы подвергаем сомнению установки о том, что считается нормой. Также Батлер предлагает противостоять тому, что в общественном понимании кажется общепризнанной точкой зрения или объективной реальностью. Согласно Батлер, «никакая политическая революция невозможна без коренного изменения наших представлений о возможном и реальном» (2022, 28).

Феминистский, квир- и антирасистский анализ ядерного дискурса помогает деконструировать понятие ядерного оружия как символа власти и инструмента империй. Параллели, проводимые между ядерным оружием и образами власти, не являются неизбежными и неизменными, а представляют собой определённый гендером социальный конструкт, который поддерживает патриархальный, расистский и капиталистический порядок. Денуклеаризация начинается с привлечения внимания к тому, как конструируется ценность ядерного оружия (Acheson, 2016).

В борьбе с нормативным дискурсом также помогает смена места ведения дискуссий, в которой ведутся беседы. Квир- и коренные активист:ки бросают вызов доминирующим представлениям о социально нормативной сексуальности, гендере, правах, расе и гражданстве не только с помощью судов и других социальных институтов власти, но и с помощью прямых претензий к этим институтам. Например, для многих квир-активисто:к недостаточно просто «признания» и «толерантности» к правам ЛГБТ-людей со стороны гетеросексистского общества, пока жизни квир-людей ломаются и принижаются самыми разными способами. Ассимиляция связана с риском того, что лишь привилегированным членам маргинальных групп удастся достичь положения, в котором находится остальная часть общества; тогда как уязвимые члены этих сообществ продолжат подвергаться стигме и угнетению (Cohen, 1997). «Борьба квир-людей направлена не только на толерантность и равные права, но также и на изменение мнений и институций» (Warner, 1993, xiii). Это позволяет предложить подход, основанный не на слиянии с господствующими структурами, а на трансформации «классических структур и иерархий, которые обеспечивают существование и успешное функционирование систем угнетения» (Cohen, 1997, 437).

Похожим образом некоторые активист:ки коренных народов утверждают, что недостаточно, чтобы те же самые государства поселенческого колониализма, которые устраивали геноцид против них, предоставили им право на землю. Такие активист:ки борются за защиту окружающей среды и права именно как представитель:ницы коренных народов, а не как граждан:ки государств, которые продолжают грабить, насиловать, убивать и уничтожать людей, землю и воду, от которых зависит существование этих народов (Driskill et al., 2011; Estes, 2019).

Коренные активист:ки и исследователь:ницы признают, что нельзя найти защиту от насилия в системах, созданных гетеропатриархальным поселенческим колониальным государством и производящих это насилие. В рамках этих параметров и пространств государство-колонист будет всегда доминировать во взаимодействиях с коренным населением. Как отмечает Симпсон (2017, 45):

Государство устанавливает различные контролируемые точки взаимодействия посредством своих практик… и использует дисбаланс власти для гарантии контроля над процессами, которые на самом деле оборачиваются механизмами контроля над скорбью, злостью и сопротивлением коренного населения, и это гарантирует, что результат будет соответствовать цели государства: сохранению бесправия.

Ядерные государства используют аналогичные процессы для сохранения контроля и доминирования в вопросах, связанных с ядерным оружием. Дипломаты и активисты с одинаковым волнением ждут редких заседаний Совета Безопасности ООН по ядерному оружию, в то время как традиционные пространства, в которых происходит международное взаимодействие по этому вопросу — например, заседания в рамках заключения Договора о нераспространении ядерного оружия и Конференции по разоружению — не только не оспаривают власть тех, кто обладает ядерной бомбой, но и регулируются ими. Аналогичным образом способы, которыми государства поселенческого колониализма стремятся продвигать культуру коренных народов через нарративы о «мультикультурной мозаике» страны, при этом не осуждая лишение доступа этих коренных народов к природным ресурсам, за счёт которого и происходит становление этих государств, напоминают то, как ядерные державы и их союзники призывают к «наведению мостов» и «диалогу», одновременно заставляя молчать «радикалов», выступающих против ядерного оружия.

Таким образом, противостояние вышеописанным системам требует креативности относительно места и способа внедрения изменений. Заметим, как именно ядерные активисты обратились к Генеральной Ассамблее ООН с запросом запретить ядерное оружие. Международный дипломатический форум, на котором «должны» происходить переговоры о денуклеаризации — Конференция по разоружению, проходящая в отделении ООН в Женеве, — закрыт для активистов и большинства государств-членов ООН. Всего в нём состоит 65 государств, и у каждого есть право налагать абсолютное вето на любое решение форума, включая установление его повестки. С 1996 года на этом форуме не велось никакой предметной работы; тем не менее, обладающие ядерным оружием правительства утверждают, что это единственная заслуживающая доверия площадка, на которой можно обсуждать подобные вопросы. Вынося этот вопрос на Генеральную Ассамблею, правительства остальных стран мира отвергли структуру угнетения, навязанную им ядерными державами. Вместо этого они проложили новый путь за пределами привычных инструментов решения проблемы, предоставив пространство голосам и интересам тех, кто не контролирует арсеналы массового уничтожения, и возможность им самим вершить правосудие.

Такая смена места обсуждения была также необходима исходя из того, каким образом дипломаты влияют на смену политики собственных правительств. В ранние годы работы над договором о запрете ядерного оружия дипломат:ы и активист:ки собирались вне общепринятых институций, чтобы обсуждать, осмыслять и учиться. В обсуждениях, происходивших в небольших группах по всему миру, участники могли объединяться для формирования аргументов и стратегий, рекомендованных ко внедрению на национальном уровне, чтобы привлечь своё правительство к участию в разработке нового договора, и даже возглавить этот процесс. Если бы эта первоначальная работа проводилась в рамках уже существующих процессов или институтов, инициатива запрета ядерного оружия могла бы быть свёрнута ещё до того, как смогла выкристаллизоваться в устойчивую политическую цель. Это позволяло людям собираться вместе для обсуждения «радикальных» и «нереалистичных» идей в новых пространствах, что привело к решению, казалось бы, неразрешимой проблемы.

Осознанно или нет, но решение прибегнуть к альтернативным площадкам помогло непопулярным позициям по ядерному оружию повлиять на позитивные изменения в этом процессе. Такие альтернативные пространства допускали «политическую повестку, направленную на изменение ценностей, определений и законов, формирующих угнетающий характер этих институций и отношений» (Cohen, 1997, 444–445).

Для задачи оспаривания того, что считается нормой и откуда может начинаться проблематизация, принципиально важно обратить внимание на то, кто допускается к обсуждению, и стремиться к расширению разнообразия его участни:ц. Выражая несогласие с установленными стандартами гетеропатриархата и колониализма, исследователь:ницы и активист:ки, определяющие себя квир-людьми, феминистками и представитель:ницами коренных народов, стараются установить, что или кто является субъектом, что или кто считается достоверным и легитимным, что или кто может быть источником знания и практики этого знания — и подвергнуть эти установки сомнению. Они критикуют интеллектуальные рамки, используемые колониальными режимами для подавления идентичностей и оппозиции и «возлагают ответственность за отсутствие изменений на гетеропатриархальное наследие» (Driskill et al., 2011, 19).

В дискурсе ядерного оружия доминируют голоса мужчин, которые представляют правительства или академические институции ядерных государств. Именно они получают прямую выгоду от выстраивания теорий и точек зрения, оправдывающих владение ядерными арсеналами, их дальнейшее развитие и модернизацию. Названные органы власти часто отказывают в работе или увольняют антиядерных активисто:к и предпочитают не замечать пострадавших от разработки, испытаний и использования ядерных бомб.

В настоящее время прилагаются согласованные усилия по вовлечению женщин в диалоги и переговоры, связанные с ядерным оружием. Договор о запрещении ядерного оружия, например, провозглашает, что «равное, полноценное и эффективное участие как мужчин, так и женщин необходимо для достижения стабильного мира и безопасности». Согласно этому договору, его страны-участницы должны обеспечивать «поддержание и укрепление продуктивного участия женщин в денуклеаризации». Призывы к «женскому участию» в области ядерной политики и других милитаристских сферах часто исходят из обоснованной обеспокоенности недостатком гендерного разнообразия в данных обсуждениях или институтах. Однако «просто добавить женщину» не только недостаточно; такой подход может способствовать ещё бо́льшему укреплению институтов, практик и стратегий, которые многие сторонни:цы гендерного равенства хотели бы изменить.

В области ядерной политики доминируют цисгендерные гетеросексуальные белые мужчины, которые составляют самопровозглашённое «ядерное духовенство», поддерживающее нормативные маскулинизированные взгляды на безопасность и оружие. Недавнее исследование, опубликованное платформой «Нью Америка» (Hurlburt et al., 2019), описывает модель сексизма и гендерных стереотипов, а также отмечает высокий уровень увольнений женщин из этой сферы. Преимущественно белые, цисгендерные женщины, которым удавалось занять высокие позиции в институтах ядерной политики, часто были вынуждены доказывать свои компетенции путём смирения перед правилами и овладением техническими подробностями, чтобы получить право высказывать собственное мнение. Те немногие женщины, у которых получилось преуспеть в этой области, получают признание за переход от «женского» контроля за вооружениями к «мужскому» планированию ядерных войн. Бывшая заместительница помощника Министра обороны США по политике в области ядерной и противоракетной обороны Элейн Банн отмечает: «Бытовало мнение, что есть слабая, неоднозначная сторона контроля над вооружением, и есть сильная, истинно военная сторона, сторона активных действий, и я чувствовала, что мне нужно доказать свою приверженность второй стороне». Она вспомнила, как наставник говорил ей, что, если она собирается остаться в Министерстве обороны, она должна заниматься определением целей и наведением оружия, быть жёсткой, а не просто контролировать вооружение, иначе её не будут воспринимать всерьёз.

Одна из интервьюируемых, аспирантка Администрации национальной службы ядерной безопасности, заявляла, что ей как небелой женщине хотелось исследовать влияние ядерной политики не только на женщин, но на коренные сообщества и сообщества людей Цвета:

Мы взорвали несколько наших мощнейших бомб на атолле Бикини, в Микронезии и на Маршалловых островах. Мы сделали это не в пригородах Монтаны… Будь то политика уголовного правосудия или национальной безопасности, когда мы говорим о том, чья жизнь представляет ценность, Чёрные и Коричневые люди занимают последнее место в этом списке (Hurlburt et al., 2019).

При этом другие женщины, опрошенные в ходе исследования, сообщили, что они не считают вопрос влияния на гражданское население важным и целесообразным. Одна интервьюируемая утверждала, что ядерное оружие оказывает положительное влияние на женщин (и не только) за счёт спасения огромного количества женщин в результате политики ядерного устрашения.

Подобные заявления политических деятельниц демонстрируют, что лишь «включения женщины» в обсуждения ядерной политики недостаточно, чтобы гарантировать достижение значимых изменений. Это только подтверждается тем фактом, что по состоянию на январь 2019 года во главе четырёх крупнейших американских компаний-производителей оружия — «Нортроп Грумман», «Локхид Мартин», «Дженерал Дайнэмикс» и оружейного подразделения «Боинг» — стояли женщины. Крупнейший покупатель оружия Пентагона: заместитель:ница госсекретаря по контролю над вооружениями и вопросам международной безопасности, а также заместитель:ница министра по ядерной безопасности — тоже женщины (Brown 2019). Эти женщины не противостоят патриархальным структурам и системам, которые создали милитаризованный мировой порядок — наоборот, они активно его поддерживают и извлекают из него выгоду. В марте 2019 года на базе ВВС США Майнот была объявлена «ракетная тревога только для женщин»: в течение суток исключительно женщины несли ответственность за запуск ядерных ракет по объекту. По этому случаю были выпущены специальные нашивки, на которых была изображена Чудо-женщина, супергероиня из комиксов. Одна из женщин, которая принимала участие в задании, отметила: «Много красоты в том, что экипаж, состоящий исключительно из женщин, объединился и вошёл в историю, выполнив миссию по запуску трёх межконтинентальных баллистических ракет» (Ley, 2019).

По словам феминистской исследовательницы Синтии Энло, «милитаризировать можно что угодно, даже равенство» (цит. по Hayda, 2019). Женщины выступали за ядерное оружие, временами используя для обоснования этой позиции своё положение матерей и жён. Бывшая представительница США в ООН Ники Хейли сослалась на свой статус матери, оправдывая защиту ядерного оружия. «Прежде всего я мама, я жена, я дочь», — сказала она на пресс-конференции, на которой выступила против переговоров по международному договору о запрещении ядерного оружия (Democracy Now!, 2017). «Как мать, как дочь, я не желаю для своей семьи больше, чем мир без ядерного оружия. Но нужно быть реалистами». Она отождествляет стремление к разоружению со своей женственностью, но в то же время связывает своё желание «защитить» семью с «необходимостью» ядерного оружия.

Представление о том, что обладание ядерным оружием является реалистичной и приемлемой политикой, присуще общепринятому дискурсу безопасности, который формируется в ядерных государствах. Включение женщины в дискуссию само по себе не ставит под сомнение нормативность этих утверждений. Женщины, которых приглашают к обсуждениям, преимущественно происходят из того же класса, обладают тем же окружением и опытом, взглядами и идентичностью, что и мужчины, изначально принимавшие участие в этих дискуссиях. Абсолютное большинство женщин, которые занимают должности в ядерной сфере и «учреждениях безопасности» США в целом, — белые, гетеросексуальные, цисгендерные представительницы среднего или высшего класса. Они прежде всего заинтересованы в успешном продвижении по карьерной лестнице и преодолении «стеклянного потолка», но не в изменении тех инструментов и структур, к которым им уже дали доступ. Привлечение женщин к обсуждениям ядерной политики, особенно в «традиционных» пространствах, не гарантирует альтернативной точки зрения. Женщины социализированы в милитаризованных представлениях о безопасности и, как следствие, могут поддерживать политику, пронизанную идеей угрозы. Предложение милитаристких решений против «угроз и врагов» становится более легитимным, когда предполагается, что площадки принятия решений предоставляют «равные возможности» для участни:ц с разными идентичностями.

В попытке укрепить свою легитимность государства иногда даже перенимают язык своих критиков — описывая себя или свою внешнюю политику как феминистскую. Заявления правительств о «феминистской внешней политике» — это способ узаконить их лидерство, несмотря на непрекращающиеся поставки оружия, участие в войнах или военных интервенциях и их отказ от признания своего статуса как государств-колонистов. Подобное использование термина «феминистский» отражает то, что Дьюрисмит (2019) называет «циничным использованием гендерного программирования для легитимизации иных форм насилия».

Международная женская лига за мир и свободу (МЖЛМС) всегда проявляла солидарность с теми, кто страдал от бомб, а не с теми, кто причинял эти страдания*. Работа МЖЛМС направлена на достижение мира и разоружение и противопоставлена военной индустрии, капитализму, расизму и уничтожению окружающей среды. МЖЛМС была участницей Международной кампании за ликвидацию ядерного оружия, возглавившей деятельность по борьбе за заключение Договора о запрещении ядерного оружия. За время своего существования эта кампания включала в себя множество женщин, квир-людей, активисто:к глобального Юга, представитель:ниц пострадавших коренных сообществ, выживших в атомных бомбардировках, и тех, кто испытали на себе воздействие ядерного оружия. Принимались согласованные усилия по расширению разнообразия участни:ц разговоров об этом оружии. Важно, кто разрабатывает политику о ядерном вооружении: состав участни:ц за столом переговоров имеет значение, поскольку разнообразие участни:ц — это единственный способ обеспечить разнообразие взглядов.

* В контексте текущих военных действий в Украине организация занимает спорную позицию и сотрудничает с сомнительными фигурами из «пацифистского движения» в России, Беларуси и Украине. Например, в 2023 году на роль Министерки по вопросам мира Лига выбрала опальную беларусскую оппозиционерку Ольгу Карач, якобы занимающуюся помощью «беларусским дезертирам». — Прим. ред.

Кроме того, в рамках усилий по денуклеаризации критически важно использовать интерсекциональный подход к проблемам равенства, справедливости и безопасности. Опираясь на феминистский и квир-активизм, а также на активизм коренных народов, мы сможем разработать устойчивые стратегии для приближения изменений, лишь признав взаимодополняемость наших страданий и нашей борьбы. Защитни:цы воды из индейской резервации Стэндинг-Рок* называли угнетателем не только правительство США, военные или капиталистические корпоративные интересы. Они понимали, что гетеропатриархат, расизм и империалистические стремления лежат в корне тех проблем, с которыми они сталкиваются, пытаясь защитить земные и водные ресурсы от насилия в форме прокладывания трубопроводов (Estes, 2019). Квир-активист:ки видят политические перспективы в «широкой критике множественных социальных антагонизмов, включая расу, гендер, класс, национальность, религию, вдобавок к сексуальности». А также в «комплексном рассмотрении глобальных кризисов конца XX века, которые сформировали исторические взаимоотношения между логиками политической экономии, геополитикой войны и террора и национальными проявлениями сексуальной, расовой и гендерной иерархий» (Eng et al., 2013, 1).

* В 2016 году начался локальный протест в ответ на утверждение плана строительства нефтепровода «Дакота Аксэсс» на территориях коренных народов на севере США. К сожалению, несмотря на массовые протесты и продолжающийся судебный процесс, в 2017 году трубопровод был запущен. Он функционирует по сей день. — Прим. ред.

Поддержка идеи ядерного разоружения сама по себе ничего не сто́ит, пока не подкрепляется рефлексией расистских, патриархальных и капиталистических несправедливостей, которые этот вид оружия воплощает в международных отношениях и локальном опыте. Без понимания этой взаимозависимости продвижение идеи денуклеаризации одинаково вредит и разоружению, и справедливости. Наша критика ядерного оружия должна быть также критикой государства поселенческого колониализма, которое считает себя в праве проводить испытания или хранить ядерные отходы на захваченных землях. Она должна быть критикой расизма с вниманием к телам и землям, на которых испытывается и применяется ядерное оружие. Она должна критиковать патриархат, не забывая о том, как ядерное оружие связано с гендерными стереотипами и как они вместе используются для укрепления социальных иерархий, контроля и угнетения.

Интерсекциональный подход к упразднению ядерного оружия также означает стремление руководствоваться в нашей критике и работе голосами и мнениями людей, испытывающих на себе жестокость этого оружия и пересечения систем угнетения. Кроме того, это значит учиться на активизме других людей, которые борются за изменения из своих ненормативных и маргинализированных позиций, и следовать этим урокам.

Это означает не ожидать, что существующие институты «допустят» нас к участию, и не останавливаться на принятии малейших уступок со стороны этих учреждений. Критика ядерного оружия языком его сторонни:ков и в их среде не сработает. В лучшем случае получится достичь небольшого сокращения количества боеголовок и ракет или принятия регламентов контроля за вооружением и развития инициатив о нераспространении. Но это не приведёт нас к упразднению ядерного оружия. Только развивая нашу критику в опоре на повестку коренных, квир-, феминистских, антирасистских активист:ок, можно честно рассуждать о ядерном оружии и о том, что оно делает и «для чьего блага». Только переосмыслив своё отношение к существующим институциям, которые имеют тенденцию склонять людей к сохранению статуса-кво вместо предоставления участни:цам возможности изменить положение вещей «изнутри», можно начать размышлять об альтернативных пространствах и отношениях для участия в значимых процессах. Предстоит проделать большой объём работы, и чем больше особенностей анализа и практик действия и участия нам удастся перенять друг от друга, тем бо́льшее влияние мы будем иметь в разных сферах борьбы за социальную справедливость.

Автор_ка: Рэй Ачесон
Перевод_чица: настик
Редатор_ка: Ира-Вета Шелехзе и крошка кэти
Иллюстрация: настя л.

Список литературы

гриша еськов
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About