В Россию впервые приезжает итальянский электронный музыкант и композитор Даниеле Мана — артист культового лейбла Hyperdub, ранее известный под псевдонимом Vaghe Stelle, близкий друг и соратник еще одного постмодерниста от современной электроники Лоренцо Сенни. Он отыграет два концерта — 16 марта в петербургском Клубе и 17 марта в московском НИИ на вечеринке Евразия. Евгений Былина поговорил с Даниеле об интимности, новой итальянской волне, смерти рейва и роли политического в музыке.

Я знаю, что музыканты обычно не очень любят такие вопросы, но ты приезжаешь в Россию впервые и нам хочется узнать о тебе побольше — поэтому давай начнем с твоего бэкграунда. Ты начал заниматься музыкой очень давно, расскажи когда и как это произошло? Есть ли у тебя музыкальное образование?

У меня нет традиционного академического образования, я никогда не обучался музыке и не ходил в музыкальную школу. Сам учился играть на пианино, когда был еще ребенком. В целом я не считаю себя музыкантом — я толком не умею играть ни на одном инструменте, да я вообще ни разу не играл на музыкальном инструменте перед кем-либо. Мне всегда это казалось чем-то постыдным, ну, собственно, так оно и было. Но я брал много частных уроков по композиции и аранжировке, обучался электронной музыке в одной школе в Италии — звукорежиссура, синтез, сэмплирование, вот это все, но, честно говоря, не считаю, что это образование в классическом понимании. Всему, или по крайней мере большей части того, что я знаю, я учился сам. Читал книги, слушал разную музыку.

А почему вообще ты начал писать музыку?

Ну… Лет в 16 я слушал много хип-хопа, потом скачал свою первую программу, начал делать биты. Что-то зрело внутри, и в итоге в какой-то момент я понял, что просто не могу этим не заниматься. Что это такой способ самовыражения, способ лучше себя понять. Процесс, который вводит тебя в состояние, близкое к катарсису. Как будто ты отдаешь все, что есть у тебя в голове, и поэтому я чувствую, что хочу и дальше это практиковать.

Так в итоге сколько ты уже пишешь музыку, лет десять?

Ну, я же говорю, что начал в 16. Сейчас мне 33, то есть давненько, да.

Что-то изменилось с тех пор, как ты издал пластинку на Hyperdub, учитывая, что это один из самых известных сегодня электронных лейблов?

Честно говоря, ничего особо не изменилось. Думаю, что мне очень повезло, что моя музыка встала в один ряд с релизами Burial, Hype Williams, Kode9 & Spaceape. В общем, да, я считаю, что мне очень повезло. Я большой поклонник их творчества с давних времен, так что сейчас такое ощущение, что я реализовал свою мечту. Но в целом ничего особо не изменилось. Сейчас я полностью сконцентрирован на музыке, пытаюсь показать лучшее, на что я способен. Пожалуй, я чувствую определенное давление, но я всегда его чувствовал.

Сколько должен зарабатывать электронный музыкант, чтобы нормально жить в Италии?

Ну, я немного пишу саундтреки и музыку к рекламе, иногда делаю дизайн для всяких коммерческих проектов. Это в общем-то все, если не считать гонорары с концертов. Но, конечно, денег всегда не хватает. Налоги, аренда и так далее.

Повлияла ли как-либо на тебя родная итальянская культура? Изменилось ли что-то в культурном ландшафте твоей страны с тех пор, как ты был молодым? Как было тогда, что она представляет из себя сегодня? Прости за каскад вопросов, просто мне кажется, что современная итальянская культура, например, та же танцевальная музыка, становится сегодня все более и более популярной.

Знаешь, она влияет на меня последние лет 5-7. Сцена действительно выросла, получила достойный отклик на международном уровне, я знаю многих итальянцев, которые сегодня справляются на ура. Италия всегда была удалена от главных центров, точек притяжения современной музыкальной культуры. Если ты живешь здесь, непросто подписать контракт с каким-то большим лейблом — скажем так, наладить контакт с миром. Сложно попасть в центр этого всего. Но сцена растет, чувствуется интерес, появляются музыканты вроде Лоренцо Сенни, Lucy, Катерины Барбьери. И это очень радует. Вообще, современная культура в Италии оторвана от институций, лишена поддержки правительства. То есть мы никогда не получали никакой помощи, всегда справлялись сами. В таких условиях жить и заниматься только музыкой, конечно, сложно. Поэтому многие уехали из Италии. А другие решили остаться — опять же, я и Лоренцо. Та же Катерина уехала в Берлин, но тем не менее она остается важным персонажем для итальянской сцены, и в принципе это здорово — и я знаю еще целую кучу прекрасных итальянских артистов, которым также нужно расти, завоевывать признание.

Тебе не кажется, что в современной итальянской музыке есть что-то особенное, уникальное?

Ты так считаешь?

Ну, да.

Хм, для меня это сложный вопрос.

Может быть из–за того, что ты смотришь на вещи изнутри, а не снаружи?

Не только из–за этого. Современная музыка в Италии, наша сцена, она очень фрагментирована — дела у нас обстоят совсем не так, как в Лондоне, Берлине или Париже. Каждый живет в своем городе, но в этой разрозненности можно найти особую силу. То, что наши ребята делают, мне кажется по-настоящему честным. Многие музыканты, которые мне нравятся, делают то, что хотят и остаются верны этому. Возможно, это именно то, что может заинтересовать международную музыкальную культуру: мы делаем, что нам нравится, потому что не чувствуем давления международных норм, СМИ и т.д. Как аутсайдеры мы можем мыслить иначе, мы можем привнести в музыку что-то новое. По крайней мере, мне так кажется.

Прежде ты был известен под псевдонимом Vaghe Stelle, но сейчас издал пластинку под собственным именем. Почему ты так поступил? Можешь ли ты описать ключевые различия между этими двумя проектами? Например, мне кажется, что Vaghe Stelle отсылает скорее к IDM, к Boards of Canada в частности — что это такая меланхолия по утраченному и психоделия прошлого. А вот релиз «Creature более «неудобный» и мрачный. Совершенно иной. Что изменилось?

Мне очень интересно то, как ты это воспринимаешь, потому что последние вещи Vaghe Stelle были куда более мрачными — примерно такими же, как в «Creature». Главной причиной, по которой я решил начать выступать под собственным именем, было ощущение того, что необходимо сорвать с себя маску и повернуться лицом к слушателю. Проект Vaghe Stelle был своего рода маской. Думаю, что главное различие — это идея того, что мне нужно обнажиться, выразить то, о чем я действительно думаю. Главная идея — честность. То есть я просто хотел быть честным и выражать то, что чувствую. Я меланхолик, ты хорошо подметил — и, да, мне просто хотелось рассказать людям о том, что у меня внутри. Передать все эти внутренние, интимные переживание в отсутствии каких-либо фильтров. В какой-то момент я понял, что нужно поступить именно так. Безусловно, я постарался измениться и музыкально, но это скорее следствие моей эволюции, моей работы. Я всегда интересовался академической и классической музыкой, и в этом проекте стараюсь больше работать как композитор, а не как продюсер. Уделять больше внимания мелодиям и аранжировкам, нежели чем, скажем, перкуссии и саунд-дизайну.

Соглашусь, этот альбом действительно производит впечатление интимного высказывания. Ты уже сказал, что тебя интересовала классическая музыка во время записи альбома. Что еще тебе интересно как композитору? Какого рода электроника, к примеру, была важной для тебя? Или же напротив, никаких прямых влияний в этом альбоме нет?

Наверное, здесь очень много различных влияний. Например, я всегда слушал очень много R’n’B. Я был серьезно погружен в хип-хоп и R’n’B с самого детства. Два по-настоящему важных для меня жанра — классическая музыка и хип-хоп. Я старался слушать как можно больше подобной музыки, популярной музыки, поскольку она позволяет мне использовать более понятный публике язык. Сделать музыку более понятной, более «цепляющей». Хотя, может быть, «цепляющее» не совсем верное слово. Но важно то, что иногда я сознательно старался сделать музыку более доступной, более понятной. А если говорить об электронике… Многие вещи мне, конечно, нравятся, но при этом я не могу сказать, что современная электронная музыка действительно как-то на меня влияет. Конечно, что-то остается внутри, но сложно понять что именно. На меня гораздо больше повлияли композиторы прошлого, классическая музыка.

К примеру?

О, Лучано Берио, люблю его. Шнитке, Скрябин. Погоди, у меня есть несколько заметок, я сейчас посмотрю… Конечно, мне нравится Джон Кейдж, Люк Феррари, Ингрэм Маршал. Различные немецкие композиторы, которые работали в кино.

В общем, это скорее музыка XX века, да?

Ага.

Когда я слушал Creature у меня тоже возникали подобные ассоциации. Еще мне показалось, что ты очень ответственно относишься к дизайну. Является ли визуальное оформление продолжением твоей музыки? К примеру, значат ли что-то знаки на обложке Creature? Есть ли в них какое-то скрытое сообщение, которое нам необходимо расшифровать?

Когда я работал над записью, я, если честно, параллельно думал над ее визуальным продолжением, обложкой. И не мог найти ничего, что бы соответствовало музыке, тому содержанию и чувствам, которые были вложены в запись. В итоге я попросил своего друга, прекрасного графического дизайнера Сабато Урчиоли создать шрифт, который был бы похож на что-то примитивное, доисторическое, практически инстинктивное — что-то вроде наскальных рисунков. Мне кажется, такой визуальный образ имеет прямое отношение к моей музыке — например, отражает мое музыкальное образование, выстроенное в большей степени на интуиции, а не на знании. Мне хотелось отразить это в оформлении, подать все так, будто это нечто примитивное. Вообще, мне нравится создавать собственные буквы, рисовать все эти простейшие знаки. В то же время я стараюсь работать с этим аккуратно. Так что, да, визуальное оформление для меня действительно имеет большое значение. Например, когда я увидел афишу московского концерта, я был буквально поражен. Этот плакат прекрасен. Мне вообще нравится весь постсоветский графический дизайн. Он очень дерзкий.

Мы уже начали говорить об итальянской сцене. Сейчас много разговоров о так называемой «новой итальянской волне». Можем ли мы в этом случае говорить о подлинном сообществе? Вы просто друзья, или сподвижники, объединенные общей практикой и целями?

Знаешь, мне кажется, что такое сообщество действительно существует. Но нужно понимать, что «новая итальянская волна» это просто тег, который возник вокруг Club To Club — фестиваля в Турине, откуда я родом. Изначально они использовали это словосочетание для того, чтобы обозначить сцену, которая тогда по сути сценой не являлась. Тем не менее, этот фестиваль сыграл огромную роль в формировании сообщества. Благодаря ему мы нашли друг друга. Это было непросто — так, фестиваль объединил людей из Неаполя, Милана, Болоньи и других маленьких итальянских городов. Италия не такая большая страна как Россия, но собраться всем в одном месте все равно трудно. Сегодня это действительно сообщество друзей и сподвижников. Например, есть я, Лоренцо Сенни и Франческо Фантини, и у нас есть общий проект One Circle, который появился как раз благодаря Club To Club. Мы играли на фестивале в Стамбуле, и Серджио, директор фестиваля, говорит: «Слушайте, а почему бы вам не поиграть музыку вместе?» Мы решили, что это хорошая идея и в итоге у нас все получилось. Это был потрясающий опыт, совместная работа всегда вдохновляет. Возвращаясь к твоему вопросу — наверное, это сообщество, но все–таки не сцена. Это то, что позволяет нам собраться вместе — и это очень важно.

Кстати, по поводу One Circle — планируете что-нибудь выпустить в будущем?

Мы постоянно на связи, но у всех очень много дел. Лоренцо всегда в туре, а еще сейчас он записывает новый альбом. Я тоже работаю над альбомом, ну, и всякие параллельные дела по работе, плюс в последнее время я тоже много путешествую. У Франческо тоже полно дел — ты его знаешь? Он пишет потрясающую музыку к фильмам, большой талант, может быть ты слышал работу, которую они тут недавно сделали с Лоренцо?

Слышал, конечно!

Он крут. Действительно потрясающий композитор. В общем, как я и говорил, нам сложно собраться вместе из–за всего этого. Но да, мы всегда это обсуждаем и очень хотим, чтобы в будущем мы вместе еще что-нибудь записали. Мы говорим здесь о музыке, а она никогда не иссякнет, так что рано и поздно что-то обязательно случится.

«Мне кажется, что когда люди приходят на концерты музыкантов вроде меня, у них включается голова»

Твою музыку, как и музыку Лоренцо, часто ассоциируют с концепцией «смерти рейва». Что ты сам по этому поводу думаешь? Рейв все–таки умер или нет?

Я не считаю, что моя музыка уходит корнями в рейв — даже несмотря на то, что когда я был подростком я, естественно, тусовался по всем этим заброшенным фабрикам, ходил на рейвы и так далее. Мы даже делали свои нелегальные вечеринки, сами что-то играли. Но я не считаю, что мою музыку можно отнести к пост-рейву. Может быть, лишь отчасти. Мне нравится звук «больших» полифонических синтезаторов, но я не думаю, что только поэтому мою музыку можно сравнивать с тем, что записывает Лоренцо. В отличие от него, у меня нет какой-то концепции, я использую все это по наитию — это просто приходит откуда-то изнутри в качестве одного из множества элементов. Но люди действительно часто сравнивают меня с Лоренцо, и иногда это немного сбивает с толку. То есть, да, мы друзья, мы оба итальянцы и часто мы используем одни и те же тембры, одни и те же звуки, но у меня совершенно другой подход. Я восхищаюсь тем, что делает Лоренцо, мне приятно, что нас сравнивают, но, повторюсь, это все же немного разные вещи.

А как в целом ты относишься к пост-рейву? Кажется ли тебе эта концепция интересной, может ли она что-то дать, что-то изменить в современной музыке? Если не упоминать Лоренцо Сенни, есть Марк Фелл, опять же, многое с лейбла Hyperdub, в целом вся эта идея музыки, основанной на многочисленных копиях, многочисленных повторах. Это что-то новое, или скорее то, что часто называют post-everything?

Мне нравится эта идея, и я действительно считаю, что все перечисленные тобой люди меняют ландшафт современной клубной культуры. Какие-то традиционные представления уже начинают сдавать позиции, например то, что техно или хаус обязательно должны быть с прямой бочкой. Лично я вот считаю такие прямые ритмы скучными и неинтересными. И наоборот, ко всему пост-рейву, клубной деконструкции, я испытываю самый живой интерес — очень важно, чтобы люди пробовали танцевать под что-то не совсем каноничное, не под стандартное техно. Получили новый опыт. Опять же, я очень горжусь тем, что мою музыку издают на Hyperdub — это лейбл, который пытается работать с тем, о чем мы сейчас с тобой говорим, аж с 2004 года. Я обожаю играть в клубах и смотреть, как люди танцуют под мою музыку. Ведь это не танцевальная музыка, как ты понимаешь. И я обожаю за этим наблюдать. В такие моменты я понимаю, насколько мне повезло оказаться здесь, увидеть как именно эти люди танцуют. Что-то меняется, понимаешь? Недавно меня пригласили на фестиваль Mutek в Барселону, и там прямо передо мной танцевали все эти девушки, хотя, казалось бы, я ставил совсем абстрактные вещи. Вот это было неожиданно. И они действительно танцевали, были очень погружены в это действие, и тогда я сказал себе: «Да, а ведь им действительно это нравится!» Вот что важно. Не только чтобы были люди, которые раздвигают рамки, но и те, кто готов это воспринимать, кто готов меняться.

По поводу перемен. Мой любимый вопрос для всех, кто занимаются музыкой — как считаешь, имеет ли современная электронная музыка социальное, политическое измерение? Под современной электронной музыкой я понимаю андеграунд, авангард электроники, музыку прежде всего экспериментальную. Или, если проще, может ли музыка изменить нашу жизнь?

Думаю, что да. И я уверен, что музыкальная культура, да и культура вообще, в более широком смысле, обладает ярко выраженной политической функцией. Например, своей музыкой я предоставляю людям возможность собраться вместе, испытать что-то новое, научиться чему-то новому. То, что ты называешь современной электронной музыкой имеет большой потенциал именно в том смысле, что она воспитывает в людях сознательность. Это история про осознание себя в качестве человека вообще, человека как части культуры. Сейчас это важно как никогда, особенно в свете сегодняшней политической ситуации. В Европе и США ситуация достигла критической точки со всем этим популизмом и ростом влияния консервативных политических партий. Поэтому очень важно, чтобы молодежь собиралась вместе и открывала для себя что-то такое, что могло бы помочь им понять важность культуры. Зацепиться за что-то такое, что могло бы помочь им расти как личностям, действительно осознавать, что сегодня происходит в мире. Мне кажется, что когда люди приходят на концерты музыкантов вроде меня, у них включается голова — они начинают думать, не знаю, общаться на политические темы, в принципе объединяются, это очень важно. И ведь это очень разные люди! Женщины, мужчины, трансгендеры, у всех разный цвет кожи. Сообщество растет, все пытаются двигаться и менять ландшафт нашего плоского мира. Именно поэтому все так и иначе является политическим. Вот сейчас я даю тебе это интервью и понимаю, насколько все–таки замечательно, что я могу проговорить все эти вещи. Нам нужно объединяться и расти, всем вместе. Мы должны понять, что на самом деле сообщество единомышленников куда шире, чем это кажется на первый взгляд.

Слушай, а может быть из–за этого мне кажется, что итальянская музыка сегодня действительно выделяется на общем фоне? Все, что происходит в Европе, в Италии — может быть именно эти неприятные изменения как бы провоцируют ответную реакцию со стороны людей, вовлеченных в современную культуру?

Я думаю, что людям моего поколения, а я имею в виду тридцатилетних и около того, скорее повезло, что до нас были те, кто создал нам платформу для старта. Когда мне было 16-18 лет здесь был расцвет клубной культуры, многие приезжали к нам выступать, все это очень вдохновляло. Я стал смотреть на вещи шире, мой мозг буквально изменился, потому что люди, которые были до нас, очень усердно работали. Парни, которым сейчас по 45-50 лет, вроде Club To Club, годами надрывали свои задницы, чтобы наша сцена стала из себя хоть что-то представлять. И, конечно, политическая ситуация в Италии на все это тоже повлияла — знаешь, когда мы застряли в этой бесконечной эпохе правления Берлускони нам просто нужен был какой-то стимул, чтобы двигаться. Нечто такое, что могло спровоцировать перемены внутри нас, чтобы это привело к переменам вокруг. Я считаю что проблемы в политической и общественной жизни это то, что дало нам импульс для движения вперед, заставило собраться и начать что-то делать. Мы, итальянцы, народ очень страстный. Мы думаем и мы делаем.

Отличный ответ. Расскажи напоследок о своих ближайших планах.

Я записываю альбом, так что мое ближайшее будущее это музыка. Я работаю над саундтреком к фильму, это мой первый саундтрек к настоящему фильму. Я думаю о том, кем хочу стать в будущем и понимаю, что хочу быть композитором, сочинять музыку. Может быть для инструментов, не только электронную. Но я больше хочу быть композитором, чем продюсером. Не хочу, чтобы во мне видели продюсера. Поэтому я трачу на это много энергии, много учусь, чтобы продолжить развиваться в этом направлении. Надеюсь, что это скоро произойдет. Так что, да, мои ближайшие планы — стать композитором.

16 марта, Санкт-Петербург — Эксперимент в Клубе

17 марта, Москва — Евразия в НИИ

Выражаем благодарность Даниилу Тихомирову и Анне Кузнецовой за помощь в подготовке материала.