Балтика 0.

Особых иллюзий я не строил: мы ехали проверить, так ли сильно не любят нас жители Эстонии, Литвы и Латвии, как об этом вещают пропагандисты на всех каналах. Мы ехали отдохнуть и посмотреть на ту часть Европы, которая десятки лет находилась на периферии и впитывала советскую эстетику вместе с импортным материнским молоком. Сидя на вокзале в Москве, я не представлял от слова «вообще», что может произойти в этом путешествии, но готов был почти ко всему, что помещалось в воображении. Немного налички, пара-другая рубашек, с десяток мелких купюр и фляжка с бухлом — всё, что было при мне в тот момент.

И вот плацкартный вагон уносит меня все дальше, в тёплый до одури ночной воздух, а на перроне одиноко машет рукой моя зона комфорта. Я не раз ещё попрощаюсь с ней в полицейском участке или неуютных хостелах, но выход из зоны комфорта — залог нашей эволюции, так что ею приходится жертвовать.

В промокшем до самой тёмной подворотни Питере меня встретил мой друг, с которым нам и предстояло провести ближайшее время. Семен Кириллович — антрополог по призванию, неразговорчивый потому, что “говорящий не знает, знающий не говорит”, принадлежал и принадлежит к тому типу людей, которые считают своим долгом приобщиться ко всему андерграундному, а популярные вещи не допускать в своё культурное поле. Чай только рассыпной, одежда только из винтажных магазинов, музыка только от неизвестных исполнителей. Но при всем при том, мой товарищ по несчастью и путешествию был парнем умным, готовым к авантюрам и всецело подходящим к задуманному путешествию.

Разумеется, мы ехали не на машине. Два молодых студента, обменявшие последние рубли на евро по увеличившемуся в биржевом пароксизме курсу, не могут позволить себе такую роскошь. Нет способа лучше дёшево отправиться в Прибалтику, чем на автобусе. Двухэтажный красавец с туалетом, кофе-машиной, вайфаем и телевизором в спинке каждого кресла несет пассажиров к цели с максимально возможной скоростью.

Балтика 1.

При первом же шаге на древнюю кладку становится ясно, что Таллин держится на фундаменте из средневековой эстетики, замешанном на растворе средневековой романтики. Мощёные улочки старого города извиваются и непременно заводят на ратушную площадь, где по четвергам разбивают ярмарочные палатки, а в выходные можно увидеть факиров и других любителей поиграть с огнем.

Похожий на Дудя заспанный портье не говорил ни слова по-русски и вынужден был преодолевать барьер взаимного непонимания с нашим соотечественником языком жестов. Я тут же без обиняков предложил свои услуги переводчика, и, когда вопрос был улажен, нас радушно напоили чаем и заселили в отдельную комнату, что, по меркам хостела, было настоящей роскошью.

Не то чтобы нам требовался повод, чтобы выпить, но начало поездки решено было отметить и, узнав, местонахождение ближайшего питейного заведения, которое не

грозило опустошением кошельку, мы двинулись туда по вечерним улицам. Бар оказался буквально на соседней улице и был братом-близнецом типичных русских спорт-баров.

— Two White Russians, please. — бросил я здоровенному парню за стойкой. — Я не бармен, а охранник, — не замедлил последовать ответ.

Сконфуженный, я дождался появления барменши — это была женщина — и попросил то же самое на русском. Она виновато взглянула на нас и добила меня фразой:

— I’m sorry, but I don’t speak Russian.

За пару минут у меня получилось дважды налететь на языковой барьер с местными жителями, так что я заткнул себе рот коктейлем. С тех пор нам каждый раз приходилось гадать, на каком языке обращаться к тому или иному человеку.

Пол, а так звали заспанного портье, оказался малым что надо. Он путешествовал пару лет по Европе, несколько раз попадал в крупные передряги, к его горлу приставляли нож в Марселе, а в Мадриде грабили с пистолетом — короче говоря, он нюхнул пороху, а теперь расслаблялся и восстанавливал силы в родном Таллине. Именно такой человек мне и был нужен, поэтому с вопросом об отношении к русским я пристал именно к нему. — Ну, так как? — я в ожидании ответа наклонился поближе к стойке ресепшена и заинтересованно уставился на Пола. Наклонившись в ответ, будто секретничая, он сказал: — Банально или нет, но думаю, что везде люди разные. Я повидал таких засранцев, что русские, которые живут здесь или приезжают на время — милейшие люди. Вся эта фигня с советской оккупацией и политическими конфликтами — прошлое для меня, и оно ничего не значит.

— Ну, а какие стереотипы у вас о русских? — Я продолжал мучить парня, желая докопаться до сути.

— Прозвучит забавно, но я представляю типичного русского как мужчину за 40, в шортах и сланцах, приехавшего на BMW и басовито покупающего пиво в киоске.

Расспрашивая местных и держа в тайне свою национальность, я выяснил, что эстонцы рады своей принадлежности к Евросоюзу, но они не ненавидят русских — им по большому счёту наплевать — своих проблем хватает. Да и сам я недоумевал: как это возможно, когда треть населения в стране — русскоговорящая? Демографические беды соседей обошли Эстонию стороной. Как сказала мне женщина в возрасте и розовом венке из цветов: «Когда пришлось выбирать между тысячами беженцев из Мали и русскими, мы выбрали русских».

Балтика 2.

Мы возвращались в наше временное жилище поздним вечером, когда из–за угла резко поднялся шум, встреченный без особого удивления, ведь в тот день Таллин принимал у себя матч Суперкубка, и футбольные фанаты не давали никому спать уже пару часов. Кричали на эстонском, и пока я пытался понять суть конфликта, подъехала газель доблестной таллиннской полиции. Группу кричащих молодых ребят повязали, сфотографировали и начали допрашивать. Подъехало ещё 2 машины — итого на улице стояло 12 сердитых полицейских, грозно поглядывающих по сторонам и невротично теребивших кобуру на поясе. Мы хотели удовлетворить своё любопытство и наблюдали происходящее с небольшого расстояния. Оказалось, что группа местных подростков захотела

побить парня неформального вида, пуская в ход такие выражения, как «грязный пидор».

— Вот тебе и западные ценности, — не преминул заметить Семён. Выяснив причину столкновения, мы решили смотать удочки и пройти незаметно мимо служителей порядка. Стоит сказать, что в отличие от Семена Кирилловича, будто бы приехавшего на Коачеллу, вид у меня в то время был самый что ни на есть скинхэдский, что и привлекло внимание полицаев. Меня окликнули на эстонском, окликнули на русском, и, когда я подошёл на оклик с вежливой улыбкой, вежливо попросили встать лицом к стене и заложить руки за спину.

Депортация меня не ждала, а вот ночь на нарах в приятной компании была почти гарантирована, о чем я и был уведомлен людьми в форме, пока меня фотографировали и везли в участок. Насколько я знаю, такими случаями занимается туристическая полиция, но жизнь полна непредсказуемых случайностей, так что я оказался в обычном КПЗ на 8 человек. Перед тем как уснуть я увидел, как нашего соседа по хостелу, приехавшего на матч из Лондона, заводят в камеру. Я понимающе ему улыбнулся, мы перекинулись парой слов о несовершенстве правоохранительной системы, но вскоре разговор угас, я повернулся на другой бок и провалился в сон. Ему пришлось свернуться на каменном полу с курткой под головой, так как места для нормального сна уже не оставалось.

В самом известном баре Таллина меню в виде комикса красочно предложило нам множество дорогих вариантов выпасть из реальности. Я решил отдать дань уважения классике и заказал Гонзо-мартини, даже не читая список ингредиентов. Бар носил имя самого известного психоаналитика в мире, поэтому со стен бара на нас похабно пялились фрукты-гениталии, овощи-гениталии, сосуды-гениталии и гениталии как они есть. Семён взял какую-то тропическую, но достаточно алкогольную жижу, и коктейли помогли нам душевно провести время. Однако гениталии на стенах сильно давили на мозги, и когда трубочки в стаканах издали скворчащий звук, мы расплатились и пошли искать приключений в другом месте.

Балтика 3.

— Izkļūt no šejienes! — Кричите по-русски! — Пошел ты нахуй! Мы выбежали из полуподвального заведения, но лысый охранник еще долго грозил нам кулаком вслед. Неведомое заведение так и осталось для нас неведомым, но, готов поспорить, что прятался там самый обыкновенный бордель.

Калейдоскоп стран крутился слишком быстро, и я начинал путать города, пейзажи, страны. К тому времени мы уже были в Латвии, и здесь я осознал, что почти все бывшие республики СССР играют в интересную игру — они собирают конструктор своих городов, своей истории, своей ментальности — каждая по-своему, но в основе всегда лежит советский фундамент. В Риге куда явственней, чем в Таллине проступал этот фундамент, несмотря на все попытки скрыть его. Троллейбусы помнили еще Горбачева, а киоски будто бы готовы были поставить на свои полки ситро и нарзан.

Наши кошельки плакали по деньгам, и мы приняли совсем уж деструктивное решение пойти в казино. Отчасти действительно из–за денег, но в большей

степени, конечно, по приколу. Переодевшись в ближайшей забегаловке в лучшую свою одежду, мы гордо выкатились на улицу и подошли к дверям с призывно светящейся вывеской. Охранник улыбался в тридцать два вежливых зуба и стоял совершенно непринуждённо, но на нас покосился явно недоверчиво. Узнав от него о том, что игорные заведения нас ждут только после 21 года, мы удалились. Едва ли мы разжились бы там деньгами, но запретный в РФ плод всё ещё казался мне сладок, и я жалел об упущенной возможности. Латвия оказалась ещё более гордой страной, с богатой историей борьбы за независимость, явно осуждающей любую оккупацию. Латыши Евросоюз воспринимали как неизбежность, но неизбежность куда более приятную, чем СССР. В связи с этим конструктивного диалога с местными у меня не вышло, и узнать любят ли нас здесь, было совершенно невозможно, во всяком случай, пока.

Денег не было от слова вообще. Атмосфера накалилась, а воздух в предчувствии грозы загустел, как кровь бушменов в тропический полдень. Мы сидели в парке после обеда, когда я заметил подозрительную активность вокруг. С соседней скамейки поверх темных очков сверлила взглядом бабуля, а проехавший пару раз мимо патруль полицаев нехорошо сверкнул фарами. Возможно, внимание привлекал Семён, сидевший рядом и выводивший на варгане экстатическую, вводящую в транс мелодию. А, возможно, за нами следили после инцидента в Таллине, ведь у них был номер моей визы и данные о маршруте. Кто знает, чего можно ожидать в правовом и заботящемся о спокойствии граждан государстве? Отсюда пора было сваливать.

Балтика 4.

Хостел в Вильнюсе обобрал до нитки, выкатив стоимость выше в два раза заявленной, и всё из–за ебучих налогов. В любое другое время я бы не стал так злиться на это, но сейчас, когда наши финансы пели романсы, я не мог просто смириться с потерей лишних десяти евро. Если народ, по мнению некоторых любителей аллегорий, это женщина, то государство — как минимум похотливый мужик, который эту женщину регулярно и настойчиво домогается.

И все же мы были близки к последнему акту этой авангардной и претенциозной пьесы, мы были в Литве. Такое количество католических соборов на квадратный метр едва ли можно найти ещё где-то в Европе. Кроме церквей особый интерес и волнение вызывали у нас балконы и подворотни. На первые хотелось залезть и посидеть, любуясь улицей внизу, а во вторые зайти, приобщаясь к таинству чужой жизни в тенистом дворе. Замыленный конструктивистскими громадами глаз несказанно радовался такой архитектуре.

Свернув в одну из заманчивых и таинственных подворотен, мы обнаружили там странное зрелище: множество свечей на оконных рамах освещали двор в сумерках, откуда-то густой голос вливал в пространство грустную и монотонную песню. Вокруг бродили люди в черных балахонах, национальную принадлежность которых легко можно было определить по широкополым шляпам и пейсам. При виде такой картины нас снова подстегнуло любопытство, но мы решили наблюдать с безопасного расстояния, чтобы вдруг не стать жертвами религиозного культа. Несмотря на это, один из людей заметил нас и бодро заменил в ту сторону, где начиналась подворотня. — Мы уже уходим, извините! — сыграл я на опережение.

— Подождите, это очень важно! — Нет-нет, мы торопимся, правда, извините! — я начал медленно пятиться, потянув за собой Семёна, однако блюститель Торы оказался быстрее и преградил нам дорогу, начав быстро говорить: — Не пугайтесь, послушайте, здесь умер очень большой и важный человек нашей общины, и его последней волей было раздать ту огромную библиотеку, которую он собирал всю свою жизнь. Пожалуйста, не стесняйтесь, возьмите парочку книг, это крайне важно для нас, ведь такова была его последняя воля.

— Это мы можем, почему нет, — мы зашли внутрь, подойдя к обширным стеллажам, в которых уже зияли пробелы, свидетельствующие о том, что предсмертное желание владельца исполняется. Семён сразу выудил тоненький сборник литовских народных сказок, а я, после недолгих колебаний — “Детей Капитана Гранта”, столь любимых с детства, и “Сто блюд из хумуса”, исключительно для расширения кругозора.

Балтика 5.

Мы зашли в неприметное кафе на одной из центральных улиц с твёрдым намерением докопаться до правды. Внутри я обратился со своим рутинным вопросом к бариста: — Здравствуйте! У меня к вам небольшой вопрос, если вы местный. Как вы относитесь к русским сейчас с учётом советской оккупации и прочих исторических событий? — Я сам из Стамбула — улыбнулся мне он, и я тут же упал духом, — но сейчас приготовлю вам кофе и расскажу, что знаю об этом.

Через пять минут турок вернулся с нашим кофе, и беседа плавно потекла в нужное мне русло. Оказалось, что нам оказана честь, ведь турка звали Беязид-челеби, и он был дальним потомком династии свергнутых султанов. Ничего особенного, вроде Коли Романова для нас, но очень романтично.

— На самом деле ваши СМИ, как и многие другие, заинтересованы в том, чтобы вы думали так, а не иначе. Я прожил здесь почти десять лет и заметил, что люди больше боятся русских, чем не любят их, а некоторые представители старшего поколения вообще хотят, чтобы было как раньше, при СССР, — я удивлённо уставился на него, но промолчал. — Да-да, они считают то время самым стабильным и обеспеченным, как ни странно. Ненависть есть у радикальных людей, имеющих свои взгляды на политику, но их единицы. Ми меняется в лучшую сторону, хотя и у меня, как у турка, из–за смуглой кожи возникает куда больше проблем, чем у вас, русских.

Я был безумно рад такому колоритному и доброжелательному собеседнику, но кофе был выпит, пора было уходить. Мы попрощались и вышли из кафе с глубоким чувством гармонии и удовлетворения.

–А какой смысл вообще у твоего репортажа? — Семён, сидевший рядом на газоне, решил подколоть меня. Я парировал:

— Для людей же стараюсь! Те, кто прочитают это, будут знать, что в Прибалтике можно оказаться в обезьяннике, найти друзей, побомжевать, чего только не сделать, но не получить пизды, за то, что ты русский.

— Если ты кусок дерьма, то пизды ты можешь получить где угодно.

— Справедливо, но здесь ты будешь уверен, что бьют тебя не за твою национальность.