Сущность твёрдости. Making-of.
Мои желания настолько красивы и их выполнение настолько притягательно, что я не могу ни секунды стоять на месте. Вечный двигатель он здесь. Он внутри. Он и есть тот внутренний стержень, то самое ТВЕРДОЕ, о чем пойдет речь дальше. Мне запомнилась одна фраза из статьи по квантовой физике: «Скорость движения [электрона в атоме] настолько велика, что «со стороны» атом «выглядит твердым», как выглядят диском лопасти вращающегося вентилятора».
Скорость вечного двигателя внутри меня настолько высока, что он кажется твердым стержнем.
Я давно хотела участвовать в выставках. Мне хочется создать нечто масштабное, как «Descension» художника Anish Kapoor, иллюзия бесконечного черного водоворота. Или инсталляция Томаса Сарацено «В
В ноябре я увидела open-call. Тема была — «Твердые вещи». Сначала я подала инсталляцию, совместный проект. За несколько дней до дедлайна я подумала, что хочу подать еще один проект, личный — анимацию.
В тот день я объясняла сестре сложность понятия Сумрака в «Дозорах» Сергея Лукьяненко. Объясняла, что на самом деле уровней намного больше, чем показано в фильмах. Их не два, не три, а целых семь. При этом последний уровень — это мир людей, то есть это уроборос, свернувшаяся в кольцо змея, которая кусает себя за хвост, если хотите. Это вывернутое существо, которое в итоге оказывается самим собой. Сколько в него не вкапываешься, натыкаешься на него же.
The deeper you dig the harder it gets And if you keep on digging You just might fall in (Big Sexy Noise — «Digging the Hole»)
Сколько бы не копал самого себя, натыкаешься на себя же. Не того себя, который любит определенный вид музыки и у которого в речи одни и те же любимые обороты, который склонен делать одно и избегать другого, а того СУЩНОСТНОГО себя, ТВЁРДОЕ, надстройку над мимолетным понятием человека. Если ты вывернут, если ты познал себя, то ты уже теряешь личность. Как в “Harry Dean Stanton: Partly fiction” David Lynch и Harry Dean Stanton посмеивались, повторяя “there is no self”, будто посмеивались над общечеловеческой глупостью.
После разговора с сестрой я пошла гулять с собакой, и моя идея сфокусировалась. Я вспомнила, что в детстве у меня была матрешка, и я обожала самую маленькую матрешку. Конечную. Я остро помню тактильное ощущение от неё, как будто я снова и снова держу её в руках. И эта концепция матрешки — это то, что меня интересует всю жизнь. Всю жизнь я натыкаюсь на фильмы, где человек никак не может проснуться. Фильмы «Пробуждение жизни» (“Waking Life”, 2001), «Экзистенция» (“eXistenZ”, 1999). Человек просыпается, но оказывается лишь в другом слое сна.
Так и мы. Разве мы не спим? Разве многие из нас не спят большую часть времени, проводя его в механических и неосознанных действиях, повторяя самого себя вновь и вновь?
Когда я проснулась в первый раз, 4 года назад, то первый рассказ, который я написала, был именно об этом. Он назывался «Чистый шёлк». Во второй раз я проснулась в прошлом году. Близится третий раз.
Этот принцип матрешки очень перехлестывается с идеями о бесконечной вложенности Вселенной, о многомировой интерпретации.
Матрешка везде. Всюду. Во всем. Это настолько всеобъемлющая идея, что я удивляюсь, что о ней не говорят за каждым углом.
Я написала концепцию к анимации для выставки, и мою анимацию приняли. Вот текст концепции:
«Кто матрёшку разбирал, тот Вселенную познал»
«Самое ТВЕРДОЕ находится внутри. Внутри сути вещей. Внутри понимания. Поэтому за его пределами. Я люблю человека за то ТВЕРДОЕ в самой его глубине, которое является истинным. Я улавливаю это краем сознания.
Чтобы добраться до ТВЕРДОГО, я снимаю оболочки одну за другой. Одну за другой.
От мягкого к ТВЕРДОМУ.
Воздух — синтепон — мягкая игрушка — кусудама — яйцо — игла.
Воздух мягко обволакивает. Кусудума выбрасывает свои цветы и снова прячет. ТВЕРДАЯ игла меняет свой облик, не меняя свою суть.
Вывернутое наизнанку мягкое существо закольцовано. Оно вновь превращается в себя.
Кощей Бессмертный прячет свою смерть ”на конце иглы, та игла в яйце”. Яйцо как символ зарождения жизни. Он уже мертв, но пока игла в яйце — он рекурсивно возрождается.
Пространство фрактально. Структура одна и та же независимо от степени увеличения.
Семь слоев сумрака в “Дозорах” Сергея Лукьяненко. Седьмой слой — это мир людей. Надо быть Нулевым Иным, чтобы добраться до самой ТВЕРДОЙ и самой маленькой матрешки.
Вселенная многомерна. Бесконечная вложенность материи.
Я не люблю человека, я люблю только ТВЕРДОЕ.»
1 слой: Воздух. Эфир. Энергия. Противоположность материи. Основа материи. Самое мягкое. Настолько мягкое, что не ощутимо обыкновенному человеку. Не видно глазу, который смотрит, но не видит.
2 слой: Синтепон. В нем уже больше материи и меньше энергии.
3 слой: Мягкая игрушка. У меня есть фетиш на белый мех и черные матовые поверхности. Они напоминают темную материю, которая мне представляется вязкой, как деготь. Как в фильме «Побудь в моей шкуре» (“Under the Skin”, 2013) и жутчайшей анимации «Гиппопотамы» (“Hipopotamy”, 2014).
4 слой: Кусудама. Бумажная модель. Оригами. В ней больше твердости, чем мягкости, поэтому она уже режет.
5 слой: Яйцо. Аллюзия на Кощея Бессмертного, который по принципу матрешки прятал своё бессмертие, зная о строении материи и Вселенной.
6 слой: Игла. Самое твердое. Меня всегда поражало, что мир состоит из атомов, внутри которых есть свободное пространство, в котором двигаются электроны. Свободное пространство занимает большую часть атома, и только в центре маленькое ядро. Я смотрела на стол и думала, как такое возможно? Как возможно, что этот твердый стол на самом деле больше не существует, чем существует? В нем больше пустоты и энергии, чем материи.
7 слой: Снова воздух, эфир. Всё начинается сначала. Или начинается с конца?
Но анимация — это был лишь вторичный продукт. Первое и самое главное — это необычная мягкая игрушка, которую анимация раскрывает. Мягкая игрушка, которая, если следовать здравому смыслу, совсем не имеет смысла. Зачем вшивать в мягкую игрушку кусудаму, сложную фигурку оригами, на создание которой уходит больше времени, чем на то, чтобы сшить лоскуты ткани и пришить пуговки?
Наследник кота Шредингера. Дитя квантовой физики. Возможно, в мягкой игрушке есть кусудама, но, возможно, и нет. А если ты её распорешь и посмотришь, то игрушка уже перестанет существовать. Она уже лишится смысла. Смысл в ней есть лишь тогда, когда маятник качается из стороны в сторону. Когда ты не можешь сказать ни да, ни нет. Или можешь сказать и да и нет. И все это будет верно.
Если очень долго смотреть в её черные матовые глаза, отключив внутренний диалог, то можно уйти в такие глубины себя, о существовании которых ты и не догадывался. И постигать себя. И постигать свою суть. Насыщаться своей пустотой. Выбираться из личной скорлупы. Или, наоборот, погружаться глубже в неё.
Внутрь или наружу — направление не имеет значение, если знать, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Суть одно.
