Сообщество действительно обрело широкую известность, но играя всевозможными средневековыми образами, обыгрывая их на современный лад, добавляя к ним смешные реплики или подходящие фразы, создатели и не могли подумать, что аудитория начнет задаваться вопросами: откуда они появились и что означают на самом деле? И не мудрено задаться подобными вопросами, если на твоих глазах разворачивается полнейшая фантасмагория — животные в людском облике, люди в животном обличье, религиозные сцены и сюжеты, трансформированные до неузнаваемости, переплетения всевозможных существ с растительными орнаментами. Для того чтобы объяснить их происхождение, подробнее рассказать обо всех значениях пришлось выпустить целую книгу. У неё нет одного автора, и даже те, что указаны, во многом опирались на помощь большого количества своих коллег исследователей, историков и медиевистов. Была проделана огромная, невероятная работа, и, как мне кажется, абсолютно не напрасно.

Игра со смыслами и визуальными образами характерна, как и для сообщества «Страдающее средневековье», так и для самих средневековых рукописей, создававшихся в разных концах Европы в XIII-XV вв. На их страницах мы сталкиваемся с парадоксальным соседством. Сакральные тексты и образы бывают окружены пародийными и непристойными сценками, в которых весь мир как будто переворачивается с ног на голову. Причем, как ни странно, фигуры, которые пародировали духовенство или даже церковные таинства, чаще встречались не на полях рыцарских романов или куртуазных поэм, а в Псалтирях и Часословах. Знатные миряне заказывали их, чтобы приучаться к молитве, всегда иметь под рукой тексты, с которыми следовало обращаться к высшим силам, а также спасительные образы Христа, Богоматери и святых. Тем удивительнее, что на страницах таких книг, могли встретиться подобные вещи.

Книга «Страдающее средневековье» старается полностью исследовать и изложить все версии и возможные причины, по которым христианские образы окружались так называемыми маргиналиями. Она поделена на три раздела, каждый из которых отдельно разбирает те или иные изображения, подходящие к нему. Это разделы — «животное», «человеческое» и «божественное». Авторы очень ответственно подошли к изучению вопроса неординарности средневековой христианской иконографии. Это не беглый просмотр или десятки страниц затянутых рассуждений, это конкретно подобранные примеры, подробный и живой рассказ о возникновении и развитии тех или иных приемов изображения, а также их трансформация с течением времени.

Эта книга во многом яркий пример того, как мыслил человек в средневековую эпоху, она показывает, как он пытался осмыслить и переработать для себя непонятные ему ещё тогда богословские символы, расшифровать по-своему значение учения, которое всё больше и больше укоренялось и захватывало все слои общества. Необходимо помнить, что до христианизации западных европейских земель, все народы, проживающие там, были язычниками, и это тоже наложило свой отпечаток на восприятие божественных истин.

Здесь, как ни странно, вспоминается отрывок из книги Даниэля Дефо «Робинзон Крузо», когда главный герой проповедовал примкнувшему к нему дикарю, бывшему каннибалу, и пытался объяснить ему «идею бытия божьего». Возможно, если бы затем он предложил изобразить что-нибудь из изложенного, то наверняка получилось что-то доселе невиданное. Дикарь мог бы воспользоваться только своим воображением или уже увиденными им когда-либо образами, теми, что уже, скажем, научилось изображать его племя. Это очень грубый пример, и, конечно, варвары, населявшие в конце первого тысячелетия нашей эры Европу, уже намного дальше продвинулись в своей культуре и в своем мировосприятии, к тому же у них были отличные образцы, оставшиеся со времён Византии, которые и были положены в основу западной европейской христианской иконографии. Но сколько затем она претерпела изменений, трансформаций, она начала служить в угоду совершенно других представлений о мире, в котором насаждение религии было связано в основном с политическими выгодами. Конечно, нельзя считать, что не было истинных последователей у христианства в то время на данной территории. Однако же, обыгрывание религиозных сюжетов на задворках страниц в рукописях, в том числе и высмеивание церковных чинов, перевоплощение их в животных, или попросту изображение их за неподобающими действиями и смешение с антропоморфными существами, говорят сами за себя. Более того, это не считалось чем-то оскорбительным или неподобающим. Люди как бы негласно признавали этот «второй перевернутый мир». Хоть он и занимал пограничные маргинальные области в книгах и в архитектуре, но всё же имел место оставаться до новой вехи в истории.

В контексте настоящего времени эта книга будет полезна студентам, изучающим историю искусств западного европейского средневековья, а также просто интересующимся, так как написана вполне доступным языком и не без толики юмора, при этом довольно содержательна. Средневековый визуальный мир — это нечто странное, непонятное для нас с вами, кое-где романтическое, кое-где варварски-непосредственное. Необходимо понимать, что есть визуальный язык, который в эпоху, когда эти образы создавались, был зрителю понятен, а нам, далеким потомкам, утратившим к нему ключ, может быть уже недоступен или доступен тлько частично. Но мне очень понравилось высказывание одного из авторов книги Сергея Зотова в интервью с Линор Горалик, которое хочу привести здесь в качестве заключения:

«Тогдашний человек и человек теперешний не так уж и сильно различаются в своих стремлениях и исканиях. Например, средневековый человек так же, как и мы, хотел денег — и поэтому занимался алхимией. Боялся насилия внешнего мира, боялся закона — так возникло изображение Христа с дубинкой, который разгоняет верующих, поедающих яйца в пост. Пытался найти философскую истину — и выстраивал сложные концепции того, как устроен Бог и как устроена Троица; хотел показать непростые отношения между ипостасями наглядно — и рисовал своего рода «инфографику» о Троице. Ему нужно было удовлетворить свои романтические и сексуальные потребности — и мы видим «неприличный» декор на храмах, миниатюры на сюжеты о поцелуях и объятиях монахинь с Иисусом. Средневековый человек жаждал развлечений — и увлекался изображениями диковинных монстров на полях… Словом, он был похож на современного и не являлся каким-то чуждым для нас существом. Поэтому гордость современного человека по отношению к средневековому, возможно, должна быть сильно поуменьшена: да, мы проделали долгий путь, и невозможно отрицать наши достижения, но внутри нас до сих пор сидит примерно тот же человек, что и 1000 лет назад.»

Используемый источник