Константин Дорошенко

Славу Стецько, основательницу Конгресса украинских националистов и соратницу Степана Бандеры, похоронили на Байковом кладбище в Киеве четырнадцать лет назад, в марте 2003-го. Это — последнее ее интервью.

Погода была неприветливой, пронизывающий ветер, мерзкий дождь, но проводить человека, чье имя стало одним из символов украинского освободительного движения ХХ века, собралось немало людей, причем — выразительных. Высоких представителей официальной власти не было, при том, что прощались со старейшим депутатом Верховной Рады, открывавшим по этому праву несколько ее созывов, что неизменно вызывало демарш депутатов от Компартии, демонстративно покидавших зал. С речью на похоронном митинге выступил лидер крупнейшей парламентской фракции «Наша Украина» Виктор Ющенко, с цветами пришли директор киевского Центра современного искусства Сороса Юрий (Ежи) Онух, поэты и художники — шестидесятники. Она ушла победительницей, потому что закончила земной путь гражданкой государства Украина, борьбе за независимость которого посвятила свою жизнь.

Так случилось, что последнее интервью Слава Стецько дала мне и моему коллеге Евгению Минко. В журнале «Политик HALL» (№ 4, ноябрь 2002) она читала его уже в больнице в Мюнхене. Ниже — текст той публикации.

— Что вы испытывали, когда впервые в качестве старейшего депутата Верховной Рады независимой Украины открывали заседание нашего парламента?

— Что есть Божья справедливость. Ведь националисты дождались дня, когда их представитель открывает парламент в стране, столько лет страдавшей от коммунистического режима, и я очень гордилась этим. Это была определенного рода сатисфакция и для меня и для националистов вообще, и нам казалось, что это добрый знак на будущее.

— Правда ли, что вам пришлось сдавать экзамен по украинскому языку, чтобы получить гражданство Украины?

— Это полная чепуха. Я с детства говорила по-украински, училась в украинской школе, затем ходила в польскую гимназию, изучала украинский язык в университете. Я говорила и говорю по-украински как на Подолье, как в моем родном селе Романивка. Более того, я всегда старалась изучить как можно больше иностранных языков. Я свободно говорю по-немецки, по-английски, по-французски. Сама изучала испанский, достаточно неплохо понимаю итальянский. Естественно, говорю по-польски. Все славянские языки понимаю без переводчика, так как со мной работали представители разных народов: и словаки, и белорусы, и хорваты.

— Каково ваше определение такого одиозного понятия как национализм?

— Национализм, в моем понимании, это патриотизм. Национализм — это когда человек не только старается заботиться о своей семье, но стремится делать что-то, что шло бы на пользу нации. Одновременно нужно осознавать, что нация должна сотрудничать с другими нациями и народами. Для меня дорогим является все украинское. Каждый человек должен стараться что-то созидать для своей нации, материальное или духовное. Мы должны уважать национализм других народов и стараться совместно что-то вносить в мировую сокровищницу.

— Почему националистические идеи не пользуются популярностью настолько, чтобы стало возможным создание на их платформе парламентского большинства?

— Во время между двумя мировыми войнами националистической идее очень сильный ущерб нанесло то, что в Германии был нацизм, давший большевикам возможность постоянно агитировать за уничтожение национализма, связывая его с нацизмом, за уничтожение всего того, что националистами было сделано. Большевики старались доказать, что так называемые «буржуазные националисты» работают лишь в ущерб своей нации. Нас сравнивали с фашистами. Еще сегодня требуется приложить много усилий, чтобы пролить свет на историю национализма. Например, постоянно заявляют, что Украинская повстанческая армия — это были бандиты. Ну как же могли члены УПА быть бандитами, если им не помогала ни одна страна, а только лишь собственный народ? Украинский народ армию одевал, обувал, кормил, давал транспорт, медицинскую помощь. Все, чем располагала УПА, было получено от собственного народа. Многие называли УПА всенародной армией, и это действительно было так. В ней служили и студенты, и рабочие, и крестьяне. Приходили совсем молодые парни пятнадцати-семнадцати лет, которых нужно было возвращать домой, но все они хотели идти в УПА.

— Какова причина поражения на президентских выборах у нас тех кандидатов, которых поддерживали правые силы — вначале Чорновила, три года назад — Марчука?

— Кандидаты в президенты должны были договориться между собой, чтобы правые силы представлял лишь один из них. Но все хотели идти порознь, и потерпели неудачу. А когда Кучму переизбрали во второй раз, народ к тому же боялся прихода к власти кандидата от коммунистов. Ведь все преподносилось именно так, будто кроме Кучмы и Симоненко никого нет.

— Кого Конгресс украинских националистов будет поддерживать на президентских выборах в 2004 году?

Это еще не скоро. Однако мы не скрываем своих мыслей по этому поводу и считаем, что президентом должен быть Виктор Ющенко. Его блок получил наибольшее количество голосов на парламентских выборах и я думаю, что он был бы прекрасным президентом. Пока мы все настроены поддерживать именно его.

— Каково ваше отношение к таким разделяющим националистическую платформу политическим организациям, как Рух и УНА-УНСО?

— Мы с УНА-УНСО не имеем никаких контактов. А вот с обоими Рухами входим в блок «Наша Украина», вместе работаем в парламенте и очень тесно сотрудничаем при обсуждении тех или иных вопросов и законопроектов.

— Чем вы можете ответить на обвинения в адрес Организации украинских националистов, касающиеся сотрудничества с гитлеровцами?

— Опять же, большевики очень сильно старались очернить ОУН. За нас говорят факты: когда началась война и гитлеровцы уже покинули Львов, оставив море трупов, именно во Львове Актом 30 июня была восстановлена независимость Украины. ОУН решила, что тут, во Львове, пришло время провозгласить волю украинского народа несмотря на оккупацию. Мы с самого начала осознавали, что Германия не будет поддерживать украинскую независимость. Наши люди читали «Mein Kampf» и знали, что немцы от Украины хотят получить лишь бесплатную рабочую силу и хлеб, то есть сделать из нее колонию, которой можно будет легко управлять. Ничем не лучше российского сценария! И ОУН решила, что миру необходимо продемонстрировать право украинского народа на независимость. Показать, что ни советская власть, ни фашисты не имеют права на украинскую землю. И когда был принят Акт, создали правительство, главой которого стал мой муж Ярослав Стецько. Это факт, что немцы не были готовы признать украинское правительство. Через две недели Степана Бандеру и Ярослава Стецько арестовали и перевезли в Берлин, где их старались переубедить, чтобы они отозвали Акт о государственной независимости, в противном случае попадут в тюрьму. Перед тем тысячи украинцев были арестованы, несметное количество людей погибло в лагерях. Между фашистами и украинским народом шла ужасная борьба. Заявление о сотрудничестве между нами — это колоссальная ложь.

— Как вы прокомментируете устоявшиеся в мировом сознании обвинения ОУН и украинских националистов вообще в антисемитизме?

— Я думаю, что у мирового сознания еще осталось немного памяти. Тогда можно вспомнить, что во время Первой мировой войны в украинской армии воевали евреи. Если говорить про УПА, то у нас было очень много евреев. Могу привести пример из собственного опыта. Когда наша организация восстанавливала независимость Украины в 1941 году, мы заняли один центральный дом. В этом доме находилось наше бюро и в одной из комнат жила я. А в другой комнате мы — бандеровцы, националисты — прятали еврейскую семью. Украинских семей, которые поступали так же, было очень много: люди прятали тех, кого знали, с кем вместе работали. Тем самым украинцы многим рисковали, ведь им приходилось сталкиваться с серьезными угрозами, но они продолжали прятать евреев. УПА не имела к антисемитизму никакого отношения, у нас было очень много евреев — бойцов, врачей, сотрудников. Вообще, в УПА были отдельные отряды из представителей несвободных народов, в том числе и евреев. Очень многие наши друзья евреи могли бы немало об этом рассказать.

— В свое время ваш муж и затем вы сами возглавляли Антибольшевистский блок народов. Существует ли эта организация сейчас и чем она занимается?

— Сейчас она существует, так сказать, символически. Каждые три месяца я наношу визит в Мюнхен, где созываю сборы представителей порабощенных народов, хотя теперь это народы свободные: болгары, чехи, словаки, румыны, балтийцы. Мы обсуждаем ситуации в своих странах и стараемся помочь тем, кто в этом нуждается. Например, мы старались помочь чеченцам, высылая в Ичкерию гуманитарную помощь и собирая для них деньги. Тех из чеченцев, кто попадал на Запад, мы старались устроить в больницы. Два года назад мы проводили конференцию АБН, аналогичная должна была проходить в этом году, но по некоторым причинам не состоялась.

— Как вы отмечали, в 1941 году Ярослав Стецько провозгласил восстановление украинского государства и был избран его премьером. Если бы вы сегодня стали главой кабинета министров, какими бы были ваши первые инициативы?

— Я никогда над этим не думала и никогда не избиралась на должность премьер-министра. Всю жизнь я хотела лишь дождаться того момента, когда могла бы въехать в Украину и каким-то образом здесь закрепиться, любой ценой. Ведь во времена существования СССР большевики требовали у ФРГ выдать им Стецько и Бандеру, мы же все свое внимание направляли на развитие сил, которые морально помогали бы порабощенным народам. Мы говорили, что Советский Союз можно развалить изнутри, для этого не требуется Третья мировая война. Но нужно, чтобы народы внутри Союза были сгруппированы в борьбе за его развал. И одновременно мы апеллировали к народам мира, чтобы они не помогали СССР, а помогали политически и морально порабощенным народам внутри него. Мы считали, что наше дело является делом всего мира, поскольку СССР угрожал всей планете, завоевав одну шестую часть суши и продвигаясь дальше, на Кубу, в Китай, в Африку. Угроза большевистской экспансии существовала для всего мира. Поэтому мы старались распространять наши идеи по всей планете. Я сама выступала в университетах Австралии, Америки, Канады, перед военными, перед рабочими, перед профессорами и бизнесменами. Филиалы АБН существовали и в Северной Америке, и в Австралии, и в Азии, и в Европе. Мы создали Всемирную антикоммунистическую лигу, которая проводила конференции в Токио, в Маниле, в Вашингтоне, в Оттаве, на Мальте, в Бонне, в Париже. Мы действовали во всем мире как самостоятельная сила, поскольку везде у нас были союзники, везде у нас были эмигранты, которых мы очень хорошо организовывали. Ведь ни одно государство не давало нам денег, деньги нам давало лишь наше сообщество. Везде у нас существовали симпатики. Одна наша конференция проходила в американском Конгрессе, на ней главную речь прочел президент Рейган. А во время торжественного ужина официально выступил тогда вице-президент Буш. А пресс-конференцию вместе с моим мужем открывала Джин Киркпатрик, возглавлявшая делегацию США в ООН. Нашими приятелями и знакомыми были президенты, премьер-министры и главы парламентов. Например, глава датского парламента отказался встречать Хрущева во время его визита в Копенгаген, сказав, что приветствует легитимного премьера Украины — Ярослава Стецько. В Швеции мы провели акцию, о которой говорил весь мир. Когда Хрущев вошел в королевский дворец, приехавшие с нами венгры запустили туда свинку, у которой на мордочке был прикреплен портрет Хрущева, и она у всех бегала под ногами. Охрана едва ее поймала! А Ярослав Стецько в тот же день возложил венок к саркофагу Карла XII. Когда Хрущев услышал об этом, то пришел в бешенство. Раскричался в присутствии журналистов и официальных лиц: «Что, галушек вам захотелось? Попробуйте сунуться к нам — разгромим, как Мазепу и КарлаXII!» Тогда множество мировых изданий на это отреагировали. Когда мы приехали в Данию — увидели на первых полосах газет заголовки вроде «Украинская улыбка и хрущевская злость». Так что мы были очень заменой силой во всем мире, что сейчас, возможно, трудно себе представить. За нами стоял наш народ, мы доказывали, что он борется, и что эта борьба заслуживает поддержки. И если нам этой поддержки не дадут, то большевизм пойдет дальше, будет угрожать другим народам. Мы сделали все, чтобы в СССР произошла внутренняя революция. Ведь мой муж писал, что внутренняя революция — это не военное выступление с оружием. Когда ребенок в школе на стене рисует трезубец — вот это уже революция, если юноша идет по улице и говорит взрослому «Слава Иисусу Христу!», то это тоже революция, ведь все это было запрещено, но молодые люди действовали наперекор власти.

— В работах Ярослава Стецько зачастую проскальзывает мысль, будто Россия — это олицетворение всех негативных сил мира, а страны Запада — всего позитивного. Не стала ли с течением времени эта мысль менее категоричной?

— Неправильно было бы говорить, будто все, что происходит на Западе — это позитив, а в России — негатив. Ярослав Стецько и все мы жестко и сильно критиковали Запад за то, что он помогает России, помогает порабощать народы. Мы утверждали, что невозможно бороться лишь против коммуны, ведь американцам легче было считать, будто СССР — это одно государство, где все говорят по-русски. И не нужно, мол, дразнить русских и говорить про какую-то самостоятельность Украины или Грузии, нужно бороться лишь против коммуны. А мы говорили, что бороться лишь против коммуны недостаточно, потому что порабощенные народы не будут бороться только с большевизмом — ведь это непродуктивно. Нужно объяснить им, за что они должны воевать: за их свободу, за то, что у них будет своя страна. Нужно бороться против российского империализма! Ведь он наносит вред не только украинцам, грузинам или полякам, но и самим россиянам. Мы считали и считаем, что самих россиян нужно объединить для того, чтобы они выступили против российского империализма. Вместо того, чтобы развивать свою культуру, идти в глубину своей истории, они вечно думали о том, как завоевать новые народы. Поэтому россиян и ненавидели. Мы же считаем: лучше, если россиян будут любить. Украинцы если шли воевать, то только за освобождение братьев из неволи, но никогда за порабощение других народов. И в России было множество людей, которые говорили, что нужно избавиться от русского империализма.

Так что мой муж никогда не обожал Запад. Он просто считал, что многие из западных стран внесли достаточно весомый вклад в цивилизацию и с этими странами мы старались поддерживать дружеские отношения.

— Каким вы помните Степана Бандеру?

— Как раз в тот день, когда он погиб от рук советских террористов, у меня была возможность проехаться с ним в авто. Это был чудесный светлый день и Бандера сказал тогда: «Так хорошо, прямо жить хочется…»

Он был очень жизнерадостный, подвижный, веселый, общительный, с прекрасным чувством юмора. Любил спорт и приучал к нему своих детей. Если у него было хоть немного времени на выходных, то собирал свою семью и друзей и мы ехали на природу. А мой муж все говорил, что у него нет времени, он должен писать. И даже если отправлялся с нами, то садился где-нибудь на скамейке и все строчил на портативной пишущей машинке.

А как борец за национальное освобождение, Бандера был очень жестким по отношению к себе. Он понимал, что если попадет в руки власти — польской ли, нацистской или большевистской — то будет подвергнут пыткам. И старался себя к этому подготовить, устраивал себе всяческие физические испытания, чтобы привыкнуть к мучениям. Чтобы держаться, не сдаваться. Но у него было очень доброе сердце. Следил, есть ли у нас зимняя одежда. Старался помогать всем друзьям. Вообще, в движении националистов считалось, что главное в человеке — не знать на память какие-то ученые труды, а быть высокоморальным. Поэтому люди, которые попадали в концлагеря, не ломались, не сдавались. Посмотрите на всех этих бывших воинов УПА: они уже очень пожилые, им по восемьдесят лет, но они еще все работают! Работают для Украины, встречаются с молодежью, со школьниками, стараются служить своей стране. И не думают о том, что их украинская власть до сих пор не признала. Все народы мира признали свои повстанческие отряды. Те, кто воевали как повстанцы, сегодня как-то обеспечены. А у нас эти люди больны, голодают, не имеют денег, никакой помощи со стороны государства — только лишь потому, что коммунисты противостоят их признанию! Но наши ветераны не жалуются, они продолжают работать дальше во благо своей страны.