Ловишь себя на мысли — время Океан Эльзы вышло. А мир наваливается и трубит во всю — оно только наступает. Ты в недоумении. Как же так получается — и прошло давно, и наступает вот, и все одновременно?

текст впервые опубликован на АМЕБА

Когда мои одноклассницы засыпали под мускулистым телом Энрике Иглесиаса, болтающимся на стене в виде постера из Сool Girl, я в свои четырнадцать засыпал под первые альбомы Океан Эльзы. Тогда еще на кассетах — «Там де нас нема» и «Я на небі був». У одноклассниц ааай кент гоу ооон ай вана би виз ююю, а у меня чувак из западной Украины корчится в холодильнике. Потом была «Модель» — BMW разносит в клочья, Вакарчук на пустых бутылках Pepsi в каждом мусорном баке города. Більшого вимагай. Океан Эльзы — до сих пор единственная музыкальная группа, на концерт которой я специально ездил в другой город. Я не был фаном. Мне было интересно.

Мой интерес тогда заключался в сходности наших персональных путей. Я сам тогда только начинался и с удовольствием следил за тем, что начинается рядом. Мы впервые нащупывали себя как что-то уже немаленькое, с претензией на взрослость. Это был наш синхронный этап взросления в самом конце 90-х. Этот этап, о котором вовсе не думаешь в подростковом возрасте, спустя много лет видится мне сильно экзистенциальным. Никто тогда не летал На небі. Мы ходили по земле и были попутчиками, где у каждого была своя перспектива, и как мне тогда казалось, не было никаких ожиданий относительно друг друга. Но продолжалось это недолго.

Потому что экзистенциальный путь — это во многом рефлексия и преодоление, потеря и поиск, история хаотичная, нестабильная, но рождающая тебя вновь и вновь. Что оказалось не под силу тогда еще маленьким, но живым Океан Эльзы. Это стало очевидным, когда впервые появилось ощущение, будто группа начала заигрывать с моими одноклассницами под Иглесиасом, пытаясь при этом понравиться еще и их мамам. И мне. И еще какому-то количеству моих соседей.

Это стало очевидным, когда впервые появилось ощущение, будто группа начала заигрывать с моими одноклассницами под Иглесиасом, пытаясь при этом понравиться еще и их мамам.

Вот это «понравиться» меня отвернуло. И мне стало просто неинтересно рядом с теми, кто настолько изменил траекторию, предпочтя индивидуальному развитию путь ко всем нам вместе взятым. Причем не реальным нам, а придуманным, вымышленным. Тогда же, но чуть ранее, Radiohead выпустили Kid A и Amnesiac, если ты понимаешь, о чем я.

Так вот экзистенциальные вызовы оказались не под силу маленьким, но еще живым Океан Ельзы. Потому что такие вызовы подразумевают потери. Теряя себя, раз за разом мы рождаемся вновь и вновь. И обретаем смысл в индивидуальном проявлении. Этот путь нелегок. А соблазн избежать потерь велик, и нет ничего более привлекательного, чем зона комфорта, которая стремительно расширяется. Океан Эльзы сделали выбор, исключающий перспективу качественного развития.

Наш с тобой интерес к этой группе мог сохраниться только в одном случае — если бы Океан Эльзы себя терял. Если бы Океан Эльзы подобно рождению в 94-м родился бы еще, а потом еще и еще раз. Однако группа предпочла формальное совершенствование, год за годом набирая массу, и ведя за собой целое поколение украинцев выросших из постсовка.

Ведь масса — это звучит сладко. А теряя привычный облик, усыхая или расцветая, меняясь в цвете и форме, нарастить массу тела невозможно. Метаморфоза, как глубокое преобразование, вот что происходит с теми, кто отдается естественному, живому течению. То, что происходит с Океан Эльзы — беговая дорожка и турник, пилюля и спа-салон.

Однако группа предпочла формальное совершенствование, год за годом набирая массу, и ведя за собой целое поколение украинцев выросших из постсовка.

Единственная метаморфоза Океан Эльзы — в постоянно меняющемся подходе к аудитории. Коммерческий путь требует перманентного ее исследования. Раз за разом умело подбирая ключ к повзрослевшему на пару лет украинцу, Вакарчук открывает одну и ту же дверь. Чем чаще он это делает, тем роднее становится. Но главное — в этом подъезде панельной многоэтажки его начинают узнавать соседи. Они охотней здороваются, и так на площади загораются миллионы огоньков. Это шоу-бизнес, детка. Не какой-то специальный, а классический. Путь, по которому прошла советская эстрада. Путь Аллы Борисовны. Альтернатива ему — каждый раз новые двери. Которые не всегда открываются ключами. Иногда воплем под окном. Иногда с ноги. А порой вовсе не те, под которыми ты уснул.

Это шоу-бизнес, детка. Не какой-то специальный, а классический. Путь, по которому прошла советская эстрада. Путь Аллы Борисовны.

Океан Эльзы сегодня — история, сотканная руками профессионалов от менеджмента и маркетинга, она упирается в соответствующие ее природе аргументы в духе «самый лучший звук» или «самая собирающая стадионы группа», а еще это их «качественно» — рыночные критерии из тусовки потребителей. Не песни-однодневки, скажешь тоже. Тачка-кравчучка не вышла из обихода только потому, что долго не ломается. Всему свое время.

Все это имитация жизни, пусть даже яркая и убедительная, иллюстрация мощного и живучего совка в наши дни. Крепче только бюст Ленина. И репутация Аллы Борисовны. Такой себе культурный символ и объединяющий фактор как характеристика современного украинского общества — заскорузлого, идеологизированного, архаичного.

В целом, эта история про «уже не торт», только наоборот. Океан Эльзы как раз таки те еще. Из девяностых ребята. Там же и остались. Совершенствуясь по форме, прокачивая звук и сердца. Только сути это не меняет. Потому что без нового опыта невозможна новая музыка.