Лауреаты ежегодной премии «Просветитель» будут объявлены 19 ноября. В шорт-лист премии вошли восемь авторов, четыре — в номинации «Естественные науки», четыре — в номинации «Гуманитарные науки». Публикуем рецензии литературного критика и редактора, сопредседателя оргкомитета премии «Просветитель» Александра Гаврилова о финалистах 2015 года.

«Математическая составляющая»

Книга «Математическая составляющая», подготовленная коллективом проекта «Математические этюды», это попытка находчиво и даже с некоторой лихостью объяснить, почему «математика — царица наук», и что это значит для каждого из нас, даже для тех, кто сохранил ненависть к ней еще со средней школы.

Математика — не только язык, на котором объясняются почти все науки. Математика — не только главный инструмент всех естественных и точных наук (да и гуманитарных в тех областях, где они хотели бы отрастить подлинно научный аппарат). Математика — это еще и инструмент постижения бытия в рамках европейского научного метода.

Серьезные ученые, собравшиеся вместе в этой книге, рассказывают, каким образом математика позволяет людям регулировать транспортные потоки, шифровать тайные тексты, рассчитывать пропорции бумажного листа формата А4 (и прочих А), изобретать светоотражающие катафоты для машин и пешеходов. Отдельная глава посвящена тому, как дробление камней в почках стало возможным только после решения математической задачи — фокусирование эллиптическим зеркалом разнонаправленных ударных волн, которые должны сойтись в точку ровно посредине камня внутри человеческого организма и именно в нем произвести наибольшее разрушение, не затронув живых тканей.

Эта книга позволяет увидеть весь окружающий мир глазами математика. Там, где другие будут видеть разрозненные элементы реальности — движущиеся по улице автомобили, игру в пятнашки, мальчишек, пинающих футбольный мяч, и их более прилежных товарищей, упражняющихся в измерении штангенциркулем, летящий по небу самолет, стеклоочистители автомобиля — там математик видит единую ткань законов и решений, принимающую те или иные формы. Математика способна описать и предложить инструменты преобразования для почти всего на свете. Именно и об этом рассказывает книга «Математическая составляющая». Иногда чрезмерно игриво, иногда чрезмерно серьезно, но в целом многообещающе.

«Эволюция. Классические идеи в свете новых открытий»

На все вопросы, которые мы хотели задать Дарвину, но не знали как, теперь отвечает Александр Марков. Несколько предшествующих книг по эволюционной биологии, написанных изумительно серьезно и популярно, сделали его живым классиком, наместником Дарвина на земле (российской), финалистом и лауреатом «Просветителя» прошлых лет. На этот раз книга, вошедшая в короткий список, написана им в соавторстве с собственной женой — Еленой Наймарк.

Тот образ эволюционной биологии, который складывается в этой книге, парадоксален. С одной стороны, это одна из самых живо развивающихся и быстро обновляющихся отраслей науки. Находки, которые сегодня совершают (в основном китайские) палеонтологи, дают новые материалы для обобщения едва ли не еженедельно. В то же время эволюционная биология старается сохранять вид науки чрезвычайно консервативной. Все новые открытия должны быть сделаны исключительно во славу Чарльза Дарвина. У некоторых коллег Маркова и Наймарк это настояние выглядит настолько нарочитым, что напоминает советскую мантру «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Дарвин прав, потому что он прав

В книжке Маркова и Наймарк та же самая картина — новые открытия укладываются в старую логику — предстает необыкновенным хрустальным дворцом, который строится ежедневно верной армией дарвинистов. Эволюционная теория обнаружила внутри себя огромный запас прочности за прошедшие с момента ее публикации столетия. Люди, работающие в этой традиции, по факту заново пересоздают ее, но она при этом остается самой собой. И это, пожалуй, и есть сквозной сюжет книги Александра Маркова и Елены Наймарк «Эволюция. Классические идеи в свете новых открытий».

Малых же сюжетов внутри книги огромное количество. Прилежный читатель сможет обогатиться не только строгим научным знанием, но и новой картиной мира, временами трогательно мультяшной. Дарвин указывал на то, что жизнь зародилась в воде, а затем вышла на сушу. С тех пор не слишком глубокие мыслители так это, примерно, и изображают: рыба плавала-плавала, вдруг у нее отросли лапки, и она на этих лапках пошла на сушу. Наймарк и Марков показывают, что в действительности это был длительный и абсолютно не однонаправленный процесс. Киты, по-видимому, в числе первых походили по суше, но разочаровались в этом никчемном мире и вернулись обратно в воду. А когда все уже давно разделились на сухопутных и водоплавающих, некоторые виды, в частности илистый прыгун и удильщик, еще только подумывали о том, стоит ли им принимать это решение. Понятно, что логика повествования в рамках естественного языка заставляет нас вкладывать в эти попытки некоторый образ целеполагающего действия. Дескать, илистые прыгуны и удильщики хотели выбраться на сушу, пошли и выбрались. Им на суше лучше. Но Наймарк и Марков аккуратно подсказывают читателю, что категория пользы, которая лежит в основе понимания механизмов естественного отбора, совсем не соотносится с человеческим представлением о пользе и цели. Скорее это похоже на обкатывание голыша в прибое. Быть круглым и не очень ребристым выгодно в том же эволюционном смысле, в котором одним видам было выгодно ходить по земле, а другим вернуться в воду.

«Мифы об эволюции человека»

Петербуржский популяризатор науки Александр Соколов выбрал для своей книги «Мифы об эволюции человека» крайне неблагодарную, но популярную в последнее время стезю. Он идет навстречу обывательским представлениям о науке и подробно анализирует все те мифы и легенды, которые заменяют обывателю научную картину мира. Каждый обыватель знает, что Дарвин утверждал, будто люди произошли от обезьян и Бога нет; что все люди произошли от негров; к человеку генетически ближе свинья, чем обезьяна; древние люди ходили, замотанные в шкуры, и с дубинкой в руке, они были одновременно вегетарианцами, каннибалами и падальщиками. Каждый из этих мифов, внутренне противоречивых, как и любой продукт мифологического сознания, Александр Соколов разбирает с серьезностью, временами достойной лучшего применения, и яростью, заставляющей предполагать, будто он видит в носителях этих мифов оппонентов, способных поддерживать научный спор. Адресат этой книжки немного двоится в глазах автора и читателя. Вроде бы им не может быть посетитель интернет-форумов, рассказывающий про пещерных людей, произошедших от обезьяны по Божьему велению, и жонглирующий старыми и новыми мифами. Им не может быть человек, который в действительности интересуется современной научной картиной мира, потому что в его сознании вроде бы не должно быть места перечисленным вракам. Иногда складывается впечатление, что идеальный читатель этой книги — молодой популяризатор науки, примерно такой, как Александр Соколов, которому приходится часто выступать с лекциями. И он вынужден снова и снова отвечать на тупые вопросы, авторы которых и не собирались вслушиваться в ответы. В советском прошлом мне приходилось встречаться с удивительным жанром книгоиздания — брошюрами в помощь пропагандисту. Коммунистическая партия Советского Союза каждый год сообщала, что именно лучше врать при докладах на селе или для фабричных рабочих. Схожую роль могла бы выполнять книга Александра Соколова.

Если говорить чуть серьезнее, Соколов, конечно, не спорит с мифами. Просто потому, что спорить с мифами бесполезно. Их носители живут в нерациональном мире, в котором не могут существовать споры и доказательства. Соколов показывает, что даже за такими ничтожными событиями современной жизни, как пустопорожний треп в интернете о пещерных людях, можно найти тропинку к настоящему содержательному разговору о подлинной научной истине. Все равно откуда начинать путь от невежества к знанию. Можно двигаться и тем путем, который предлагает Соколов.

«Галактики»

Книга «Галактики», собранная астрономом, выдающимся лектором, редактором и человеком науки Владимиром Сурдиным, четвертая в серии. Открывала серию книга «Небо и телескоп», которая старалась помочь человеку, задирающему голову в небо не только, чтобы загадать желание на падающую звезду, понять, как устроена современная астрономия, что видят и что разглядывают, каким образом исследуют мир астрономы и астрофизики. Продолжалась серия книгой «Солнечная система», которая рассказывала о малых и больших телах, обращающихся вокруг нашей родной звезды. Третья именовалась «Звезды». В ней рассказывалось об истории исследования и классификации звезд. И, наконец, четвертая — «Галактики».

В прошлом думали, что Галактики, это гигантские скопления звезд. В 20-м веке предположили, что это скопление звезд и резервного газа. Теперь понятно, что «галактики — это сложно организованные системы из звезд, планет, диффузного межзвездного вещества разнообразного типа» (цитирую здесь Сурдина). Таким образом, способный глядеть в небо человек этими четырьмя книгами последовательно должен был бы расширять свое сознание. Если в небе и телескопе ему еще было возможно оставаться соразмерным самому себе (вот человек, вот его телескоп, вот небо, в которое он смотрит), то «Галактики» — это уже попытка представить себе непредставимое.

Надо сказать, что Сурдин, настоящий популяризатор науки, задает в этой книге очень высокий уровень разговора, но все же удерживает баланс между научным и популярным. Он умеет говорить о самых сложных и недоступных уму простого человека так, что ты на миг полностью меняешь свой взгляд, свое сознание. Кроме того, что на читателя обрушивается строй научных фактов под командованием астрономов и астрофизиков, сам Сурдин находит поэтичные отступления, которые необыкновенно оживляют его часть книги даже для конченного гуманитария. Так, например, Сурдин отмечает, что особенностью нашего изучения галактик является возможность непосредственно изучать объект таким, каков он был миллионы лет назад. Из–за того, что свет долго идет к нам из глубин Вселенной, мы не можем увидеть, каковы галактики сегодня. Но зато можем увидеть сегодня, какими они были в чрезвычайно далеком прошлом. Это как если бы, применительно к земным обстоятельствам, у нас была возможность доехать до Бородинского поля и лично увидеть, как Кутузов и Наполеон сражаются в пыли и грязи этого неказистого местечка.

Соавторы Сурдина в слове науч-поп ясно выбирают первую половину. Книга получилась в высокой степени «науч», «поп» немногие из них умеют, а иные, видимо, стыдятся. Однако, собранная Сурдиным рамка уже пробужденного в читателе интереса и дарованной надежды на то, что он все–таки сможет понять, каковы галактики, что такое звездные реки, что мы видим, когда смотрим в звездное небо, не засвеченное огнями мегаполиса, позволяет и в тех главах, которые существенно труднее для восприятия, тем не менее, находить корм для ума. Книга «Галактики» не завершает разговор об астрономии и астрофизике, но для читателя эти 4 ступени от взгляда в небеса через солнечную систему к звездам, галактикам и далее к Вселенной вздымают нас в далекие бесчеловечные холодные небеса. Может быть тернии, рассыпанные коллегами Сурдина, только украсят путь для кого-нибудь из читателей.

«Императорская Россия»

Евгений Анисимов, один из наиболее активных на сегодняшний день авторов и лекторов, занимающихся российской историей, выпустил книгу «Императорская Россия». Это очерк всего, что происходило в истории России, покуда она оставалась Российской Империей. Само понятие «империя» за последние столетия так сильно мифологизировалось, что с одной стороны совершенно потеряло очертания, а с другой — стало привлекать интерес очень неожиданных представителей народных масс. Хорошо помню, как еще в 1989 году друзья завели меня в стоячую пивную возле метро Смоленская в Москве. По стенам громоздились чудовищные ящики-автоматы, изрыгающие жидкость, сдобренную стиральным порошком. Кружек уже не было, надо было приходить с пол-литровой банкой или криво обрезанным молочным пакетом. Но посетители пивной жарко спорили о том, кто был первым императором России — Иван Грозный или Алексей Михайлович Тишайший. Этот исторический анекдот призван показать только, на какую благодатную почву возлагается книга Евгения Анисимова. Каждый досужий писатель в фейсбуке или просто собеседник собутыльников желает знать, какова была императорская Россия на самом деле. Одним из несомненных достоинств книги Анисимова является то, что он описывает свой предмет без задачи восхвалить или очернить. Российская Империя для Анисимова — драгоценный объект исследования. Он относится к ней, как энтомолог к редкому жуку, как минералог к необыкновенному камню, попавшему ему в руки. Неважно, кто прав и кто виноват. Важно, что на самом деле случилось

В то же время нельзя не видеть, что у книги (не знаю в какой степени это отражает желания автора) есть измерение, впрямую связанное с нынешним этапом развитием российского государства. Я вспоминаю недавнее интервью Умберто Эко, в котором он говорил, что историки мало влиятельны на современность, но отвечают за то, как прошлое формирует будущее. Новый имперский поворот национального самосознания и стратегии развития государства глядятся в историю Российской Империи от Петра I до Николая II, стараются то продолжать, то подражать. Тем интереснее сегодня читать книгу Анисимова. Это позволяет нам выстроить удивительную оптику взгляда на сегодняшний день.

«Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии 20-30х годов»

Книга Юлии Кантор — одна из тех неудобных и неприятных книжек, которые напоминают сегодняшнему российскому читателю, что история не так пластична, как хотелось бы. Проигравшая в Первой мировой войне, Германия была лишена права иметь свои собственные производства и полигоны, готовящие химические войска и авиацию. И то, и другое Германия смогла найти в СССР. Этот ее верный сотрудник и союзник не только оборудовал и снарядил отравляющими веществами химические войска фашистской Германии для войн Второй мировой, но и вступил во Вторую мировую войну в сентябре 1939 года вместе с Германией, разделив «завалявшуюся» Польшу. Потом было предательство Сталина Гитлером, потом Советский Союз проклял своего союзника и вступил в коалицию с былыми недругами. И уже совсем потом Советскому Союзу пришлось сочинить себе Великую Отечественную войну, продолжавшуюся всего с 1941 по 1945, совершенно отдельную от Второй мировой, которая началась существенно раньше, а кончилась существенно позже.

«Заклятая дружба» — архивное исследование, знакомящее читателя с материалами как хорошо известных, так и малых архивных собраний. Буква за буквой, страничка за страничкой, газетная вырезка за газетной вырезкой, Юлия Кантор описывает ту историю, которую СССР и Германия пытались построить совместно в 20-30х годах.

Эта книга ничуть не компрометирует советского военного подвига, понесенных советским народом жертв и тягот во времена Второй мировой войны. Она всего лишь заставляет нас помнить о том, как переменчиво наше прошлое, какими неприятными складками оно изобилует. Это специфика не только российского прошлого. Однако помнить эти уроки, знать об ошибках и стараться не повторять их (а делать какие-нибудь другие) — вот то единственное лекарство, которое историки могут прописать каждому национальному самосознанию.

«Это было навсегда, пока не кончилось»

Книга Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось» впервые вышла на английском языке. Юрчак, в прошлом концертный менеджер группы «Странные игры», а ныне почтенный американский профессор, написал книжку, главным образом, для прочтения американскими профессорами. Вскоре выяснилось, что российскому читателю эта книга тоже необходима. И Юрчак, посмотрев на то, что происходит с текстом в переводе, вынужден был переписать ее сам еще раз на родном языке. Почему это важно я расскажу чуть позже.

Сам автор называет движущей силой создания этой книги неудовлетворенность западным описанием позднего Советского Союза. Традиционная советология знала только два типа поведения — либо лицемерное сотрудничество с режимом, либо героическое противопоставление себя ему. Юрчак посвящает большую часть книги описанию фантазматических ритуалов позднесоветских людей, производивших огромное количество бессмыслицы просто для того, чтобы подтвердить факт своего не-несогласия с государством. Люди, которые ходили на выборы, на которых было нечего выбирать, отсиживали комсомольские и партийные собрания, читая на заднем ряду книжку, — все они не бросали вызов жестокому Молоху советской системы, но и совершенно не собирались перед ним. Юрчак посвящает целую главу механизмам текстопорождения внутри сообщества освобожденных комсомольских секретарей и младших деятелей райкомов КПСС. Он показывает, как по мере трансляции советских текстов через речевые аппараты номенклатурных сотрудников всякий смысл удалялся из высказываний, которыми обменивались население и власть.

Этот дискурсивный клубок и есть ответ на изначальный вопрос Юрчака — почему в тот момент, когда Советский Союз рухнул, это было так неожиданно, но все так давно этого ожидали. Фантасмагория советских 70-х и 80-х привела к тому, что обвал империи, и неловкий, и трагичный, воспринимался в первую очередь, как конец морока, конец сна, пробуждение.

И здесь я хотел бы вернуться к вопросу о языке книги. Юрчак много ссылается на Фуко и Джудит Батлер, но отказывается говорить на том языке, который сформировали переводчики главных текстов внутри русской гуманитарной науки. Язык, которым написана книга «Это было навсегда, пока не кончилось», является удивительным инструментом прояснения описываемых обстоятельств. Это русский язык, который не утратил смысла, не поддался ни на советскую провокацию затуманивания в интересах оболванивания, ни на те инструменты отгораживания от советского мира, на которые пошли позднетартусские гуманитарии, кто-то сознательно, а кто-то за компанию. Неслучайно практически последний из русских мыслителей, чьим аппаратом Юрчак пользуется для демонтажа советского высказывания, является Михаил Бахтин — поздний наследник предреволюционной философской школы, в чьих философских и филологических трудах каждое слово значит. Это давно забытое удовольствие — чтение текста, не собранного из кубиков LEGO, а выстроенного по логике живого языка — книга Юрчака дарит каждому своему внимательному читателю.

«Путешествие в Чудетство. Книга о детях, детской поэзии и детских поэтах»

Выдающийся переводчик, замечательный детский поэт и неутомимый чтец стихов вслух Михаил Яснов — наследник той блаженной линии русской детской поэзии, которая (отчасти под террористическим воздействием коммунистической цензуры) формировалась в последние сто лет. В эту линию следовало бы включить и Корнея Чуковского, и Григория Кружкова, и Андрея Усачева, и Эдуарда Успенского, и Александра Тимофеевского (автора бессмертного «Пусть бегут неуклюже»), и Генриха Сапгира, и, разумеется, самого Яснова. Иные читатели ворчат, что эта книга недостаточно глубоко погружается в свои предметы: здесь немного о детях, немного о детской поэзии, россыпь очерков о детских поэтах (по большей части о друзьях автора). Но важно понимать, что рядом с книгой «Путешествие в Чудетство. Книга о детях, детской поэзии и детских поэтах» не стоит ни одна другая. Автор здесь набрасывает одновременно и свои соображения по теории детской поэзии, по ее прагматике и поэтике, и очерки ее истории. Летописец, совмещенный с теоретиком, Пимен, обнявшийся с Аристотелем — вот кто такой Михаил Яснов в этой книжке.

По-видимому, эту летучую и сложную тему — «русская детская литература 20 и начала 21 века» — не смог бы охватить таким широким почерком никто, для кого эта история не совпадает с его личной. Михаил Яснов — один из создателей, один из полноправных участников ее. И даже если читателю кажется по интонации, что Яснов пишет лишь о своих друзьях, так это вовсе не потому, что тут царствует кумовство и кампанилизм. Просто детских поэтов мало, и какими бы они ни были, все они дружат друг с другом, или, по крайней мере, все они дружат с Михаилом Ясновым. Это и понятно: такого лучезарного, так радостно глядящего на род людской и его младых отпрысков, человека, как Миша, еще поискать. Эти личные черты прекрасно отражаются и в его книге.