Введение

Анархизм — совокупность взглядов, отрицающих необходимость существования власти и управления человека человеком, а также практик, ведущих к устранению власти и управления человека человеком. В Европе и США период приблизительно с 1860 по 1939 год считается «золотым веком» анархизма, одним из важных моментов которого было участие анархистов в российской Революции 1917 года и Гражданской Войне. В этот период Самара в считанные месяцы стала крупным центром анархического движения на территории бывшей Российской Империи. 

Первые исторические работы с упоминанием самарских анархистов появились в начале 1920-х годов. В 1922 году в историческом журнале Истпарта выходит очерк Г. Лелевича «Анархо-максималистская революция в Самаре в мае 1918 г.». Он посвящен восстанию в Самаре 17–19 мая 1918 года, получившему в советской историографии название «анархо-максималистский мятеж». Этот мятеж (или восстание) стал кульминацией взаимного противостояния двух советских органов власти: Губернского Исполкома Советов под руководством эсеров-максималистов и Городского Исполкома Советов, контролируемого большевиками. Эсеры-максималисты были идеологически близки анархистам, но не тождественны им, поскольку считали необходимым существование государства в виде основанной на принципах советской демократии «трудовой республики». В свою очередь, большевистская пресса того времени называла Губернский Исполком «анархо-максималистским». Большевик Лелевич, участник событий, также использует термин «анархо-максималисты» в отношении участников восстания, однако об участии в нем самих анархистов он не упоминает. 

В 1927 году издательство самарского Губкома ВКП (б) выпускает первый том сборника «Революция 1917–1918 гг. в Самарской губернии» за авторством И. И. Блюменталя¹, и второй — за авторством В. В. Троцкого в 1929 году². Эта работа представляет собой хронику революционных событий по дням, где основными источниками служат документы советских и профсоюзных организаций, а также газеты, выходившие в Самаре в указанный период. Авторы сосредотачивались на деятельности политических партий и групп. Анархисты упоминаются неоднократно, в основном в связи с реквизициями (отнятием собственности) и различными воззваниями к жителям Самары. 

Аналогичным образом построены «1918 год в Самарской губернии»³ и «1919 год в Средневолжском крае»⁴, которые позволяют проследить хронологию некоторых событий в анархистском движении Самары с 1917 по 1919 гг. К сожалению, в данных работах практически не используются источники за авторством самих представителей движения, поэтому из них сложно вычленить их собственные взгляды и мотивацию, за исключением тех случаев, когда анархисты солидаризировались с большевиками. 

В 1989 году выходит статья В.А Шилова «Октябрьская революция и крах анархизма в Поволжье»⁵, где анализируются случаи взаимодействия и противостояния анархистов и советских органов власти в разных городах Поволжья. Несмотря на то, что анархисты относятся автором к «мелкобуржуазным партиям», отмечается, что в ходе октябрьских событий 1917 года они в большинстве своем поддерживают советскую власть в революционных действиях. 

Советские историки никогда не рассматривали анархистское движение в качестве самостоятельного актора революционного процесса. Для них они — либо часть стихийной силы, порой именуемой «бандитизмом», которую приходится усмирять органам ЧК, либо сознательные «контр-революционеры», деятельность которых также — работа для чекистов. В рамках советского этапа историографии практически не исследовались биографии самарских анархистов. Первыми к изучению биографий российских и, в частности, самарских анархистов, обратились сами представители движения, эмигрировавшие из советской России после Гражданской Войны. 

В 1922 году в Берлине вышла книга «Гонения на анархизм в Советской России»⁶, которая содержит обширный список анархистов (в том числе — самарских) с их биографическими данными. В 1940 году году эмигрант Г. П. Максимов выпускает работу «The guillotine at work»⁷, посвященную репрессиям против анархистов в Советской России. И в первой, и во второй работе упоминается о судьбе Давида Когана, одного из лидеров самарских анархистов в 1917-18 годах. 

В России подход к публичному изучению анархизма в период после 1991 года кардинальным образом меняется. Ремарки о цензурных соображениях полагаем излишними. В 1992 году выходит газета самарских анархистов «Единица»⁸, которая в одной из публикаций содержит первую попытку выстроить цельный нарратив о самарских анархистах в 1917-19 годах из разрозненных сведений, которые были доступны авторам. Стоит отметить публикацию «ВЧК и “Маленький Христос”»⁹, подготовленную В. В. Кривеньким и Т. Васильевой в 1994 году для журнала «Родина». Это письмо анархиста Марка Мрачного с комментариями историков и первая биографическая публикация о Давиде Когане в российской историографии. 

В работе Д. Б. Павлова «Большевистская диктатура против социалистов и анархистов»¹⁰ выдвинуты гипотезы касаемо причин последовавших после 1918-19 гг. репрессий против социалистов и анархистов со стороны большевиков, дана попытка рассмотреть формирующийся советский властный организм как функцию, в которой анархисты и почти все идейные социалисты оказались лишними. 

В 1997 году выходит диссертационное исследование С. В. Старикова «Левые социалисты в Российской революции, март 1917 — июль 1918 гг.¹¹» Несмотря на то, что работа не касается непосредственно анархистского движения, она содержит принципиально новую оценку «анархо-максималистского мятежа». С. В. Стариков полагает, что мятеж был спровоцирован большевиками не в меньшей мере, чем максималистами и был использован первыми для укрепления однопартийной диктатуры. Что касается анархистов, то их участие в мятеже было спорадическим и стихийным. Также Стариков впервые вводит в научный оборот газету «Черное знамя», издававшуюся самарскими анархистами. 

Таким образом, исследователи неоднократно обращались к истории анархистского движения в Самаре, однако отдельного исследования на эту тему не существует. Хронологические рамки (1917–1919 гг.) выбраны нами в силу того, что ни до, ни после (оставляя за рамками исследования период после 1989-91 годов), согласно известным нам источникам, существование сколько-нибудь заметного анархистского движения в Самаре не прослеживается. 

Среди источников, использованных нами — массив периодической прессы 1917-20-х: самарские газеты как партийные («Черное знамя» анархистов, «Волжский день» кадетов, «Утренняя заря» меньшевиков, «Коммуна» большевиков, советский «Солдат, рабочих и крестьянин»), так и беспартийные («Волжское слово», «Харакири»). Многое важных сведений содержат печатные издания из других городов — «Анархия» в Москве, «Голос анархии» в Саратове. 

Также мы обращались к мемуарам и дневникам свидетелей и участников событий. Это мемуары купца К. Н. Неклютина¹², анархистов Сергея Чекина¹³ и Марка Мрачного¹⁴, жителя Самары начала XX века Иосифа Милькина¹⁵, американского путешественника Оливера Сейлера¹⁶ и др. Архивные источники — фонды ЦГАСО и ЦА ФСБ.

В целом стоит отметить, что наша источниковая база весьма ограничена. Анархисты подвергались репрессиям, память о них стиралась, поэтому, говоря научным языком, своего «мемориального проекта», в отличие от большевиков, у анархистов не сложилась, а исследователи вынуждены работать с минимумом печатных источников. Однако благодаря современных технологиям, упростились методики сбора этих источников, что помогало нам в этой работе. И если она хоть немного заполняет очевидный пробел в историографии, то мы будем считать свою работу удовлетворительной.

Самарские анархисты в 1917-19 гг. Идеология в период социальных потрясений

Первые известные нам сведения о существовании анархистского движения в Самаре относятся к маю 1917 года. Обратимся к воспоминаниям от купца Константина Неклютина (30 июля 1887, г. Самара, Российская Империя — 1978 г., США, вышедшим под заголовком «От Самары до Сиэттла».: «В мае я увидел на пекарне транспарант “Анархия — мать порядка” и несколько лозунгов, призывающих рабочих присоединиться к анархической партии. В середине мая на собрании все рабочие проголосовали за присоединение к партии анархистов-индивидуалистов»¹⁷. Нам неизвестно, существовала ли такая партия (само название, в передаче Неклютина, выглядит весьма абсурдно). Также согласно словам Неклютина, рабочие впоследствии не раз меняли свою политическую принадлежность, записываясь тем же порядком сначала в ряды большевиков, а позже эсеров. Стоит отметить также, что механизированная пекарня Неклютиных относилась к числу крупнейших и передовых производств Самары. 

В середине июня 1917 года в городе открывается бюро анархо-коммунистов, расположившееся в бывшем ресторане «Аквариум». Крупное здание в стиле модерн было построено по проекту архитектора Михаила Квятковского в 1914 году для ресторана «Аквариум», принадлежавшего крупным предпринимателям братьям Ивановым. После февральских событий 1917 года здание было реквизировано для размещения профсоюзных организаций Комитетом народной власти Самарской губернии, сформировавшимся в ходе революционного процесса¹⁸. В середине же июня 1917 года по Самаре впервые расклеены анархистские воззвания. В этот же период, который начался с мая 1917 года, в городе ухудшается криминальная обстановка. Учащаются пьяные погромы, широко распространяются самосуды рассерженных толп горожан над предполагаемыми преступниками. 3 августа 1917 был совершен вооруженный налет на контору известной чайной фирмы «Высоцкий и Ко». Нападавшие назвали себя анархистами¹⁹. Одним из организаторов «экспроприации» был сотрудник конторы Высоцкого, анархист-индивидуалист Матвей Самойлин²⁰.

Группа анархо-коммунистов продолжала существовать и в сентябре 1917 года, когда в фонд саратовской газеты «Голос анархии» поступило сто рублей от самарской группы анархо-коммунистов²¹. 

В политическом смысле сторонники безвластия впервые всерьез заявили о себе 25 октября 1917 года, когда ими была занята типография крупной газеты «Волжский день», фактически органа местного отделения партии кадетов. Это издание подвергалось преследованиям со стороны «революционной демократии» еще до октября. Так, 5(18) июня 1917 года Губернский всесословный съезд принял решение о бойкоте газеты «Волжский день» как «контрреволюционной и вредной для интересов рабочих, крестьян и солдат»²². Но газета продолжала действовать, недвусмысленно выступая против «углубления революции». Ее закрытие и захват типографии входил в план Революционного Комитета по установлению своей власти 25 октября, но анархисты опередили большевиков. 

В ночь на 25 октября под угрозой смерти и взрыва помещения анархисты заставили наборщиков отпечатать двадцатитысячный тираж их воззвания, в котором призывали к борьбе за свержение капитализма. На воротах типографии «Волжского Дня» был вывешен черный флаг «в знак победы над буржуазной печатью, защищающей интересы господ»²³. На следующий день большевики вынудили анархистов покинуть помещение, но газета «Волжский день» была закрыта, а помещения и техника стали использоваться для нужд издания газеты «Солдат, рабочий и крестьянин». В этих событиях анархисты выступили ситуативными союзниками Революционного Комитета, выпустив, однако, отдельное воззвание: «…мы ничем не можем ограничивать себя в своих действиях, не можем обязать перед Революционным Комитетом, в выборах которого не принимаем участия; у нас возможен только естественный — а не условный — контакт до тех пор, пока их действия будут достаточно революционны на наш взгляд; [мы] будем двигать их вперед, когда найдем такие недостаточными, и станем в положение войны, когда они будут направлены против нас»²⁴. В данном случае мы впервые можем попробовать ответить на вопрос, который можно сформулировать так — чего хотели самарские анархисты? Самарские анархисты следовали установке на невхождение в любые органы власти, даже советские, полагая само существование их противоречащей своей программе. Программой же их было устранение органов власти. О положительной программе анархистов («Что они хотели вместо?») исходя из этого источника мы не можем.

Тем не менее, советские органы власти продолжали существовать, а анархисты в своей практике предпочитали действовать так, будто бы никаких органов власти уже не существует, и власти, собственно, нет. 

Так, не спрашивая ни у каких органов власти разрешения, 14 декабря 1917 года анархисты захватили коммерческий клуб (бывший особняк купцов Курлиных), в котором разместилась «федерация анархистских групп Самары». Помимо коммерческого клуба в особняке до захвата располагался Земский Союз, т. е. учреждение, относившееся, по всей видимости, к Самарскому Губернскому комитету Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам с фронтов Первой мировой войны. Вероятно, в особняке Курлиных в это время находился лазарет для раненых солдат. Сообщается, что часть помещения, занятая этой организацией, не была тронута анархистами²⁵. В этот же день Ревком на своем заседании осудил захват, но не предпринял конкретных шагов против²⁶. Сложно сказать, как развивались бы дальнейшие события, если бы не взрыв в здании Ревкома в ночь на 15 декабря 1917 года. В большевистской печати взрыв был назван результатом контрреволюционной деятельности, в городе происходит серия обысков и разоружений предполагаемых контрреволюционеров (офицеров, студентов, представителей буржуазии). В этой ситуации часть анархистов поддерживает обыски, организуемые Красной Гвардией, а некоторые отказываются принимать в них участие, определяя их как «административную меру в политической борьбе, достойную романовских приемов»²⁷. Примечательно, что созданная позже комиссия по расследованию причин взрыва установила, что он произошёл в результате неумелого обращения с оружием²⁸. Доверять или не доверять сведениями комиссии — вопрос спорный и требует отдельного внимания. Однако отметим, что в публичном информационном поле вину с буржуазии большевики предпочли снять, возложив ее на “максималистов”, которых они к тому времени уже оставили за бортом революции как “контр-революционеров”. 

Обратим внимание также отдельно, что взрыв в здании Ревкома и последовавшие за ним действия большевиков практически поставили точку в противостоянии Революционного комитета и властных органов, существовавших до октября 1917 года и продолжавших деятельность после — Комитета народной власти, губернского комиссара и городской думы. У Ревкома появился удобный предлог для окончательной их ликвидации. Здесь анархисты вновь выступили в качестве ситуативных союзников большевиков. В ночь с 15 на 16 декабря они совершили вооруженное нападение на штаб милиции, подчинявшейся Городской Думе, органу власти, существовавшему еще со времен Городовой Реформы. В ходе революции 1917 многие Городские Думы на территории бывшей Российской Империи прошли процесс демократизации, однако с советскими органами власти Думы ужиться не смогли. В Самаре городские, но “думские” милиционеры, были разоружены²⁹. В советской прессе многократно упоминалось о попытке самарских анархистов ликвидировать милицию. Однако в беседе с гласным Городской Думы Хаитом представители федерации отказались брать на себя ответственность за разгром милиции. Как бы то ни было, 28 декабря 1917 года городская милиция была официально упразднена уже Ревкомом. И вновь действия анархистов оказались как бы параллельными действиям большевиков. 

Во второй половине декабря 1917 года самарские анархисты заметно активизируются. Вечером 20 декабря они устроили необычную «акцию» возле занимаемого ими особняка — на улицы было вынесено и публично сожжено множество игральных карт, «олицетворение буржуазного строя»³⁰. Акция привлекла внимание прохожих и получила большой отклик в местной прессе. Журнале «Харакири» опубликовал карикатуру:

В сатирическом журнале «Харакири» публиковалось немало карикатур и шуток о самарских анархистах. Издателем и автором журнала был Александр Степанов (псевдоним Зуда), ведущий фельетонист «Волжского дня», закрытого, как мы помним, сначала анархистами, а после большевиками. 

Утром 20 декабря произошла экспроприация в двух оружейных магазинах: Биткова и Неймана. В обоих магазинах были оставлены расписки за подписью Александра Карасика³¹, предводителя отрядов Черной Гвардии (либо одного из отрядов). 

Александр Карасик (1895, Самара — не ранее 1955) — один из лидеров самарских анархистов. Сын известного самарского врача Моисея Карасика, лечившего «запой гипнозом», Карасик учился в Казанском университете до 1915 года, был исключен за участие в студенческом движении и арестован. Освобожден через 3 месяца. После выслан в Нижний Новгород, где в 1916 году стал членом Нижегородской группы анархистов-коммунистов. Вел пропаганду среди солдат. В этом же году был арестован в Нижнем Новгороде и отправлен в Казань. Карасика судили военно-полевым судом в Казани в январе 1917 года, обвинив в пропаганде в войсках, и приговорили к бессрочной каторге. По сведениям авторов работы «Гонения на анархизм в Советской России», был арестован по обвинению в принадлежности к анархической группе и приговорен к смертной казни³². Освобожден в марте 1917 года, вернулся в Самару. Вел активную пропагандистскую деятельность. Член Самарского Совета крестьянских депутатов, заведующий его агитационным отделом. Арестован в Самаре весной или летом 1917 года за отказ от военной службы. Позже освобожден. 

По воспоминаниям уроженца Самары И. А. Милькина, «за его [Карасика] политическую деятельность его торжественно отлучили от синагоги, и местная еврейская община вычеркнула его из списка своих членов»³³.

В декабре 1917 года Карасик возглавил созданную самарскими анархистами «федерацию вольных революционных отрядов» или Черную Гвардию. В том месяце Самара начинает отправлять вооруженные формирования на т. н. Оренбургский фронт для борьбы с казаками Дутова. Отряды Черной Гвардии в составе около 500 человек принимают активное участие в боях. В 20-х числах декабря, перед отправкой, Карасик во главе группы вооруженных людей производит «реквизиции» в магазинах одежды, оружия и табака. Попытка реквизировать одежду в галантерейном магазине Ливерия Покидышева 29 декабря окончилась неудачей: сначала двоих анархистов задержали прохожие, а остальные ретировались на автомобиле, а во второй раз, вернувшись с подкреплением, анархисты обнаружили магазин закрытым. Журналист газеты «Вечерняя заря» отмечал, что, несмотря на продолжительность «реквизиции», ни отряды Красной Гвардии, ни Штаб Охраны, подчинявшиеся Ревкому, не появились для ее предотвращения. Однако ранее в этот день вышло объявление от Революционного комитета о том, что «все обыски, аресты и реквизиции могут производится лишь по ордерам Штаба охраны города при Революционном комитете»³⁴. На следующий день Ревком снова выступил с осуждением «налета группы анархистов» и заявил что будет бороться с такими явлениями³⁵. 

В этот же день 29 декабря 1917 года в типографию газеты «Волжское Слово» явилось несколько десятков вооруженных анархистов, заставивших рабочих отпечатать 100.000 экземпляров воззваний³⁶.

Стоит отметить, что параллельно с «федерацией» в бывшем особняке Курлиных действуют и независимые от нее группы анархистов. Так, в начале января в Самаре образуется новая группа анархистов под предводительством некого Левицкого. По сообщениям прессы, эта «ассоциация» уже почти полностью состояла из «уголовного элемента». В ночь на 4 января группа вооруженных анархистов произвела налет на гостиницу «Сан-Ремо». В перестрелке между налетчиками и прибывшим отрядом Красной гвардии убит один анархист и ранено несколько красногвардейцев³⁷. Притом среди группы Левицкого, по сведениям «Вечерней зари», были и большевики³⁸. Ночью 11 января отряды Красной Гвардии разоружают анархистов Левицкого. При обысках обнаружены наркотики и краденые вещи³⁹. 

Продолжалась деятельность «федерации анархистских групп», расположенной в бывшем особняке Курлиных. По сведениям московской газеты «Анархия», «не входя в профессиональные союзы, заводские комитеты и советы, федерация начала свою работу у станков и машин. И те положительные результаты на Трубочном Заводе, городских хлебопекарнях и жел. дороге, которые вытекали непосредственно из руководительства анархистов, над действием рабочих — гарантия последующей успешной работы федерации. В области культурно-просветительной федерация, не обладая большими интеллектуальными силами, смогла, однако, поставить рабочий университет с кафедрой анархизма, организовать рабочую читальню и библиотеку, организовать несколько просветительных рабочих кружков и выпустить свой орган, сотрудниками которого являются почти исключительно рабочие, устраивать частые лекции и митинги, но опять, только среди рабочей среды»⁴⁰. Обращает на себя внимание то, что согласно этим сведениям, анархисты действовали активно в рабочей среде, как на традиционных для Самары промышленных и технических предприятиях (паровые мельницы и железная дорога), так и в получившем огромную важность во время Первой Мировой войны Трубочном Заводе, колоссальных размеров военной фабрике, которая производила дистанционные взрыватели для артиллерийских снарядов. При этом обратим внимание, что автор статьи в «Анархии» обошел вниманием активность анархистов в солдатской среде, а в Самаре располагался также большой тыловой гарнизон. Можем предположить, что такой активности не было, однако автор мог просто не упомянуть о ней. 

Это не единственное свидетельство того, что анархисты активно действовали в рабочей среде. К сожалению, источниковая база не позволяет оценить, в какой степени самарские рабочие разделяли идеи анархизма. В приведенной выше цитате упоминается орган, издаваемый рабочими. Речь идет о газете самарской федерации анархистов «Черное знамя», первый выпуск которой вышел 27 января 1918 года под лозунгами «Дух разрушения есть в то же время созидающий дух» и «От всех по способностям, всем по потребностям».

«Черное знамя» — одно из многочисленных печатных изданий революционной Самары. С политической точки зрения, эта газета, наряду с «Трудовой республикой» эсеров-максималистов, представляла крайнюю часть левого фланга. С точки зрения языка, «Черное знамя» — одно из самых поэтичных печатных изданий, выходивших в этот период. Первый выпуск открывался своеобразной проповедью:

«В царстве гнета и насилия выросла она, песня о свободе; царство гнета ломают возрождающиеся творческие силы. Шире и шире, — слышишь? — вон там и вон здесь. Каменные громады Урала — суровая Сибирь — могучая Нева и Вольный Кронштадт — мирный Дон и цветущий Юг… Пусть же и волны Волги несут нашу власть в Каспий, — пусть ширится поток и растут валы — девятый вал. Выше же знамя! Наше чёрное знамя — похоронный гимн погибшим братьям в далёкой и близкой борьбе. Наше чёрное знамя — смерть палачам свободы, смерть Капиталу и Власти. Наше чёрное знамя — это скорбь земли, охваченной голодом, нищетой, болезнями и смертью, — это кошмарная ночь жестокой неоконченной борьбы. И мы не склоним нашего чёрного знамени, пока за развалинами рабства не забрезжит лучами восходящее светило Свободного Братства и Вольного Труда»⁴¹.

В первом выпуске от 27 января были опубликованы статьи о всемирной анархической коммуне на аграрной основе, о неучастии в советских органах власти при признании Октябрьской революции как необходимой, прогрессивной и вышедшей из народных масс, а не руководимой какими-либо лидерами. Отдельный интерес представляет стихотворение «Воззвание» в футуристическом духе:

Вероятно, автором стихотворения является рабочий Трубочного завода, упомянутого в тексте. Это крупнейший завод в городе, выпускавший детали для артиллерийских снарядов. Трубочный завод был местом активной работы всех левых партий в Самаре 1917-18 гг. 

В заключительной статье первого номера редакция признает проблему — в городе началась настоящая эпидемия грабежей «именем анархистов». Здесь же был выдвинут и рецепт против этого — немедленная экспроприация всех продуктов и запасов в городе, прекращение частной торговли и обеспечение в равной мере всех продуктами первой необходимости. Для реализации этой программы анархисты созвали совещание с участием представителей партии максималистов, Штаба Охраны, Штаба Красной Гвардии и Губернского Исполнительного Комитета Советов. Представитель Советов Н. П. Теплов зачитал резолюцию о том, что только Советы являются властью и могут решать подобные вопросы, после чего покинул совещание. Статья заканчивается призывом: «Да здравствует Самарская Коммуна, да здравствует федерация свободных Коммун!».

Второй выпуск вышел 25(12) марта 1918 года. Он разнообразнее первого по содержанию, поскольку редакция получила различные письма «с мест». Вступительная статья призывала к войне на два фронта — против «немецкого юнкерства» и «приспешников буржуазии» в тылу. Появились публикации, свидетельствующие о кризисных тенденциях внутри анархистского движения: например, Бенедикт Рыжин критикует анархистов за участие в советских органах власти и за распространение в группах и федерациях «казармы» и «солдатчины». В это время продолжаются боевые действия в Оренбургской губернии, и в «Письме в редакцию» утверждалось, что большинство самарских врачей отказалось лечить раненых. Можно предположить, что среди раненых были и анархисты. 

Также во втором выпуске примечателен список литературы от издательства самарской федерации анархистов: «Манифест анархистов-коммунистов» Я. Новомирского, «Религиозная язва» Иоганна Моста, несколько работ П. А. Кропоткина, «Крестьянские речи» Эррико Малатеста и «Почему и как мужик попал в страну «Анархия» бр. Гординых, сказки «Как попы одурачили народ учением Христа» и «Как мужики остались без начальства», а также листовка «Чего добиваются анархисты». 

В это время в городе все больше начинают говорить о следующей революции, анархической. Третий выпуск «Черного знамени» вышел 1(14) апреля 1918 года и в его содержании прослеживаются симптомы грядущего кризиса. Политические партии объявлены преступными сектами, большевистская власть обвинена в сотрудничестве с буржуазией и предательстве идеи «всемирной революции». Заключительная статья предрекает новую революцию: «Да, она грядет! […] Она жива, не задавлена, не может быть задавлена, пока не выбит меч из наших рук и крепко зажата граната в верной руке анархиста…».

«Черное знамя» весьма существенно отличается от типичных самарских газет того времени. Сравнив ее с идеологически близкой газетой максималистов «Трудовая республика» или большевистской «Коммуной», мы увидим, что «Знамя» выделяется особой образностью языка. Авторы отдельных стихотворений идут на смелые творческие эксперименты, «ломая» язык и синтаксис. Особенно высокой концентрацией литературных тропов отличаются вступительные и завершающие статьи. Их авторы будто примеряют на себя роль революционеров-романтиков, доводя свой язык до уровня поэтического текста. Похожий стиль прослеживается и в листовках, известных нам. Мы полагаем, что их автором мог быть Давид Коган (1890 — 1922), которого ряд источников называет редактором «Черного знамени».

Личность Когана также достаточно интересна и достойна отдельной статьи. Примечательно, что соратники называли его «Христосик» и описывали как человека крайне доброго, спокойного и притом своевольного нрава. В самарских архивах на данный момент крайне мало документов о нем. В самарском областном архиве был обнаружен единственный документ, имеющий к нему отношение: записка 31 мая 1918 года в Штаб Охраны Самары с просьбой установки слежки за Давидом Коганом от Самарского Революционного Трибунала⁴². После того, как Коган уехал из Самары, он появился весной 1919 года в Харькове, где вёл подпольную работу при захвате города войсками Деникина и при возвращении большевистских властей. В обоих случаях он попал в тюрьму и совершил побеги⁴³. В дальнейшем это повторится ещё не раз; один из допросов Когана (20 ноября 1920 года, Харьков) проводил бывший анархист, ставший в 1919 году чекистом, Бенедикт Рыжин — его статьи можно найти в газете «Чёрное Знамя»⁴⁴. Впоследствии, побывав на похоронах Кропоткина⁴⁵, в заключении в Рязани (и снова бежав⁴⁶) Коган отметится подпольной работой в Москве и Петрограде в 1921 и 1922 годах⁴⁷. После слушания его дела в закрытом судебном заседании без участия сторон обвинения и защиты Коган был расстрелян в декабре 1922 года⁴⁸.

В марте-апреля 1918 года Коган вполне мог быть собеседником американского театрального критика и писателя Оливера М. Сейлера, посетившего федерацию. Фотография особняка с чёрным знаменем над парадным входом была опубликована в книге 1919 года «Russia, White or Red» под названием «Дом клуба анархистов в Самаре, когда-то бывший домом миллионера, по соседству с римско-католической церковью»⁴⁹. Сейлер упоминает, что внутри особняка находились читальные залы, библиотека и учебные комнаты⁵⁰.

У Сейлера был весомый повод посетить федерацию. Во время его приезда в Самару по городу был расклеен «Декрет свободной ассоциации анархистов Саратова», согласно которому все женщины Саратова объявлялись «социолизированными». Согласно девятому пункту этого декрета, «граждане-мужчины имеют право использовать одну женщину не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Сейлер отправился в самарский клуб анархистов, чтобы выяснить их отношение к этому декрету. В особняке «в одной из комнат собралась группа лидеров со странными глазами, настороженных мужчин и женщин фанатичного типа. Они хотел узнать последние новости о Томе Муни и анархистах Америки: Эмме Голдман, Бене Рейтмане и Александре Беркмане»⁵¹. Анархисты негативно отнеслись к «декрету о социализации женщин» и начали расклеивать по городу листовки, в которых грозили смертью не только распространителям «декрета», но и «тем, кто будет поддерживать эту клевету, прикидываясь одураченным ягненком»⁵². 

Горожане ожидали от анархистов самых разных поступков, а отдельные личности понимали анархизм как вседозволенность. 27 апреля в театре «Олимп» двое подвыпивших устроили дебош, назвав себя анархистами и отказавшись платить за билет в силу того, что «представление — общее достояние». У одного из них на груди висела бутылка водки, а у другого — лента баранок⁵³. 

Также в различной самарской прессе в апреле–мае 1918 года встречаются указания на то, что горожане ожидают третью революцию, которая будет анархистской. 

В том же апреле 1918 года вокруг анархистов по всей России начали сгущаться тучи. В Москве и Петрограде отряды ЧК и красногвардейцев провели разоружения и аресты анархистских отрядов; суммарно было арестовано около 600 человек. Официальные объявления об этом представляли данную операцию как «очистку» анархистских организаций от уголовного элемента⁵⁴. В мае волна разоружений дошла и до Самары.

В ночь с 7 на 8 мая в Самаре произошло разоружение различных анархистских групп, в числе которой и самарская федерация анархистов. В помещении федерации анархистов изъято 8 пулеметов и 1000 бомб⁵⁵. Согласно сообщению корреспондента газеты «Анархия», после практически добровольного разоружения им позволили остаться в особняке⁵⁶. 

По поводу причин добровольного разоружения, помимо недостаточной организованности и отсутствия налаженного взаимодействия анархистских групп, о чём пишет автор статьи в «Анархии», бывший непосредственным свидетелем событий, можно выдвинуть ещё одну гипотезу. Предыдущие столкновения анархистов с Революционным комитетом зачастую происходили на страницах прессы, т. е. в процессе обмена «осуждением действий» со стороны Ревкома и заявлениями о самостоятельности своих отрядов со стороны анархистов. Это вполне вероятно могло сыграть на руку официальной власти в городе — вольно или невольно усыпленная таким образом бдительность анархистов в отношении своего политического конкурента привела к тому, что они не ожидали разгрома своих организаций, начавшегося весной 1918 года.

Как раз в это время начинаются первые аресты как анархистов, так и максималистов, которые впоследствии будут систематизированы и встроены в репрессивный механизм по отношению к сколько-то оформленным политическим структурам со стороны ВКП (б), в частности, по отношению к партии будь то анархисты, максималисты, меньшевики, эсеры⁵⁷. Идеологические различия в видении революционных процессов, например, в отношении необходимости или недопустимости диктатуры между анархистами и большевиками, о которых писали авторы «Чёрного Знамени» и многих других анархических газет и журналов, становится в этот момент определяющим и переносится властью из плоскости исключительно идейной борьбы в плоскость вполне материальную. Ещё осенью 1917 года анархистские и социалистические организации были зачастую хоть и ситуативными, но союзниками большевиков. В дальнейшем их восприятие со стороны власти и выстраивание образа в глазах общества, во многом конструируемое через официальную прессу, коренным образом меняется.

В мае 1918 года достигает кульминации конфликт между Губернским Исполкомом Советов, под руководством эсеров-максималистов и Городским Исполкомом Советов, контролируемого большевиками. 11 мая 1918 г. в Самару из Бузулука пришло тревожное сообщение о новом выступ­лении оренбургского и уральского казачества. Губернским Исполком и Городской Исполком создают два параллельных военно-революционных штаба. Рабочие самарских заводов и фабрик направляли свои требования в Горисполком. В резолюции рабочих хлебопекарен Самары, принятой 12 мая, говорилось: «В связи с грозящей опасностью со стороны дутовских банд, протестуем против разоружения местных максималистов и анархистов как идейных защитников в этот грозный момент. Требуем вооружить всех рабочих через посредство фабрично-заводских комитетов против вы­ступления контрреволюционеров»⁵⁸. 

Грузчики Самары в своей резолюции требовали вооружения как революционных организаций максималистов и анархистов, так и революционных отрядов. «Мы требуем, — писали они, — немедленного восстановления этих организаций и возвращения отобранного у них оружия и помещения, и снятия позорно наложенного пятна над свободой и печатью слова. В случае неудовлетворения требований не ручаемся за последствия». Свой протест против насилия выразили рабочие кооперативной мастерской "Игла", закончив свою резолюцию призывом: «Долой комиссарскую власть! Да здравствует Советская народная власть!». Рабочие мельниц Самары потребовали немедленного переизбрания горисполкома, а также созыва Всероссийского съезда Советов.

17 мая 1918 года на площади Революции в Самаре начинается митинг, поводом к которому послужил приказ о мобилизации лошадей на нужды фронта борьбы с Дутовым. Днём ранее на Троицком базаре красноармейцы уже разогнали собрание ломовиков и извозчиков. И в том, и в другом случае среди толпы раздавались призывы к свержению «комиссародержавия»; во время митинга 17 мая в результате спровоцированной кем-то стрельбы были убиты две женщины (в разных источниках количество жертв разнится). Названный виновником коммунист Д. Я. Аугенфиш также был убит. Митинг продолжался под охраной из матросов и анархистов, впоследствии часть толпы начала движение по ул. Советской (современная ул. Куйбышева) от площади Революции. В городе начался мятеж, который был окончательно подавлен 19 мая. В дальнейшем он получил название «анархо-максималистский», однако на данный момент исследователями не было обнаружено значимой связи между организованными группами самарских анархистов и событиями мятежа. Явственнее просматривается участие в мятеже анархически настроенных частей матросских отрядов.

О деятельности самарских анархистов, в частности их федерации, после событий мятежа на данный момент известно немного. Уже в июне 1918 года Самару на 4 месяца захватывают восставшие части чехословацкого корпуса, а в городе устанавливается власть Комитета членов Учредительного собрания. В этот период деятельность анархистов Самаре практически не прослеживается. Есть два упоминания анархистов в статьях бывших большевиков-подпольщиков: С. Груздев и Ф. Шуцкевер. Первый пишет о них в таком контексте: «О действиях «левых» — анархистов и максималистов — ничего не слышно, хотя официально гонения на них ни со стороны чехов, ни со стороны их правых коллег объявлено не было. Анархисты перебрались на дачи, не решаясь бежать дальше, а в доме Курлиной, который они занимали прежде, теперь поместилась чешская контрразведка»⁵⁹. Отсюда возможно предположение, что особняк самарская федерация анархистов занимала вплоть до 8 июня 1918 года, когда Самара была захвачена чехо-словацкими легионерами. Ф. Шуцкевер пишет о том, что остававшиеся в городе анархисты пытались организовать «индивидуальный террор, взрыв мостов, освобождение заключённых из тюрьмы» и предлагали подпольному комитету большевиков совместную работу, в чём им было отказано как «авантюристам»⁶⁰. В большом количестве воспоминаний других большевиков-подпольщиков, опубликованных в периодической печати и хранящихся в самарских областных архивах, упоминаний о деятельности анархистов нет.

После возвращения советской власти осенью 1918 года в Самаре снова начинается деятельность анархистских организаций. На фотографии «Самара в дни октябрьских торжеств 7-8-9 ноября 1918 года» видно знамя самарской федерации анархистов:

По воспоминаниям анархиста С. Н. Чекина, «до половина 1919 года в Смурове (Самаре — прим. авт.) всюду свободно продавалась литература крайне левого направления. […]. В то время в Смурове с публичными лекциями выступали долгое время Рогдаев Николай и Владимир Александрович Поссе, и многие другие в клубе анархистов и предупреждали, и доказывали, что покамест будут существовать какие-либо государства — будет существовать и эксплуатация человека человеком»⁶¹. 

В это время Самару покинули многие лидеры анархистского движения. Мы полагаем, что это может быть связано с участием их в движении Махно. К примеру, редактор газеты «Чёрное Знамя» Давид Коган весной 1919 года был уже в Харькове⁶².

Из хорошо известных нам анархистов в Самаре к 1919 году находились Марк Коган (брат Давида Когана) и Н. И. Музиль-Рогдаев. Первого из них, находившегося в подполье, к концу 1919 года дважды арестовывали, после чего он переехал в Москву[информация от С. Овсянникова]. Рогдаев же в 1919 году стал главой самарской федерации анархистов. Николай Игнатьевич Рогдаев родился в 1880 году, в революционном движении участвовал с конца 1890-х гг., первоначально примыкая к партии социалистов-революционеров (эсеров). В 1902 г. эмигрировал за границу и присоединился к анархистскому движению. Рогдаев был участником первых российских анархистских групп за границей. В 1905–1907 гг. — один из создателей анархо-коммунистических организаций в Киеве и Екатеринославе. Участник международного конгресса анархистов в Амстердаме в 1907 году. С 1917 г. снова в России. Выступал за сотрудничество с большевиками, занимался пропагандистской работой. С 1923 г. сотрудник Музея П. А. Кропоткина в Москве. В 1929 г. арестован, помещен в Суздальский политизолятор⁶³. Умер в ссылке, в ноябре 1932 года⁶⁴.

В январе 1919 года на Самарской Губернской конференции профсоюзов в числе делегатов был отмечен один анархо-коммунист и один максималист⁶⁵. 30 марта клуб анархистов под руководством Рогдаева оказался закрыт под предлогом проведения в нём антисоветской агитации контрреволюционными силами. Некоторые лица, по сообщению «Коммуны», арестованы за исключением «идейных анархистов: Рогдаева и др»⁶⁶. 

6 апреля самарская федерация анархистов подала в президиум Городского Исполкома Советов заявление с просьбой об открытии закрытого клуба, однако президиум постановил оставить решение в силе. Столь же тщетны были намерения вновь начать издание газеты «Черное знамя». С 1920 года в известных нам источниках существование анархистского движения в Самаре практически не прослеживается.

Заключение

Таким образом, историю самарских анархистов в 1917-19 гг. можно разделить на два неравных по продолжительности и значению промежутка: от весны 1917 года до начала июня 1918 года и от октября 1918 до первой половины 1919 года. На первом этапе анархистское движение переживает бурный рост, от первых листовок и воззваний до появления собственного штаба, вооруженных сил («Черной гвардии») и печатного органа. Этот этап был прерван разоружением анархистов, которое стало одной из предпосылок т. н. «анархо-максималистского мятежа». На втором этапе — анархизм существует в легальном поле, функционирует федерация анархистов как организация для пропаганды идей. С другой стороны, этот периода не оставил такое множество разнообразных источников: больше не существовало многопартийной прессы, не было газеты и у самих анархистов. 

В 1917-18 гг. одновременно с ростом популярности анархистского движения, отмечается появление в нем большого количества «случайных людей», понимавших анархизм как вседозволенность. Вероятно, после нескольких лет Мировой войны состояние российского общества было таково, что применение анархистских теорий к практике не могло не вызвать волны преступлений и девиантных поступков. С другой стороны, анархизм послужил удобным средством для канализации психологического напряжения, вызванного войной. В свою очередь, для среднего городского обывателя, принимавшего минимальное участие в политике, анархисты были едва ли отличимы от большевиков. 

Появление в официальной печати, приказах от коммунистических органов власти и в других документах утверждений о «разгуле анархизма», «анархических действиях» и т. п. нужно отделять от реальных действий именно анархистских организаций, т. к. в интересующем нас периоде времени тактику анархистов (экспроприации, захваты) активно использовала довольно большая масса населения, при этом необязательно идеологически относившая себя к последователям философии анархизма.

С политической точки зрения, в этот период самарские анархисты выступали то в качестве ситуативных союзников большевиков, то в качестве «козла отпущения», на которого было удобно списать насильственные эксцессы. До определенного этапа большевики уважительно относились к «идейному анархизму», поскольку и те, и другие предполагали в конечном счете построение безгосударственного общества. В отношениях с местными большевиками анархистам долгое время удавалось вести политику более-менее мирного сосуществования, однако в мае 1918 года и в дальнейшем большевики выполняли директивы против анархистов, направленные из центра. 

Анархистская идеология удачно соответствовала моменту распада старого общества, лозунги анархистов были популярны и среди масс, и в среде интеллигенции, но в условиях так называемой «пролетарской диктатуры» анархистское движение сошло на нет. В рамках советской историографии, а также в общественном сознании, роль анархистов в революции часто сводится к дезорганизации и маргинальным проявлениям. Вместе с тем, мы полагаем, что в действительности «эксцессы» были свойственны практически всем заметным участникам политического процесса в годы Революции и Гражданской Войны, однако эта тема и этот тезис заслуживают раскрытия в рамках другой работы.

Авторы:

Шаламов А

Копылов Л.О.