Алексей Рисованный — один из представителей литературного подполья, старающийся не выйти за пределы оного, а наоборот раствориться в нем. Каждый его текст — это самостоятельная единица, не требующая постоянной связи с автором. Алексей поделился мнением касательно искусства и его восприятия как зрителем, так и непосредственно создателем.

— Как ты считаешь, что сейчас происходит с искусством?

— Поскольку «искусство-сейчас» мне представляется массой практик по производству форм знания, ни одна из которых не говорит о себе как о целиком и полностью сродной ощущению эпохи — довольно сложно об этом говорить. Если обобщить, «искусство-сейчас» тематизирует эстетизацию разношерстных культур, тем самым иллюстрируя свою несвободу от теории, так как находится в постоянном риске быть неопознанным как искусство из–за отсутствия критерия его выявления. В наше время эти вещи особенно очевидны. В этом плане я всегда считал, что подобные редукции являются глубоко внутрицеховым действом (например отказ от приписываемой традициями просодической разверткой стиха в пользу исходных установок поэзии) ради выявления собственных уполномочий. И сейчас это выливается в борьбу живого с мертвым, в борьбу с институциональным императивом, вследствие стремления позиционировать искусство как автономный вид деятельности. Ведь никто не желает оказаться в отрезке времени, который позже будут описывать как: «этот автор писал убогие и посредственные (нормативные, если угодно) произведения из–за того, что до сих пор находился в формальных тисках идеологии».

— Меняется ли зритель?

— Дабы не уходить в абстрактщину, я предлагаю несколько сузить вопрос именно до «современного читателя». У взращенных общим курсом школьной литературы людей отсутствует механизм узнавания (всё то же отсутствие выявления внешнего критерия) в силу отсутствия вторичных признаков и некогда приписанных атрибутов. В рамках этого диалога мне кажется неинтересным обсуждать и выяснять причины выгоды подобных программ, в которых всё заканчивается литературой вековой давности, вынуждая живых зазубривать мертвых, тем самым систематически выплевывая посредников-младоконсерваторов в мир конформизма. Суть то, что этот момент навсегда отбивает желание к многоразовому прочтению произведений, их осмыслений и заучиваний из внутренних необходимостей, а не по принуждению институции. А также суть в том, что этот факт является саморазумеющимся. Всё же те, кому литература интересна — ищут и копают дальше. Тут идет узнавание плавающих на поверхности знаков тенденций и моды. Ведь в конце концов, современный автор более прозрачно вырисовывает «психологический портрет» современного человека. И заинтересованный читатель это понимает. Остальные же вязнут в банальностях, крича о нежелании принимать новое (потому как оно является Иным и непривычным, а следовательно отвергнутым). Эта пропасть есть основная проблема. Свобода независима, и в силу этой независимости, противоречивым образом она остается непризнанной в глазах широкой публики, которая не сумела нащупать эмоциональный и интеллектуальный регистр. Но, с другой стороны, если «свободными» станут все — свободным не будет никто. Всё на своих местах.

— Важна ли роль автора в контексте искусства или автор окончательно мертв?

— В основном, сейчас подпись автора используется ради известности, преимущественно для коммерческих целей. Это запросто можно отследить по тенденциозным авторам поп-поэзии, чьи псевдонимы максимально банальны для узнавания, и в некоторых случаях даже созвучны с уже заархивированными авторами. В оппозиционном случае — это всё также соблюдение условности в плане узнавания скриптора (термин Барта), но не самой личности автора, со всеми ее вытекающими аспектами. Автор (в узком значении слова) стремится к отвлеченности, к дефиксации сложившейся обществом идентификации через работу под разными псевдонимами, участие в проектах без указания авторства и другое. Иными словами — это желание работать с незамутненной интерпретацией читателя (зрителя), а не работа с его предрассудками и стереотипами.

— Читаешь ли ты современников и, если да, то почему и с какой целью?

— Конечно. Но, если быть честным, с разной степенью интенсивности. Хорошая поэзия предполагает собой клубок разнообразных интенций, и чтобы распутать его требуется наличие знаний во многих отраслях истории и сам опыт чтения. Поэзия требует времени. Я поддерживаю мнение о том, что к некоторым сферам сознания открывается доступ лишь только через поэтический текст, и именно по этой причине она до сих пор не считается отжившим видом деятельности (а такие вещи время от времени приходится слышать). Также читаю современников из интереса касательно ситуации современной поэзии вообще.

— Нужно ли автору взаимодействовать с аудиторией, и как, в принципе, формируется аудитория?

— Взаимодействие между автором и аудиторией необходимо, ведь отсутствие оного, в основном, и есть суть профанации подлинных смыслов текстов, проектов и т. д. Если за умением копировать метафоры с незначительной переменной ничего не стоит, то это будет прозрачно воспринято, как очередная неудачная попытка местного курьеза глобализироваться (это в любом случае станет явным). Поэтому взаимодействие необходимо как некий дистанционный контроль над движением по творчеству. Этот текст в определенном плане тоже есть подобное взаимодействие, но больше походит на игру в одни ворота. О формировании аудитории: временем.

— Что бы ты хотел изменить в себе?

— Хотел бы чувствовать себя замечательно после четырех часов сна.