Интересно, каков Бог на вкус? Сладкий, солоноватый или слегка кислый? Чтобы разрешить этот вопрос, человечество, начиная с давних времен, вкушает плоть богов. Это называется «теофагия».

Люди начинали, как пантеисты и анимисты. Все кругом было живым, все было проникнуто искрой божественного замысла. И мы почитали то, что не могли ни объяснить, ни подчинить: огонь, гром, ветер, Солнце и Луну. Нередко в качестве тотема избиралось какое-либо животное или растение. У многих народов есть практики испытания тотемом — ребенка, вскоре после рождения, оставляют один на один с почитаемым зверем, например, со змеей, если речь об Африканских племенах. Если змея не убьет ребенка — боги приняли его. Иные племена североамериканских индейцев оставляли младенца на ночь в хижине глубоко в лесу. Потом приходили и по следам определяли, какое животное приходило к ребенку, — оно и становилась его персональным тотемом. Если младенец, конечно, вообще переживал эту ночь.

С тотемом были связаны различные табу. Однако если в некоторых местах убивать и поедать тотемных животных и растения строго запрещено, то в других — наоборот поощрялось и являлось главным способом коммуникации с божеством.

Поедая плоть тотемного божества, человек приобретал лучшие качества бога. Он поглощал силу медведя, зоркость орла и ловкость, кто у нас там ловкий, ну пусть будет ловкость куницы. Сюда же припишем удачу, здоровье, плодовитость и прочие полезности. По той же причине древние нередко закусывали человечинкой. И если утром сильный и отважный воин попадал в плен, то к вечеру он уже мог, разрозненный, плескаться в суповых мисках. А вот мясом слабых, трусливых, больных или старых чаще брезговали.

В античности поедание плоти божеств вообще неразрывно связано с пониманием плодородия и ежегодных циклов природы

Убийцы руководствовались исключительно заботой о тотеме. В ряде случаев древние люди считали, что тотем сам желает смерти, добровольно приносит себя в жертву, чтобы благословить или прокормить племя. В других случаях аборигены считали, что помогают тотему избавиться от физической оболочки и перенестись в страну духов.

В Древней Греции, как частный случай теофагии, практиковался ритуал омофагии. Толпа разрывала животное, козла или теленка, которое олицетворяло Диониса, на части голыми руками, а затем поедала сырое мясо. Это либо отсылка к Орфею, которого так же разорвали на части вакханки, либо аллегория смерти и перерождения самого Диониса. Дионис требовал своей собственной жертвенной крови, чтобы тем самым получить назад ту часть самого себя, которая поступила в природу, в мир растений и живых существ.

Разумеется, там где могли запросто разорвать теленка, без особых колебаний рвали и людей. Вон, у Мережковского есть прекрасный отрывок об омофагах. Даже на сохранившейся посуде изображали сценки с людоедоством:

«Что исступленные в омофагиях делают, мы не знаем с точностью: знаем еще меньше, что они думают и чувствуют. Но страшный луч света кидает на это неизвестное роспись найденного в Камире, во Фракии, большого глиняного чана-водоноса, hydria, V века до Р.X. Красным по черному, как бы багровым, во тьме Ледниковой ночи, заревом людоедских костров, изображены три дикаря в звериных шкурах. Один из них держит на левой руке безжизненно, как лохмотье, висящее, должно быть, еще теплое, тело только что зарезанного мальчика; голова закинута назад, волосы длинные, как у девочки падают вниз; бледное лицо спокойно, как у мертвого бога. Тот, кто держит его, подносит ко рту оторванную или отрезанную руку, видимо, чтобы пожрать. Другой, справа, отвернулся и убегает, как бы в ужасе, но все–таки с жадным любопытством оглядываясь. А третий, слева, в плющевом или дубовом венке, с тирсом, бородатый, в длинном, жреческом хитоне, — может быть, сам бог Загрей-Дионис, — смотрит, как бы с благоволением, на совершаемое таинство — свое же собственное растерзание и пожрание титанами».

Есть такая милая деталь: жертвенное животное обували в котурны — очень дорогая обувь, ее также использовали актеры трагедий. Это еще одна отсылка к Дионису, который числился одним из покровителей театра. Господин Нильссон подтверждает, что эта жертва означала самого бога:

«Разрывание на куски бога, являющегося в виде зверя, и поедание сырыми частей тела зверя предстают перед нами как явный пример сакрального обряда, посредством которого человек воспринимал силу божества и телесно приобщался к ней. Дионис понимается как бог произрастания, этому ритуалу приписывается содействие плодородию».

В античности поедание плоти божеств вообще неразрывно связано с пониманием плодородия и ежегодных циклов природы. Нередко это мясо умирающего и вновь воскресающего бога. На вскидку, скандинавские мифы рассказывают о том, что герои Вальхаллы обедали поджаристым вепрем Сехримниром. У ацтеков был Уицилопочтли (не худший вариант ацтекского имени в плане произношения), бог воинов и Солнца, каждую ночь боровшийся с порождениями тьмы, которые хотели пожрать небесное светило. Кстати, мифы о поедании Солнца есть, по-моему, во всех культурах в принципе. Так вот, в день зимнего солнцестояния — а поскольку империя ацтеков все–таки располагалась в северном полушарии, то это был самый короткий день и самая долгая ночь — царь и все мужчины поедали кусочки статуи из семян, олицетворяющей Уицилопочтли. И почти по Ницше говорили: «Бог съеден». Вот только потом он снова воскресал и продолжал оберегать Солнце на небе. Все бы ничего, но семена замешивали на крови. На праздник убивали около 500 человек. Если речь шла о младенцах, то, по-видимому, даже больше.

Съеденный Уицилопочтли считался настолько священным, что ни в коем случае нельзя было допустить его смешения в желудке с обыкновенной пищей. Вот что пишет об этом уважаемый и любимый нами Фрезер:

«Теперь мы отлично понимаем, почему в день торжественного причащения телом бога древние жители Мексики отказывались от принятия всякой другой пищи кроме освященного хлеба, который они почитали плотью и костями бога, и почему до полудня им воспрещалось пить какую-либо жидкость, даже воду. Поступали они так, несомненно, из боязни осквернить частицу тела бога в своих животах соприкосновением с обычной пищей. У криков и семинолов тот же благочестивый ужас принял, как мы видели, более радикальную форму: прежде чем отважиться прикоснуться к первипам урожая, они промывали свои внутренности сильным слабительным».

Люди придумали заменять реальную плоть хлебом. Стали выпекать антропоморфные фигурки и разрезать на кусочки уже их

В ходе развития цивилизации с человечеством что-то случилось, и каннибализм, даже богоугодный, стал считаться чем-то плохим. Бога начали поглощать символически. Скажем, в кришнаизме есть такое понятие — прасада. Это пища, освященная в храме, которая после этого обретает некие божественные свойства — любовь, духовность, всякое такое. Почти, как сок «Добрый». Чайтанья, пророк из Индии комментировал это так:

«Каждому доводилось прежде пробовать эти материальные блюда, однако сейчас они приобрели необыкновенный вкус и удивительный аромат; даже их аромат, не говоря уже о вкусе, притягивает ум и заставляет человека забыть о всех прочих лакомствах, потому что духовный нектар с губ Кришны коснулся этой обычной пищи, и ей передались все Его духовные качества»

Люди придумали заменять реальную плоть хлебом. Стали выпекать антропоморфные фигурки и разрезать на кусочки уже их. Таковы мистерии Кибелы и Аттиса, таковы трапезы в честь Митры. Помните об этом, кушая имбирных человечков под Новый год. Между прочим, причащением вином и хлебом в митраизме было настолько похоже на христианство, что его апологеты, не имея возможности толком запатентовать свою находку, объясняли все вмешательством дьявола.

Давайте перейдем к самому интересному. К христианской евхаристии. Проверено, попробуйте верующему христианину деликатно намекнуть, что если мы тут едим плоть и кровь Христа, а Иисус был, вроде, одновременно и Богом, и человеком, то не отведали ли мы тут только что человечинки. Католик столь же деликатно отведет глаза, поскольку, по католическому уставу, д-е-й-с-т-в-и-т-е-л-ь-н-о происходит пресуществление (транссубстинация), и паства д-е-й-с-т-в-и-т-е-л-ь-н-о причащается реальной плотью и кровью Христа, которые сохраняют видимость хлеба и вина. А вот с православным случится форменная истерика. Во-первых, потому что термин «пресуществление» в православии не прижился, и в то, что там на самом деле творится со Святыми Дарами, никто не вникает, — это подпадает под понятие «таинства». Во-вторых, потому что вы занимаетесь всякой хулой.

При всем новаторстве христианства, эта религия многие элементы взяла из язычества. Фрезер обвиняет христианство, что жертва и возрождение Христа были слизаны с культа Аттиса. Это, на самом деле, мелочи. А вот евхаристия — это даже не связующая ниточка с язычеством, это толстенный корабельный канат для швартовки.

Начнем с того, что в Евангелии от Иоанна вообще нет ни единого упоминания о концепции «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную». В сцене тайной вечери описывается только омовение ног. При этом Иоанн — один из апостолов, он лично там рядом с Ним сидел. Авторство Евангелия от Матфея многими лингвистами ставится под сомнение, вероятно, это не был очевидец событий. Марк был младшим учеником и на вечери его не было. Ну, а Лука — это вообще на сто лет позже. И что же? Иоанн, ближайший и любимейший ученик Христа, никак не упомянул о ритуале евхаристии? Он там Крови Христовой перепил?

О том, что евхаристия появилась постфактум и имеет минимум отношения к заветам Христа, свидетельствует изощренный ход подготовки Святых Даров — проскомидия. Иисус (если Он вообще это делал) просто разломил хлеб и разлил вино. А уже священники додумали сделать из причащения очень детальное воссоздание казни Христа, какое и не снилось хлебным куклам. Это мало чем отличается от античного ритуального жертвоприношения. Вот, как все происходит:

«Священник надрезает просфору с нижней ее части и вынимает Агнца от надрезанных нижней и четырех внешних сторон ее, произнося слова:

Яко вземлется от земли живот Его, и полагает его на дискос печатью вниз.

Диакон: Пожри, владыко

(от слав. слова «пожрети»-принести в жертву).

При этих словах диакона священник делает на нижней стороне Агнца глубокий крестообразный надрез (до печати), говоря:

Жрется Агнец Божий, вземляй грехи мира, за мирский живот и спасение.

Затем обращает (переворачивает) Агнец печатью вверх. Диакон:

Прободи, владыко.

При этих словах диакона священник прободает Агнец копием с правой Его стороны, говоря:

Един от воин копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода, и видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его».

Можно отнекиваться, что литургический чин — это метафора. Хорошо, тогда вся паства становится метафорическими каннибалами.

В средние века религиозное неистовство доходило до крайних форм, зачастую перебивая самые яркие каннибальские фантазии

К слову, многие римские чиновники гоняли ранних христиан, помимо прочего, еще и за причащение плотью и кровью. Недоброжелатели распускали слухи, что христиане используют реальную плоть и кровь, всяких младенчиков, а римляне как раз только-только с трудом добили дионисийских омофагов. Существовала забавная версия, что тела Христа в гробнице не обнаружилось, потому что Его за три дня обглодали ученики, возжелавшие обрести жизнь вечную. Люди тогда впечатлительные были, все понимали буквально. Но это, конечно, наветы.

Есть одно отличие христианской теофагии от всех остальных — но оно довольно существенное. В других верованиях, принимая священную пищу, человек обретал качества божества, в христианстве вкушающий как бы сам становится частью Бога, происходит обратное поедание.

В средние века религиозное неистовство доходило до крайних форм, зачастую перебивая самые яркие каннибальские фантазии. Это теофагия, как она есть. Святая Екатерина Сиенская рассказывала, что в своих видениях пила молоко из груди Богоматери и кровь из ран Спасителя. А мсье Жан Бертелеми пишет так:

"Вы съедите его <…> поджаренным на огне, хорошо пропеченным, не пережаренным и не подгоревшим. Ибо как пасхального агнца, помещаемого меж двумя кострами из поленьев или из углей, надлежащим образом томили и жарили, так же и сладчайшего Иисуса в Страстную Пятницу насадили на вертел честнаго креста меж двумя огнями: мучений и ужасающей смерти — и ярко пылающих милосердия и любви, кои нес он душам нашим во спасение наше, — и как бы протомили, изжарили и пропарили, дабы спасти нас".

Есть разные мнения касательно того, откуда еще могла проникнуть в христианство теофагия. Это, кстати, отсылает нас к куда большей проблеме несовпадения синоптических Евангелий. Некоторые считают, что это заговор мстительной жидомасонской ложи, желавшей осквернить христианские ритуалы кровью. Другие говорят о влиянии географически близких религий вроде того же митраизма. Кроме того, такая форма ритуала могла использоваться в целях привлечения новой паствы. Точно так же христианские миссионеры адаптировали церковный календарь и список святых к местным реалиям на Руси, в Ирландии, В Мексике и много где еще.

Так или иначе, теофагия прочно засела в большинстве верований и религий. Пропитанность пищи божественными эманациями — это очень важный аспект для мифологии, связанной со здоровым питанием. В нашем скучном светском обществе понятие Бога определенно обесценилось — а вот святая жратва осталась. В рекламе используются образы еды, пышущей здоровьем. Хлопья с молоком делают из ребенка силача, дорогой шоколад делает человека сексуальным и привлекательным, ну, а зеленые салаты продлевают и без того долгую и мучительную жизнь веганов. Когда теистическая часть редуцируется, мы создаем культ из здорового питания. Суеверия остаются на подкорке коллективного разума человечества. Это очень важный базис для любых манипуляций с сознанием — будь-то в политическом, ценностном или чисто рекламном контекстах.

Приятного аппетита — вам и вашим богам.