«Целясь из базуки и АК, мы сносим головы тем, кто на нашем пути, мы кровожадные, сумасшедшие, двигаемся на коксе.»[1]

«Жертвоприношение темным богам — нечто, что подавляет в некоторых субъектах попытки сопротивления, как если бы они находились под действием чудовищного заклятия…Совершая акт жертвоприношения, мы пытаемся обнаружить в объекте нашего желания свидетельство присутствия желания того Другого, которого я назвал темным богом.»[2]

В свете «дела Дьедонне»[3] Эрик Лоран предлагает психоаналитическое прочтение очевидного усиления расистских настроений в современном обществе. Как он отмечает в своей статье «Расизм 2.0», Лакан «упорно подчеркивал это обстоятельство, начиная с 1967 года и на протяжении семидесятых»[4]. Лоран выбрал две цитаты 72-го и 73-го годов, в которых Лакан предсказывает будущий рост расистских настроений. Лакан обосновывает эту тенденцию, которая должна будет возникнуть в скором времени, не просто как неизбежное последствие политики культурного плюрализма, с присущим этому явлению лозунгом «каждому по наслаждению», но самой глобализацией, когда инаковость становится все ближе и ближе к субъекту. Цитата взята из «Телевидения», где Лакан отвечает на вопрос Миллера: «Как вы можете быть настолько уверены, предсказывая рост расистских настроений, и какого черта вы вообще об этом говорите?»

Когда наше наслаждение выбивается из колеи, только Другой способен это обнаружить, но лишь постольку, поскольку мы от этого Другого сепарированы. Здесь черпают силу доселе неслыханные фантазии о плавильном котле… Даже если бог, заново обретший силу, прекратит свое существование в качестве вне-положенного (ex-sisting), это не предвещает ничего лучшего, чем возвращение его (бога) в губительное прошлое.[4]

Таким образом, Лакан основывается на том, что сепарация, минимальная дистанция — обязательное условие, при котором Другой, через радикальное различие, обеспечивает нормализацию наслаждения. Посредством своей отчужденности, он служит контрастом при определении подобия мужчины и женщины и сексуальных отношений. Лакан предупреждает, что близость другого без дестабилизирующих эффектов не обходится. Особенно в свете актуальной децентрализации символической власти, которая до этого создавала триангулярный эффект в отношениях субъекта с теми, кто не принадлежит к его обществу [по-видимому, здесь речь идет о Другом, как третьем, чье существование опосредует отношения между двумя. — Прим.пер.] Когда триангуляция дает сбой, единственным способом поддержания видимости каких-либо норм становится усиление расизма, несмотря на близость другого.

C точки зрения воплощения идеалов, Фрейд описал, как в отсутствие применения наказания за тяжкие нарушения моральных норм и в условиях развенчания иллюзии непогрешимости государств и лидеров, члены общества перестают ощущать себя обязанными поддерживать определенный уровень цивилизованности. Этот эффект очевиден на примере субъектов, для которых мораль подвергается определенной изменчивости; в терминах Фрейда, это происходит в условиях недостаточной интернализации Суперэго. Случай Ландрю является парадигматичным для описываемого эффекта. Изначально, до Первой мировой войны, Ландрю был сосредоточен на изобретении мотоцикла. «Он был первым, кто изобрел мотоцикл. В этом можно убедиться, патент находится в Arts et Métiers. В 1899 он изобрел и запатентовал модель автомобиля.»[6] После того как работодатель обманул Ландрю на 1600 франков, тот забросил изобретательство и начал заниматься профессиональным мошенничеством. Затем, когда Европу охватила Первая мировая война, Ландрю как-будто начинает понимать, что заповедь «не убий» больше не работает, и приступает к умерщвлению вдов павших на полях сражений французских солдат. Это, конечно, упрощение, но моменты, когда Ландрю начинает свои криминальные похождения, соответствуют действиям окружающих его других, что показывают эту ужасающую зависимость.

На первый взгляд кажется, что наиболее очевидные идеалы быстро набирающей обороты наркокультуры (narcocultura)[7] являются по сути своей капиталистическими: богатство, власть, возможность продвигаться по социальной лестнице. Членство в картеле открывает доступ к деньгам и власти в обществе, вход в которое гарантирует трудоустройство, собственность и защиту и оказывается закрытым без вступления в члены картеля. Тем не менее, идеал богатства здесь продолжает свое существование буквально до самой могилы, даже после смерти; в этой особенно явственной форме проявляется влечение к смерти. На кладбище Сады Умайя, что в городе Кульяка́н (исп. Culiacán), Мексика, можно встретить множество мавзолеев молодых драгдилеров. Их искусно выстроенные, украшенные гробницы по размерам больше жилых домов большинства жителей Мексики. Эти молодые люди словно Египетские фараоны избрали быть погребенными вместе со своим самым ценным имуществом: иные гробницы оборудованы кондиционерами и кабельным телевидением. «Тут есть такие, кто хотел быть похороненным вместе со своими джипами… У некоторых могил пуленепробиваемые стекла… В прошлом году в одной из могил нашли тело с отрубленной головой… Сказали, это был подарок. Небольшой презент для умершего.»[8] То есть не только материальные дары, но и человеческие жертвы. По словам очевидца, это жертвы для мертвых, таких же, как и сами жертвы; это нужно для того чтобы усмирить власть темного желания Миктлантекутли[9], а, возможно, и Санта Муэрте[10]. Между тем, поклонение этому божеству было относительно неявно до прошлого века, и, несмотря на то, что Католической Церковью это народное божество не было признано, количество его приверженцев растет вместе со стремительным ростом числа убийств. Темный бог смерти, требующий жертв, снова возрождается, одетый в цвета Мексиканских нарядов.

Рост Джихад-туризма, частые случаи стрельбы в общественных местах в США, равно как и война преступных группировок в Мексике — все это подкрепляет тезис Эрика Лорана о приватизации насилия в XXI веке. Более того, резня в Айотзинапе[11] в 2014, особенно дьявольская участь, постигшая Хулио Сезара Мондрагона, резонирует весь этот ужас. Сначала Мондрагону удалось ускользнуть от полицейских, устроивших бойню с применением штурмовых винтовок, но только лишь для того, чтобы быть найденным на следующий день. Его удалось опознать по шраму: у него были выдавлены глаза и содрано лицо. Подобный случай абсолютной жестокости произошел в тридцатые годы во Франции в нашумевшем тогда деле сестер Папен. В то время Лакан в своей работе 1933 года «Motives of Paranoiac Crime» писал об очевидно беспричинном переходе к действию (passage-to-the-act) при паранойе: «Неслыханный доселе, как говорят, в истории криминалистики поступок… В преступлении сестер Папен, столь будоражащем наши эмоции и вселяющем ужас, даже в своем самом отвратительном проявлении буквально воплощается банальная метафора ненависти: «Я вырву ей глаза».[12] Лакан продолжает, утверждая, что подобные явления находятся за границей понимания, любого понимания другого (understanding the other), какое только можно представить.

Подобное буквальное воплощение метафор в жизни наблюдается не часто. Тем не менее, точно так же, как Хулио Сезар Мондрагон, полгода спустя таким же пыткам был подвергнут Кистофер Раймундо Мартинес. Он был приглашен поиграть в компанию подростков 11-15 лет, затем было инсценировано похищение и его держали в заложниках. Он был забит и заколот до смерти, после чего ему выкололи глаза и отрезали часть лица. Это и есть переход к действию — подражание тому насилию, которое обрушилось на студентов (normalista) со стороны «наркоправительства» (narcogobierno) в Игуале. Можно прийти к заключению, что наше наслаждение выходит из–под контроля, что Другой более не в состоянии поддерживать триангулярность. Несмотря на сдвиг в направлении асимметрии войны и приватизации насилия, наблюдения Фрейда во время Первой мировой войны, касающиеся хрупкости морали, подтверждают пугающее состояние дел сегодня. «В то время, когда общество прекращает осуждать зло, прекращается и подавление злых желаний, и человек совершает жестокие поступки, предательство, обман, сама возможность которых несовместима с его культурным уровнем».[13]

[1] Наркокорридо, музыкальный стиль. Слова из песни. Прим. пер. Edgar Quintero. Buknas de Culiacan. «Sanguinarios del M1».

[2] В переводе А. Черноглазова: «…жертвоприношение темным богам остается чем-то таким, чьему чудовищному обаянию редкий субъект способен, и в наши дни, не поддаться… Для тех, однако, кто готов взглянуть на него без страха — а таких, способных противостоять притягательной силе жертвоприношения самого по себе, не так много? — факт жертвоприношения означает лишь то, что в объекте наших желаний мы ищем свидетельство — свидетельство того, что присутствует в нем желание Другого — того Другого, что именую я здесь темным Богом.» Жак Лакан, Семинар XI, стр. 291.

[3] Дьедонне Мбала Мбала, известный под сценическим псевдонимом Dieudonné — французский комедиант, актёр, политический активист. 12 января 2015 года, после состоявшегося накануне марша против терроризма в связи с нападением 7 января 2015 года на редакцию Charlie Hebdo, Дьедонне в своём Twitter сравнил шествие с «большим взрывом» и коронацией Верцингеторига, а также заявил, что ощущает себя «Шарли Кулибали». Запись сразу вызвала общественное осуждение, прокуратура Парижа в тот же день начала расследование.

[4] Laurent, E. (2014). ‘Racism 2.0’. Lacan Quotidien. tr. by A. Price, 371, 26 January, pp. 1-6.

[5] Lacan, J. (1973). ‘Television’, tr. D. Hollier, R. Krauss, & A. Michelson, in Television/A Challenge to the Psychoanalytic Establishment, Norton & Co., New York, p. 32.

[6] Biagi-Chai, F. (2012). Serial Killer: Psychiatry, Criminology, Responsibility. Routledge : New York. pp. 31.

[7] Культурное явление в Мексике. Прим. пер. «У мексиканских наркобаронов, их приближенных и тех, кто просто им подражает, сегодня есть своя музыка, свой кинематограф и даже собственный святой покровитель… Сегодня о ней снимают документальные фильмы, такие как готовящаяся к выходу картина Шола Шварца «Наркокультура», пишут книги и даже ставят спектакли.», http://www.furfur.me/furfur/culture/culture/166227-meksikanskaya-narkokultura

[8] Schwarz, S. Narcocultura. 2013.

[9] «Властитель подземного царства», бог мертвых у Ацтеков.

[10] Nuestra señora de la Santa Muerte, «Наша Мать Святая Смерть», народная святая, репрезентирующая смерть, существует поверье, что она защищает при переходе в загробный мир. Fragoso, P. (2011). “De la ‘calavera domada’ a la subversión santificada. La Santa Muerte, un nuevo imaginario religioso en México”. El Cotidiano. UAM Azcapotzalco. 169. pp. 5-16. http://www.sinembargo.mx

[11] «43 студента сельского педагогического училища Айотзинапа в очень бедном штате Герреро пропали ночью 26 сентября с улицы Игуалы, когда на их автобус напали местные полицейские, убив шестерых и ранив 25 человек. 43 студента были похищены и переданы членам наркокартеля “Геррерос Унидос, чтобы исчезнуть навсегда, считают следователи.» http://ru.euronews.com/2014/11/04/mexico-ruined-by-corruption-murders-says-missing-students-defender/

[12] Lacan, J. (1933). “Motifs du crime paranoïaque : le crime des soeurs Papin”. Minotaure. n°¾.

[13] Freud, S. (1915). “Thoughts for the Times on War and Death.” New York: Moffat, Yard & Co.

Перевод с английского Илья Грибенчук. Проект lacan-sinthome.ru Источник: перевод статьи Дэвида Хэфнера на The Lacanian Review Online