Письмовладение
Допустим, начну завтра, думал Сергей, ведь давно пора начинать. Да, конечно, положение не способствует, но ведь скопились уже все нужные обстоятельства. Тем более, он выздоровел, а это, без сомнения, веская причина. Есть силы, и понятно куда их применить. Рванись, и результат прыгнет навстречу. Или сегодня. Чего ждать? Если здоров, а условия, как уже сказано, пришли в положение, видимо, надо начинать. Нельзя медлить. Но что если вернутся слабость и болезнь? Пожалуй, это можно предположить, как, впрочем, можно предположить и многое другое. Ведь самочувствие обманчиво, оно требует проверки. Следует, наверное, прежде всего закрепиться в нём, а потом уже действовать. Кроме того, не хватает и некоторых обстоятельств. Нет, сегодня ещё рано. Дело серьёзное, торопиться не стоит, надо выждать. Тогда когда? Послезавтра все уедут. Итак, вчера было ещё рано, сегодня, пожалуй, это было бы, также, преждевременно, а если не завтра, то можно много упустить. Стало быть, завтра и есть лучшее время.
Так. С чего же начать? Ведь, раз решено время нападения, то надо выбрать и приём. Понадобится неслабый рывок, ведь возможности Сергея относительно Нади ослабли. Это в детстве, на правах старшего, он всегда довлел над сестрой, так как это поощряли родители, а сейчас она помыкает им. Всё же, и в таком положении возможны результаты. Очевидно, здесь подойдёт настырная тактика, здесь надо надоесть — он будет её расспрашивать, приставать, теребить. Будет её мучать, проникнет в её загадки, разглядит всё, а при любом препятствии будет грозить письмом. Письмо нависнет над ней как занесённый кнут, Надя не выдержит, она не самое ожесточенное сопротивление. Решительные размышления Сергея прервались шелестом, шелестело из Надиной комнаты. Ага, враг сам вынуждает. Хорошо ли это? Ответ следует искать в гуще обстоятельств. Но сначала про письмо.
Сергею дано знать компрометирующую подробность. Письмо, которым он владеет, содержит все доказательства и опасно для Нади. Она извела бы его уже в прошлом году, если бы не этот текст, она личность страшная. Письмо это доказывает и подчёркивает. Для Сергея она была угрозой уже очень давно. Даже в детстве, нависая над ней со сжатыми кулаками, он ужасно трусил. А тем более теперь, когда болезнь привела Сергея в горизонтальное положение, и наоборот, Надя угрожающе склоняется над ним. Лишь письмо спасает, только оно надёжная преграда.
Все про это письмо знали и опасались его. Говорили осторожно, старались не задеть лишнего, слова произносили аккуратно и с паузами. Но на днях это изменилось. В разговорах проступили смелость и наглость, а учтивость и аккуратность исчезли. Сергей сперва подумал что им надоело бояться, но нет, трусливая порода не идёт против страха. Видимо, нашлись новые враги. Разумеется, подлость, подкопы, пакости. Ясно, у них был секрет. Разумеется, не первый, секретов была целая сеть. Секретами они опутали его давно. Они так накопили тайны, что буквально парализовали его, он не мог сделать и шагу с уверенностью, что не привлечёт опасность своим движением. Но последняя перемена в общении показала наличие секрета какой-то иной, высшей формы. Сергей долго вычислял какое тут производится дело и с каким расчётом, и, вероятно ли, что на его жизнь, а вчера получил записку: “Не обольщайтесь. У неё есть письмо отменяющее ваше”. И вот обнажена тайная пружина этой истории. А если письмо не имеет силы, то что?
Он ринулся на шелест в соседнюю комнату, и застал там Надю. Она прятала в шкаф конверт, пропихивала его между бельём. Надёжно укрыв письмо одеялами, она прикрыла створку и подошла к окну, не замечая Сергея. Без сомнения, это то самое. Идея как изменить ситуацию яростно подпрыгнула в нём. Он тихонько прикрыл дверь и шумно открыл её, как будто только вошёл.
— Серёжа, ты чего встал? — обернулась Надя.
— Мне не лежится.
— Тебе хорошо? — она подошла.
— Отстань…
— Иди в кровать.
— Сама иди в кровать
Сергей уселся в кресло, чем, кажется, очень смутил Надю, её взгляд наполнился угрозой. У маленькой Надюши была мания сидеть с посторонними, среди них она быстро становилась главной. Ей твердили что она это зря, что она калечит психику, даже запрещали. Всё напрасно. Дальше, чем самостоятельнее она становилась, тем чаще её находили в невозможных обществах. Сергей мальчишкой пытался выяснить зародыш этой Надиной страсти и подглядел. Выяснилось, что они уважают её и готовы для неё совершать разные поступки. Необычные отношения, подумал маленький Серёжа. Он ворвался в комнату и крикнул, что всё расскажет родителям. Надя и мальчишки ничего не сказали, сестра только посмотрела на него с холодком. Этот холодок не позволил Сергею наябедничать. И сейчас она смотрела на него так же. Хочет его сбить с толку, но нет. Следовало бы ей знать его секреты. Пусть бы он в этом знании несколько проиграл, все равно, им бы куда страшнее было! Не так ли? Нет, надо выдержать. Надо, как говорится, прибить камнем воробья.
Но вот она ушла. Сергей выждал, подошёл к шкафу, вытащил конверт и быстро вернулся в кресло. Он не сомневался, что Надя постарается вернуться неожиданно, и да, только он успел принять позу, как она ворвалась обратно, растрёпанная, видимо, бежала вверх, по лестнице.
— Серёжа! Серёжа!
— Чего тебе?
— А ты ничего не скажешь?
— Ничего.
Она смотрела тем самым взглядом:
— Насчет письма, например?
— Какого такого насчет письма? Ведь я тебе не писал ничего.
— Да нет, я не про себя, — нахмурилась она, все продолжая угрожать взглядом.
— Да что с тобой? — крикнул, наконец, Сергей, почти совсем озверев, — что тебе еще?
Она подождала еще несколько секунд, все еще как бы чего-то от него
ожидая. Сергею было страшно, но трезвое мышление не оставило его. Очевидно, Надя в проигрыше — она не может подойти к шкафу для проверки письма, ведь в комнате Сергей, а он в этой ситуации шпион, а кроме того, сам письмовладелец. Ей скоро надо идти, думал Сергей, потея от ужаса.
— Ну, значит, после скажешь… — прошипела она, еще злее взглянув на него, и вышла.
Может быть, это такое воспитание. Родители не боготворили свою дочь, Сергея тоже. Они видели что с ними происходит. А происходило чрезвычайно много каких-то злых, чрезвычайно мрачных интриг, подлостей, обманов и гадостей. Ну хорошо, он вернулся в постель. Им ещё аукнется.
Да, аукнется, всё аукнется и они укусят локоть. Они будут кусать локоть, а письмо будет делать дело. Он попытался довольно улыбнуться, чтобы закрепить эту уверенность, но не смог. Получалось, что он как бы сам не верил что месть его обрадует. Ладно, произведём дело, а там и будет. Солнце, по утреннему обыкновению, послало своё тёплое пятно, оно легло на Сергея, грея и слепя. Он накрылся одеялом и уснул в этом мешающем тепле.
Его опять разбудила Надя. Она как-то смешалась с дверью в его не проснувшихся глазах и так завязла на пороге. Была шутлива. Он, продолжая приснившееся, думал что она ехала в той машине с большими руками. Кто тебя вёз, Надя? Не скажу. Кто тебя вёз? Тут рассветный луч переполз на нее, и она вся оказалась в пятне света. Чего она пришла? Что-то не то. Она продолжала стоять облитая светом, пятно ворочалось на ней, она закрыла глаза и так стояла, облокотившись на косяк. Надя, тебе нравятся мужчины с большими руками? Она вздохнула, открыла глаза, улыбнулась ему и ушла.
Всё было ясно. Она раскрылась и ушла. Да, она улыбалась уходя, но улыбалась не так как могла улыбаться уважающая женщина. Она улыбнулась как высший улыбается низшему. Это уже вон из всех ворот. Нет, ну сколько же можно пользовать его терпение? Уже скоро предел, уже надтреснут покров. На эту кнопку сильно жмут, хватит.
Он возьмёт письмо и ничего что болен. Можно же и подловить момент когда хворь спадёт. Будет момент. Письмо при нём, он доберётся. Там был низкий дом. Потом серый дом. Потом на этаж. Потом он забежал в подвернувшийся пролёт, но там были голые, тощие женщины с волосатым пахом, и все звуки были как под водой. Он решил поберечь нервы и ушёл оттуда скорее. Добрался-таки до квартиры.
— Господи, ды ты чего пришёл? Что с тобой?
— Я пришёл.
— Да ты чего? Ну пройди. Ну ложись же, чего ты противишься. Господа, Серёжа, тут полежит.
— Надя…
— Ложись! Господа, он болен и требует присмотра. Он не помешает.
— Надя…
— Серёжа, лежи.
— Ты вся в свету, пройдись дальше.
— Хорошо, Серёжа.
— Надя, кто это тебя вёз с такими большими руками?
— Тебе приснилось.
— А письмо?
— Да это же сон всё, сон.
— Я сам решу что сон, — он сделал руки двумя щитами, хлопнул об друг друга и вынул конверт.
— Письмо, — ахнула Надя и шагнула.
— Ну-ка стой! — Сергей спешно вмял письмо под подушку, — Меня, горячного и не в себе человека, вы хотели толкнуть на такое.
Присутствующие замерли. В одно мгновение Сергей стал главным, его снова боялись. Продолжайте ваши дела, презрительно пробормотал он и отвернулся к стене, стараясь угадать какой эффект произведён на людей находящихся в комнате. Но они лишь возобновили свою беседу вполголоса, и комната наполнилась безмятежным разговорным гулом, прерываемым лишь шумом табуретки, которую какой-нибудь гость, время от времени, пододвигал под собой, поправляя своё положение или желая переместиться чуть ближе к собеседнику. Притворились спокойными, ясно. Ну что ж, послушаем. Это только предисловие, подождите. Беседуйте покамест.
Беседа протекала складно, в голосах слышался интерес, однако, чаще обычного слышались мычания и бормотания, которые вставляют, чтобы подумать над словом. Сергей почувствовал обман. Это код — за каждым словом другое значение. Сергей не двигался, притворялся спящим, он напряжённо хватал каждое слово и примерял к нему свои подозрения. Всё сходилось. Новое письмо очень опасно для них. Хотя, не все слова было можно расслышать, да ещё многие заглушались звуком иногда двигающейся табуретки.
Заговорила Надя. Сергей вслушался. Надя говорила тихо, и, как назло, в этот момент несколько гостей одновременно передвинули свои табуретки, заглушив значительную часть сказанного ей. Чёртовы непоседы! Сергей напряжённо вдумался в ту речь, которую удалось понять, но и мысли его то и дело прерывались звуком движения табуреток. Вдруг паническая догадка обдала его. Да ведь они ко мне движутся! Он быстро обернулся. Так и есть! Все гости успели немного приблизиться к кровати. Ах, подлецы. Вот каков ваш вектор. Ну что, это не беда, я буду лежать к вам лицом. Он повернулся на другой бок. Терпите мой взгляд, и не смейте трогать свои табуреты. Гости переглянулись в некотором смятении, но продолжили свои обсуждения, не подозревая что Сергей угадал их шифр.
Ему всё хотелось показать свою осведомлённость. Хотелось дать знать что он не простачок какой и тоже имеет второе дно. Но оживлённая беседа находящихся в комнате совершенно не включала его. Наконец, он, выхватив секундное затишье после чьего-то
У собеседников стали пристальные взгляды и они замолчали. Сделался ком в горле. Пауза меж говорящими тянулась и через мгновение вышла бы из всех приличий, поэтому он решил осмелеть.
— Да! Да, Надя. Ты мастерица. Не всякий может так ловко скрываться с такими значительными бумагами. Это надо уметь. Это надо так соединить в себе умения. Это мастерство.
Эффект у высказанного был. Брови присутствующих поползли на лоб, а глаза расширялись.
— Я? Бумаги?
Возникла ещё пауза, да похлеще первой. Смотрящие не шевелились. Ему стало неуютно. Это предисловие, — вымолвил он и тут же осёкся. Тут она выдохнула и сказала что всё поняла, что Серёжа в горячке и у него смысловые галлюцинации. Дескать, вчера у него было то же. Рассказала как он спрашивал про большие руки. Но она не рассказала что это он мыслил из сна, а по её словам выходило так что он напрямую, в бодрости грезил. Вот уж и правда мастерица. Так найтись когда тебя прислонили в угол. Вот мастерица. Удивление в лицах пропало и оформились сочувствующие взгляды, а Настя потребовала выдать письмо, а то «плохо будет». Угрозы? Ну нет, он не даст! Он вытащил письмо и стал возиться с ним, делая вид что сейчас вскроет и прочтёт. Она испугалась ужасно.
— Остановись!
Он остановился. Он вспомнил что нашёл губную гармошку и когда дул в неё, лица прохожих синели. Собеседники пристально смотрели на него и на Надю, они узнали письмо. Он вдруг ощутил превосходство над этими дураками.
— Да ведь вы ещё совершенно ребята.
— Знаешь что, ты забываешься, — она бледнела, — не смотря на твою болезнь…
— Вы просто ребята! Да-да, просто ребята. Да ещё и беглые. Ещё и
Многие заметно оскорбились, а Надя шагнула к нему и морщила руками подол. Он глядел на нее с изумлением и отвращением.
— Да! Ребята, — нажимал он всё больше, — ребятки. Ребятишки.
Присутствующие переглядывались и тут один как бы поправляясь, двинул свою табуретку в направлении кровати. Другой тоже кашлянул и пододвинулся к Сергею сантиметров на десять. Наконец, господин рядом с Надей совершенно открыто двинул свою табуретку к нему сразу сантиметров на двадцать. За ним другой. Многие без стеснения пододвинули свои табуретки. Неужели? Решатся прибить? Да нет, не эти же сопли будут лишать его жизни. Он, не спеша, но и не мешкая, встал на подоконник и сунул руку с письмом в форточку.
— Вот что. Я вижу намерения ваши враждебны и вы не склоняетесь их сдерживать. Так вот, письмо я пущу. И подберёт его случайный человек. Так и ваша и моя доля становятся произвольными. Вы, я вижу, остановили свои табуреты. Не надо, не надо. Продолжайте движение. Письмо я всё равно пущу. А пока вы двигаетесь, я вам скажу.
Они понемногу возобновили передвижение на табуретках. А Сергей рассчитывал что не решатся. Ну пусть, всё равно всё пропало.
— Так вот. Со вчерашней поры, когда я обеспечил себя этим письмом, которое открывает столько гнусности, я имею твёрдое намерение.
Гости сомкнулись плотнее и сидели уже в двух шагах от подоконника.
— И вот, значит, я здесь, а письмо на улице. Я пока его держу, но, вижу, вы, господа, не намерены остановиться.
Гости загромоздили кровать и подоконник. Сергей заприметил господина разгуливающего прямо под окном. Ему кину. Выглядит прилично.
— Так вот. Господа… Господа!
Двое схватили его за ноги.
— Ага! — вскричал Сергей упрямо и с злорадством, — теперь все по-новому!
Он швырнул письмо в форточку и, вцепившись в раму, заорал; “Господин! Господин! Возьмите немедленно письмо! Несите его подальше, в полицию. Вам всё равно, а я в беде. Под меня копают! Если вы честный человек, помогите”.
Прохожий немедленно подбежал к упавшему конверту, схватил его своими большими руками, поднял лицо к окну и прокричал: “Господа, всё в порядке! Письмо у меня”.
У Сергея потемнело в глазах и мыслях.
