Саспенс — тревога, совпадающая с ощущением, что в окружающем пространстве «что-то не в порядке», игра — обособленная часть реальности, которая «не в порядке» и управляется специфическими законами «правилами игры». Игра всегда, будь она развлечением, тренировкой или ритуалом становится жутким, если неизвестны правила, по которым она ведется. Неизвестное правило становится черной дырой, нарушающей символический обмен — его невозможно игнорировать, но неясно как им пользоваться.

Целью игры является достижение определенного результата, принципиально возможного только в её реальности — сыграть на скрипке мелодию возможно, только, начав играть на скрипке. Процесс можно сделать более увлекательным, введя неконтролируемый игроком напрямую элемент — противника. Закидывать мяч в корзину намного увлекательнее, если тебе мешают это делать, при условии, конечно, что в конце концов всё получится. Девиз «Главное не победа, а участие» отражает положение дел издевательски-извращенно — на самом деле победа это неотъемлемая часть участия. Удовольствие становится ценнее, если момент разрядки оттягивается, но только при условии, что она в конце концов наступает.

Тем не менее поражение приносит опыт, позволяющий рассчитывать на успех в будущем, но бесполезный, если не были известны правила игры, которые в свою очередь обуславливают и условия победы. Шахматными фигурами можно играть, кроме традиционных партий в шашки или «чапаева», сориентироваться в которых можно даже не будучи готовым, но можно и в поддавки, о чем, не будучи осведомленным заранее, есть большая вероятность узнать только после подведения результатов.

Именно эту ситуацию ярко эксплуатировали в «Восставшем из ада», в котором обладатель шкатулки Лемаршана стремился обрести вечное блаженство, но в итоге из реальности, откуда посредством игрового ритуала блаженство должно было быть извлечено на реальность игрока оно проецируется специфическим образом (можно оценить насколько по-разному передаёт содержание оригинальное название «Hellraiser» — «Тот, кто устраивает ад», сравнительно с традиционной локализацией «Восставший из ада». В первом случае акцент на том, какой же всё-таки ад — бытие Другого, а соперник в игре, правила которой неизвестны — идеальная модель Другого, во втором, хотя и явно неосознанно, более оптимистично на том, что из этого есть выход). Сюжет сам по себе не новый, без которого не обходится ни одна сказка о джиннах и незнакомцах, просящих в награду нечто неопределенное, но высвечивающий подобное коварство в качестве элемента игры.

В «The Midnight Game» внимание концентрируется не на самом процессе, а на «согласии вступить в игру», как акте, привносящем в реальность совершающих его дополнительное измерение, оказывающееся непостижимым. Фабульное развлечение героев представляющее собой нечто среднее между спиритическим сеансом и соревнованием в ловкости — в полночь нужно зажечь свечи и не дать до 3.33 утра духу погасить ни одну из них дольше, чем на десять секунд — завершается как будто бы победой. После означенного времени все живы, но события утра, показывают что игра не закончена и, несмотря на то, что весь предусмотренный арсенал средств против призванного духа исчерпан — никакого заметного действия он не произвел. Не срабатывают даже «универсальные» способы исправить ситуацию — сбежать, повторить всё «еще раз, но правильно» или умереть, оказывается, что, не зная правил, по своему желанию может быть проблематично даже проиграть. Финал оказывается закономерным, от тех, кто ввязывается в игры вслепую их исход редко зависит.