Это русскоязычная версия статьи, которую я написал для левого немецкого издания analyse & kritik. Текст на немецком можно прочесть здесь.

Насилие и мозаика

Пожалуй, широкой публичной дискуссии о (де)колонизациии в России никогда не было. Множество людей, проживающих в РФ, либо вовсе не задаются вопросом о том, как столь гигантская территория с большим количеством различных народов и этнических групп оказалась в пределах одного государства, либо считают, что это был некий естественный процесс, не сопоставимый с тем, как европейские империи колонизировали Африку, Азию или Америку. Владимир Путин, обладающий весьма эксцентричным взглядом на историю, с первых лет своего правления опасался и избегал этой темы, а после того, как начал полномасштабную войну в Украине, вдруг сам прибегнул к этому дискурсу. Как замечает политический философ Илья Будрайтскис, в извращенной логике Кремля Россия сейчас деколонизируется от коллективного Запада и выступает в качестве борца с неоколониализмом, называя, например, Африку “близким по духу континентом” и посылая туда военных наемников. Сколько бы абсурдной не выглядела теория деколонизации по-путински, она, тем не менее, находит своих апологетов — как внутри России, где каток пропаганды раздавил образование, свободные медиа и общественные дискуссии, так и в странах глобального юга, остающихся в зависимости от бывших метрополий. 

Акутальность дискуссии

Можно понять скепсис тех, кто считает разговоры о деколонизации России преждевременными — чтобы легально обсуждать эту тему в масштабах страны, нужно дождаться смерти режима. Но я думаю, что именно сегодня необходимо разрабатывать столь сложный и для многих болезненный дискурс. В нашем мире технологии облегчают доступ к публичной информации, а значит к обсуждению этого вопроса, пусть и в частном порядке, могут присоединиться люди, проживающие в РФ. Можно представить себе, какое недоумение вызывают у калмыков, якутов или бурятов заявления Кремля о необходимости умирать за русский мир. Если они увидят, что ведется серьезная дискуссия о тотальном переустройстве государства, в котором мнения угнетенных народов играют одну из ключевых ролей, то это может стать для них хоть какой-то надеждой на будущее.         

В публичном поле российские деколониальные инициативы существуют, в основном, в эмигрантской среде, где на эту тему можно высказываться свободно. Независимое исследовательское издание “Beda Media” изучает происхождение российского имперского проекта и стратегии сопротивления, много внимания этому предмету уделяют левое медиа DOXA и платформа Syg.ma. Работают правозащитные группы, например, фонд “Свободная Бурятия”, есть интересные проекты в культурной сфере: деколониальные выставки арт-коллектива de_colonialanguage, мультилингвальные тексты татарской писательницы Динары Расулевой. Но их видимость в оппозиционном информационном поле незначительна. 

При этом тема деколонизации актуальна и в контексте войны в Украине, и в отношении постсоветских стран, куда многие россияне, придерживающиеся антивоенных взглядов, переехали (Армения, Грузия, Казахстан итд). Например, невероятно сложная политическая ситуация на Южном Кавказе вызвана, во многом, действиями Кремля, считающего этот регион чем-то вроде утерянной колонии. Подлинная деколонизация России должна включать себя не только народы и этносы, проживающие в РФ, но и взаимоотношения со странами, которые либо находятся под непосредственной оккупацией (Украина, Грузия, Молдова) Кремля, либо вынуждены считаться с подобной угрозой (Армения, Узбекистан итд).  

Часть глобального дискурса

Российская империя стала возможной лишь потому, что на протяжении длительного времени завоевывала, подчиняла и эксплуатировала соседние территории и этносы. Не было никакого “естественного” процесса присоединения чужих земель и народов — метрополия колонизировала Сибирь, среднюю Азию, Кавказ. Этот длительный и зачастую кровавый процесс подробно описан культурологом Александром Эткиндом в книге “Внутренняя колонизация”, а знаменитый историк Василий Ключевский еще в начале XX века писал, что «История Россия есть история страны, которая колонизуется». Советский Союз, обещавший в начале своего существования права и свободы угнетенным этносам и возвестивший международную солидарность, довольно быстро стал тоталитарным государством, в котором лозунги о дружбе народов являлись ничего незначащей вывеской. Так, например, уже в 1927 году татарский язык насильно лишился арабской письменности — его сначала обратили в латиницу, а в 1939-м в кириллицу. Постсоветская Россия унаследовала жестокие колониальные традиции — в ельцинское время она развязала войну в Чечне, отреагировав таким образом на желание региона отделиться, а путинский режим не только подавил любые претензии регионов на самостоятельность, но и оккупировал территории Грузии и Украины. 

Международная левая сцена подробно описывает колониальные и деколониальные процессы в Африке или Палестине, но Россия зачастую выключена из этого дискурса. Да, российским царям не приходилось переплывать моря и океаны, чтобы завоевывать новые территории (за исключением Аляски), но и Британская империя этого не делала, подчиняя Шотландию и Уэльс. Если вы избили и обокрали прохожего, сделав из него своего должника, то совершенно неважно — переходили вы перед этим улицу или нет. Досоветская империя в этом смысле ничем не отличалась от Германской или Португальской. Деколонизация России является частью мирового постколониального дискурса, она включает в себя не только депутинизацию (это минимум, который предстоит сделать), но децентрализацию и деимпериализацию на тех же основаниях, на которых происходил демонтаж европейских империй.  

Безусловно, одними из ключевых акторов деколонизации России должны стать угнетенные народы. Сценарий, при котором на время отрезвевшая метрополия слегка отвинчивает гайки и делится полномочиями, является тупиковым. Мнения регионов о том, как они видят свою дальнейшую судьбу, должны войти в основу деколониального проекта. Но и перед людьми, идентифицирующими себя как русские, стоит огромный пласт работы. Один из самых известных лозунгов, сопровождающих левую сцену, звучит так “Decolonize yourself”. Он кажется простым, но его практическое применение дается человечеству с трудом. Мы видим, как многие белые западные люди не спешат расставаться ни с повышенным чувством собственного достоинства (эвфемизм расизма), ни со сложившимся в мире экономическим и политическим статус кво (бедный глобальный юг и богатый север). Но если на Западе движение в сторону деколонизации происходит, то русские люди находятся в самом начале этого процесса. Нам предстоит освободиться от многих навязчивых нарративов, разработанных российским государством, принимавшем самые разные обличия. Предстоит деколонизировать себя. 

Вообразить деколонизацию  

Один из самых острых вопросов несложно предугадать: как должна произойти деколонизация России? Что, собственно, должно получиться в итоге? Думаю, что ни у кого, кто честно задумывается об этом, ответа нет. Этой идее только предстоит вызреть в результате множества встреч, дискуссий и практик. С одной стороны, деколонизация России может опираться на разработанный мировой деколониальный дискурс, но, с другой, необходимо учитывать негативный опыт постколониальной действительности. Этнический национализм, часто сопровождающий национально-освободительные движения, и неоколониальная политика, осуществляемая бывшими империями, приводят к военным конфликтам за суверенные границы и появлению государств, лишь де юре являющихся независимыми. Кажется, что выскочить из этой ловушки можно только, если задуматься о совершенно иных возможностях совместного сосуществования. 

Возможно, саму идею российской государственности стоит подставить под серьезное сомнение. Россия менялась географически и идеологически, но в любых своих воплощениях отчаянно русифицировала, унифицировала и обворовывала все, до чего могла дотянуться. На месте РФ может появиться конфедерация или любой другой союз, где люди объединяются, например, по принципам региональности. Профессорка постколониального феминизма Университета Линчепинга (Швеция) Мадина Тлостанова считает, что “у российского государства нет созидательной идеи будущего, нет клея, который связывал бы население огромной территории”. Столь выдающаяся мозаика культур, языков и традиций не укладывается в единый нарратив, она требует экспериментов, свободы взаимодействия, тысяч соглашений, а не единой конституции, насильно организующей все это многообразие.   

В момент повсеместного правого поворота, когда финансовые и политические элиты всерьез обсуждают безумные антиутопии в виде частных городов и государств-крепостей, нам стоит задуматься не только о том, что мы можем предложить в ответ, но и о том, что вообще мы понимаем под демократией. В каком мире мы хотим жить? Насколько соответствует конструкция в виде национального государства таким левым идеям, как мир без границ, международная солидарность, мультикультурность итд. Возможно, именно на месте российского государства, достигшего при Путине своего морального и экзистенциального дна, возникнет совершенно новая модель социального устройства, грандиозный эксперимент по пересмотру общепринятых и плохо работающих политических форм.