1. Мысль инклюзивная

В сложившейся ситуации тоталитарного разговора всех со всеми каждый свежий проект будет со стопроцентной вероятностью реконструирован в комментарий, рецензию, пояснение, дополнение и другой вид несамостоятельного творчества (данный текст не является исключением). То же можно сказать и о протестных шагах: критический перформанс поразительно успешно интегрируется в метакоммуникацию и по пути растрачивает взрывной потенциал, потому что сам факт возможности интеграции свидетельствует о неполноценности интегрируемого по отношению к корпоративному большему, которое, как испанский колонизатор, перфорирует необузданные дикарские просторы католическими крестами, заражая слиток контркультуры ржавчиной доминирующей парадигмы. Философ описывает уже не свой опыт познания — им движет желание создать релевантный отзыв на опыт Иного или даже отзыв на отзыв об отзыве.

На лицо инвалидизация мыслительного процесса. Философия, к ее сожалению, становится тем местом, куда учитель вкатывает ученика на кресле-коляске под бурные овации недоумевающего консилиума разномастных нео-.

2. Занавешенный разум

Если ставить перед философией задачу разобраться в том, о чем затруднено достоверное освидетельствование, то совершенно не понятно, как ей должна помочь трансплантация органов из старого тела. Формула традиционализма полезна в историческом учении и эмпирической практике, так как содействует экономии времени и катализирует переход от частных наблюдений к общим выводам, уплотняет гипотетический ряд и замыкает цепи системы. Менее прикладной познавательной матрице увлечение традицией чревато тем, чем биологическому организму чревато низкое генетическое разнообразие. В свет выходят концепции с серьезными патологиями развития, исполненные перифразов и цитат, похожие больше на обзор рынка литературы или читательские списки. Авторы спрашивают только о том, что навеяно вопросами коллег по цеху.

Иногда эта приобщенность мысли к дискурсу коллектива легитимна и закономерна. Титаны, вроде Франкфуртской школы, в силу своего великанства и статуса, естественно, не могут отказаться от опорной трости, которую им подает преемственность, ведь из функции школ с очевидностью ясна их наследовательная подоплека, но с другой стороны, не поддается объяснению, почему такие школы претендуют на расположение Софии. Марксизм без препятствий может быть отнесен к экономической науке, равно как и либерализм; психоанализ спокойно уживается в семье психологических гипотез; феноменология и герменевтика жмут руку лингвистике; структурализм и постструктурализм закрепляются за антропологией и т.п.

Как мы видим, философия, рассчитанная на многие поколения подражателей и продолжателей, перестает быть философией и становится наукой / квазинаукой / онтокорреспонденцией, стоит ей вдобавок начать апеллировать к статистике, эксперименту и моделированию. Но если она заинтересована в сохранении эксклюзивного положения и выживании в междисциплинарном мире, то нараспашку раскрытые двери, пропускающие сегодня так много необязательных гостей, должны будут захлопнуться. Философу придется перестать читать философию и начать всерьез заниматься ей так, как занимались древние — с нуля. Разум заслонит пелена и опустится матовый занавес.

3. Манифест постпубертатной философии

С моей точки зрения, академизм, при всех его достоинствах, вдвое снижает роль фактора интуиции и мешает производящей непоследовательности. От других рационалистических дисциплин философию отличает монополия на авантюризм и толерантность к экстраординарному, нейтрализованная здравым смыслом. Именно этому оппонирует академия, но обособиться от академии навсегда нельзя, поскольку разрыв с учебниками и словарями ведет к циклическому переизобретению терминов. Поэтому я не пропагандирую хикикомори и призываю относиться с осторожностью к отшельническому образу существования. Тем не менее, в рамках поисков нового пути я сформулировал короткую программу «упражнений», ориентация на которую в теории должна помочь истосковавшимся по революциям мыслителям нащупать нерв неиспытанного нарратива. Программа получила название постпубертатной философии.

Постпубертатная философия не является философией незрелости и незрелой философией, — это философия, похожая на постпубертат (юность). Юность нам интересна по многим причинам. Ее опережает детство — период, когда ничего не знающий человек внимает богам-родителям и почти не рискует вступать в прения с ними, постоянно оттачивая навыки фехтования языком и искусство продуманного обмана. Ей предшествует, собственно, пубертат — пора интеллектуальной закалки и окаменения интересов. А сама юность в норме характеризуется политическим отрезвлением и относительной сформированностью. Если человек смог дозреть до юности, то он умеет и любит думать, следовательно он философ.

Юноша прошел школу (философии), чему-то научился, но не успел закончить университет практических дисциплин, поэтому, по сравнению с взрослым, не погряз в ручной работе и бюрократии. Он взволнован теоретическим аспектом, он свободно ткет материю в своем воображении. Он — философ-генератор, и его modus operandi складывается из трех условных пунктов:

а. Оптическая актуальность. Юноша сконцентрирован вокруг решения неотложных проблем, какими бы глобальными они ни представлялись, и мало заинтересован в том, насколько предлагаемые им решения соответствуют внешнему спросу. Он не думает о бессубъектности и постчеловечности, пока самостоятельно не познакомится с объектом. В ином случае эта тематика минует сферу его интересов и будет маркирована как мнимо важная.

б. Стандарт озарений. Юная философская мысль движется выпадами и рывками, сочленяется из мелких спонтанных «озарений». Занятая синтезом сложноподчиненных абстракций, она радикально отличается от рефлекторно-ностальгической мысли бытовой. Всякое озарение совпадает с ощущением загоревшейся лампочки, искренней аффектацией «эврики».

в. Лапидарность. Приходящие вместе с озарением знания обязаны иметь вид, пригодный для краткого, афористического изложения на бумаге, размером со средний абзац «Монадологии». Попытка сиюминутно распространить их трансформирует постпубертатную философию во взрослую, а это то, что мы хотим, по крайней мере, ненадолго отложить.

***

Остается добавить, что я не беру на себя ответственность разрисовывать очередной апокалипсис и констатировать тупик. Свою роль я ограничиваю маленьким рассказом о кажущемся подтормаживаниии философии и незатейливом способе стимулировать продуктивность.