Уже семь лет подряд Воронеж на двенадцать июньских дней становится культурным центром России. Сюда стекаются театры первой величины и прославленные танцевальные труппы, здесь открываются актуальные выставки и обширные книжные ярмарки. В этом году Платоновский фестиваль искусств объединил не только литературу, музыку, живопись, танец и театр, но и культуры 17 стран с 4 континентов. Театр занимает центральное место на фестивале, а его программа делится на три категории: основную («классические спектакли» признанных мэтров режиссуры и хореографии), платоновскую (спектакли, созданные на основе произведений Андрея Платонова) и актуального искусства (новые тенденции и открытия современного театра).

Главным событием программы актуального искусства, да и всего фестиваля, стал приезд венгерского театра «Протон» со спектаклем Корнеля Мундруцо «Имитация жизни». Мундруцо прославился в мире как режиссер гиперреалистического театра, но в его работах крайняя натуралистичность сталкивается с метафорической поэзией, создавая тем самым новую пограничную реальность. Корнель Мундруцо пришел в театр из кино, поэтому он щедро обогащает свои постановки киноприемами, непоследовательно монтируя эпизоды и используя крупные планы. Его постановки всегда вызывают дискуссии и споры, как, например, спектакль «Бесчестье» по одноименному роману нобелевского лауреата Джона Кутзее, где главной темой выступает жестокость. Натуралистичные сцены насилия и убийства вызывали шок и физическую боль у зрителя. Но его спектакли — это не жестокость ради жестокости. В своих работах Мундруцо рефлексирует на тему природы человека, и, следуя за театром Бертольта Брехта, провоцирует зрителя задуматься о собственной жизни.

«Имитация жизни» начинается с видеопроекции интервью главной героини — пожилой цыганки Лёринк Русо (Лили Монори), которую пытаются лишить квартиры за долги. Диалог с невидимым зрителю агентом недвижимости переходит в монолог-исповедь о тяжелой жизни иммигрантов, ищущих счастья и успокоения на чужой земле. Цыганка рассказывает то, о чем не принято говорить вслух — об унижении, которое она пережила и продолжает испытывать из–за происхождения, о случайной гибели мужа и предательстве сына, который, отказавшись от своей идентичности, сбежал из дома. Проблема иммигрантов — проблема давно острая для европейских стран. Власть предержащие, играя в демократию и толерантность, зовут обездоленных под свое крыло, но одновременно с этим и не ждут никого в распростёртыми объятиями. Аборигены в страхе за налаженный комфорт и уют протестуют, устраивают публичные поругания и не скупятся на оскорбления в стороны беженцев.

От тяжелых воспоминаний Лёринк становится плохо, она тяжело наклоняется и выпадает из кадра, и в то же мгновение поднимается экран. За ним оказывается квадратный проем, в котором, как в окно квартиры, можно увидеть задыхающуюся от приступа тошноты цыганку, камеру, снимающую ее все это время, и агента недвижимости (Роланд Раба). Агент пытается вызвать скорую помощь, что ни к чему не приводит. По ту сторону телефона женский голос прямо и сдержанно говорит, что если бы врачи в первую очередь ездили к цыганам, все венгры давно вымерли. В это время Лёринк продолжает мучиться от тошноты, что Мундруцо не постеснялся показать гипертрофировано натуралистично. Режиссер не щадит своих зрителей. То, что естественно в жизни, для него естественно и на сцене. Некоторые слабонервные натуры, ожидающие интертеймента, покидают зал. Терпеливых же во второй половине спектакля ждет поощрение от режиссера Мунруцо и его соавтора — сценографа Мартона Ага.

Использование бытовых подробностей — излюбленный сценографический прием Мундруцо. Квартира Лёринк обжитая и наполненная множеством предметов. Здесь нет условностей, здесь все как в жизни. В квартире есть и запыленные книжные полки, и множество настоящей, а не декоративной бытовой техники, и старый обветшалый диван, и какой-то чужеродный этому всему живописный портрет ребенка на стене. Но это не изображение сына Сильвестра (Жожбор Йегер, который появится перед зрителями позже). В интервью она уже рассказала агенту историю о том, как однажды Сильвестр принес и повесил в доме портрет светловолосого ребенка, утверждая тем самым культ белого человека. Культ, давно выдуманный европейцами для европейцев, но активно навязываемый всему миру. Превосходство, провозглашенное ими самими без права на апелляцию. Молодой человек оказывается намного слабее своей матери и не выдерживает издевательств и притеснений, которым подвергался с детства. Став уже взрослым юношей он выкрашивает волосы в белый цвет и создает миф о самом себе как о коренном венгерце. Он презирает свое происхождение, родителей и не получив от них понимания сбегает из дома.

Воспоминания о поисках сына всплывают в сознании Лёринк. Ирреальность встраивается в гиперреалистический текст постановки с помощью проецируемого видео на распыляемую воду — классический символ течения времени. Размытое, будто тоже водой, видео дублируется на двух боковых экранах то синхронно, то поочередно. Воспоминание никогда не бывает точно, его образы ускользают, обрываются, возникают снова, оно непоследовательно и неуловимо. Лёринк находит сына в отеле с другой женщиной, которой он представляет мать новой уборщицей. Самое жестокое из унижений, то, что ей невозможно пережить. Перед ней захлопывается дверь, и воспоминание исчезает.

Со сцены исчезает и сама Лёринк, а ее дом начинает процесс саморазрушения. Коробка, в которой находится ее квартира, начинает проделывать долгий путь в 360 градусов под тяжелую поступь эмбиент-музыки. Дом из места действия превращается в поэтическую метафору. Мир цыганки опрокидывается, рушится и больше никогда не сможет восстановиться. Когда траурная процессия завершена и круг замкнулся, нажитое годами имущество перевернуто и мертво свалено в углу комнаты. Контраст между былой живой наполненностью и оставшейся пустотой становится ощутим зрителями физически. Это метафора не только опустошенного материнского сердца, но и души Сильвестра, отторгающего свою идентичность. В стремлении к свободе молодой цыганский парень становится рабом навязанного обществом страха и чувства стыда за свое происхождение. Будучи гражданином страны, у него мало шансов на успешное будущее из–за предрассудков, укоренившихся в сознании потомственных венгров. Пытаясь избавиться от внешних признаков цыгана, он не приобретает себя нового, но навсегда теряет связь со своим прошлым, тем, что является фундаментом для любого человека — дома и семьи. Когда к концу спектакля он решится вернуться в дом, то найдет там незнакомую семью и известие о смерти матери. Спектакль заканчивается текстом — реальной историей, освещенной СМИ и вдохновившей Корнеля Мундруцо на эту постановку. Драка, произошедшая в Будапеште, в которой пострадал цыганский парень, вызвала резонанс среди отстаивающих права национальных меньшинств в Венгрии. Но виновником оказался такой же цыган, поначалу отрицавший свою национальность.

Корнель Мундруцо выявляет в своих театральных работах болевые точки современного общества: жестокость, ненависть, отсутствие желания и воли принять себя и других. Используя сложные визуальные эффекты, режиссер не стремится показать волшебный фонарь с диковинными фокусами. Пренебрегая расхожим мнением о том, что нельзя демонстрировать на сцене то, что является привычным в жизни, Мундруцо стремится отрезвить публику и заставить задуматься о происходящем вокруг. «Имитация жизни» — это не трагедия отдельно взятой цыганской семьи, а многих людей, вынужденных жить на чужой земле и навсегда остаться чужаками. Но, делая лейтмотивом спектакля песню «Felling good» в исполнении Нины Симоне, кажется, что сам режиссер верит в новую жизнь, новый день и новый свет.