молчание — это дисциплина преподаваемая мне с детства. я понимаю тех, кто молчит из страха, потому что мне знакомы его причины; я учился молчать наблюдая за тем что бывает когда ты странн: ая | не от мира сего | ебанут: ая | друг: ая |  когда ты ненормальн: ая | когда ты квир

по-настоящему я не знаю, что такое безопасность или только начинаю узнавать теперь; я умею быть невидим: ой в целях самосохранения; быть незаметн: ой, не говорить пока не спросят.

писать — это мой способ вернуть себе голос

это мой акт сопротивления дисциплине молчания

мне причиняет боль, что самые интересные, самые сложные и живые люди — те, чья идентичность отличается от нормы, люди, которые меня восхищают, в которых я влюблён — чаще всего остаются в тени, их тела не защищены, их голоса не услышаны; им приходится выбирать: 

безопасность или видимость,

но безопасности нет в молчании, нет в публичном высказывании — её нет ни в том ни в другом;

безопасность — это иллюзия и мечта;

мой выбор писать — это пожелание видимости меньшинству не укладывающемуся в нормы; пожелание видимости самому себе;

сегодня у меня есть привилегия говорить про квирность без ежедневного страха за свою жизнь; есть привилегия отказаться от молчания или отказаться говорить только то, что не задевает чувства имеющих власть;

сегодня я отказываюсь быть вежливым телом потому что риски для моего тела сокращены;

я заплатил: а за это такой возможностью жить и работать в городе, в который я истерически любил петербурге; я человек без дома; у меня нет возможности вернуться домой без страха за свое тело; сегодня у меня нет привилегии жить и работать у себя дома, 

с ноября 2024 года я подробно описываю все этапы нашего с сыном переезда в германию по гуманитарной визе в своем открытом дневнике: дневник мигрант: ки (ранее дневник секс-работницы, фрагменты которого я ранее публиковал здесь)

я и мой сын переезжали без сбережений, после двух тяжелых лет жизни в тбилиси, где нескольких моих работ с трудом хватало на аренду + приходилось подрабатывать в школьной продленке, чтобы мой ребенок мог посещать эту самую школу (вместе со мной — на уроки мне не хватало денег).

за два года в грузии я успел узнать комьюнити российских активисто: к с самой худшей стороны — сесть с ними в тюрьму в россии было бы так же страшно, как с кем угодно, кто никогда не слышал слова “акция”, “волонтёр” и не собирал донаты в помощь украине;

попасть в абъюзивные отношения с родителем номер два с и выйти из них через отделение полиции -> кризисный центр для пострадавших от домашнего насилия;

а также выйти из худших романтических отношений с небинарными квир-рэп артистами, в которых у меня началось соматоформное расстойство,

я потерял 11 кг, подсел на антидепрессанты, нормотимики, нейролептики, потерял координацию и остался на полгода без документов и счёта в другой стране с ребёнком;

естественно — без алиментов и поддержки со стороны людей, которые называли себя моей квир-семьёй.

бывшие отец ребенка и нонбайнори бывшие закрепили свои отношения взаимопомощи еблей друг с другом и новыми этичными партнерками + заебашали публичные посты с критикой моего материнства и обвинениями в наглой лжи, собрав немало лайков поддержки анархо-феменисток в тбилиси;

моя последняя иллюзия о российском феминизме трагически погибла, столкнувшись с реальностью, в которой красивые свободные женщины очень хотят высокой оценки своего поведения от художников-профеминистов; я всё ещё испытываю боль, тошноту, вспоминая, как много времени я провёл, искренне прислушиваясь к их мнению.

I buried my queer identity indefinitely, waiting for the moment I could afford the privilege of being myself again; тогда мне казалось, что этот момент больше никогда не наступит, но я продолжал писать в любом своём состоянии —

и это давало мне возможность оставаться собой хотя бы на уровне букв.

я писал в транспорте, временном жилье, на вписках и в полицейской машине, которая увозила нас из тбилиси.

чтобы обеспечить себя и ребёнка без документов, школы, алиментов, я почти полгода работал вебкам-моделью, отдавая часть заработка бебиситтер: кам, чтобы оплатить часы своего отсутствия.

большую часть времени работал в комнате в квартире знакомых

работа вебкам-моделью окончательно укрепила моё отвращение к мужчинам — и это лучшее, что я мог забрать с собой.

но и там мне приходилось хоронить свою квир-идентичность, потому как слишком феминного меня было проще продать как женщину;

чтобы оставить ниточку связи с собой и своим будущим я взял себе никнейм future boy, чтобы однажды в будущем (сегодня) поздравить себя с тем, что я не сдался; and I didn’t;

пока анонимы находили и сливали мои стримы в пустые телеграм каналы стараясь прератить мое тело в оружие против меня самого —оружие шантажа; старались исказать его добавляя скорости видео, накладывая на музыку которую считали смешной, увеличивали скриншоты моего лица, чтобы на максимальном контрасте проявить каждый мой прыщь и морщиину,

— в перерывах я осваивал новую профессию режиссер: ки монтажа, после чего успел несколько месяцев проработать на продакшене монтируя рилсы и шортсы для ютуб каналов,

а так же смонтировал свой первый самостоятельный проект "комната для взрослых", который к этому дню мне удалось дважды показать на фествале "хрупкий" в россии

— видео-интерью с отцом моего ребенка (в котором я убедид их поучавствовать под запись) и мой дневник секс-работницы стали частью перформанса о гендерном неравенстве в квир-отношениях и домашнем насилии, который я курировал удаленно; о последнем показе можно прочтать здесь

мы переехали в германию в ноябре 2024 года; сначала в лагерь, потом в город по распределению ульм где мы все еще живем в небольшом семейном общежитии для мигранто: к, где я учу два языка и собираю свое досье на переезд в город, в котором мы хотим жить — Берлин;

за те полгода что мы здесь мне удалось получить первые документы (регистрацию, страховку, резиденство) найти вируальный клас немецкого в соседнем городе и начать учиться; прикрепиться к джобцентру, оформить детское пособие и аванс на алименты (так бывает в германии если отец отказывается от содержания ребенка по любым причинам),

и наконец — оформить самозанятость.

этот статус сократил мне пособие имприсыоил налоговый номер — теперь я учусь считать налоги и подавать декларации самостоятельно, это — большой плюс. я очень хочу жить как человек, действия и передвижения которого не контролирует джобцентр.

быть на социале — это не только помощь, но и испытание.

мои тексты всегда можно читать бесплатно

я не могу и не хочу молчать, и я не хочу забыть чего стоила мне возможность говорить не имея для этого безопасного пространства и окружения;

я — квир

я — родитель-одиночка.

я понимаю, что мои тексты, возможно, никогда не будут опубликованы.

я — нейроотличный.

мне сложно адаптироваться к дружбе с правильными людьми, которым нужно продавать себя каждый день, чтобы получить свой шанс на карьеру в россии; карьеру в российской тюрьме; карьеру которая не обеспечит мне безопасность нигде; продавать себя тусовке российских активисто: к с привилегиями так же мерзко, как мемберам с вебки — меня не привлекает не то ни это

сегодня я — самозанят: ая писательница — за этот статус я однажды заплатил скриншотами с вебки, а теперь заплачу налоги, как человек у которого есть свои права, кроме своей ответственности

также я пишу книгу про квир-семьи, работу над которой я посвящаю всем сингл-мамам — таким же selfish-блядям и лентяйкам, как я — эта книга про огромную привилегию рожать в россии, чтобы остаться без алиментов; она никогда не будет издана у себя дома 

вы всегда можете читать мои тексты бесплатно,

я открыл patreon, чтобы выиграть время на эту книгу — чтобы выиграть время писать; поддержите меня, если желаете мне продолжать писать без самоцензуры и быть в безопасности;

там я предлагаю возможность

// читать дневник до дропа в закнытом тг-канале

// собираться на общие встречи формат которых мы определяем сами: корайтинги, ридинги, обмен мнениями и т. д.

// подробнее на моей странице

я буду очень благодарен, если вы расскажете обо мне; я с каждой подпиской я увеличиваю свое рабочее время, чтобы писать.