I. НОСКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ

«Сомнительная метафора “Носки цивилизации” была одной из немногих метафор, им доступных. Так они называли себя», — сказала я из 2020 года от Рождества Христова. В комнате, где я сидела, были вертикальные стены, а угол между ними составлял 90˚, что немало бы удивило Настю, Лили и Джоан — трёх подружек. Удивило бы их и тканое покрывало на моей кровати — Настя как раз пыталась изобрести ткачество, и была невероятно поглощена этим занятием. Если жизнь когда-то была только огромным теплом, сколько силы, сосредоточения, времени, тишины, смелости потребовалось, чтобы тепло стало светом? Настя пыталась переплести какие-то жгутики.

Весёлая лохматая грязь под ногами, 300 слов в употреблении, дома — то ли гнёзда, то ли пеналы на краю пропасти. Деревья здесь не росли — для этого ещё не было возможности. Лили без выборов была выбрана той, кто распределяет провизию — просто исходя из чувства.

Джоан добывала всё необходимое.

Под-над. Под-над. Под-над. Настя переплела жгутики.

II. ПЛОСКАЯ ЗЕМЛЯ

Если во сне мне являлись три весёлые девицы, заново отстраивающие мир, им снилась я, и я жила в мире уже отстроенном.

В сети ходили шутки про «Общество плоской земли» — эти люди, наплевав на здравый смысл, утверждали, что Земля является плоским диском. Невежды! Я использую их утверждение как метафору и скажу, что мир не был создан плоским — но плоским стал. Миллионы людей на нашей планете употребляли наркотические вещества, чтобы увидеть что-то кроме реальности — реальности, сдувшейся до своей физической оболочки. Они хотели увидеть хотя бы отблеск, какой-то зазор.

Настя, Лили и Джоан жили на земле, на которой не было архитектуры. Земля превратилась в лёгкую серую крошку, но встречались огромные пространства, покрытые красно-оранжевым полотном, останавливающим рост растений. Красно-оранжевый пробрался и в небо, но сиял не над горизонтом — это мы с вами могли бы пережить, мы, наблюдавшие закаты над морем — а лежал, как тарелка, на самом верху.

Постапокалипсис изображён мной не потому, что он любопытен, и писатели, режиссёры, художники много фантазируют о его обстоятельствах и деталях. Я с вопросом смотрю в лица Насти, Лили и Джоан.

Лицо Насти смотрит и понимает.

Лицо Лили смотрит и идёт за малейшим твоим душевным движением.

Лицо Джоан смотрит на тебя с энтузиазмом.

III. ОТБЛЕСК

«Разве у нас есть доступ к духовному миру?» — спросила я.

Мы сделали остановку в весеннем лесу, и я прилегла на поваленное дерево. Странно было видеть лес, почти лишённый вертикалей стволов — здесь как будто прошёл ураган. Корни упавших деревьев вырвали куски почвы, и в образовавшихся ямах собрались белёсые лужи, к которым ходили пить лоси — нам встретились их экскременты. Тоненькие деревца стояли сломанными. Травы не было, только мать-и-мачеха, а ещё удивительное растение — его цветки меняли цвет от розового у тех, которые только распустились, до фиолетового у тех, которые вот-вот отпадут. Мы совсем немного отошли от заброшенной узкоколейки — пробираться через бурелом было трудно, я стряхнула с брюк лилового клеща.

В мире разворачивался вирус. Миллионы людей закрылись дома, страны перекрыли границы. Самолёты не летали и пустовали площади.

Что касается вопроса, заданного в начале этой главы, Рудольф Штайнер в книге «Мой жизненный путь» так описывал свой опыт:

«Жизнь в мышлении постепенно становилась для меня как бы озаряющим отблеском в физическом человеке того, что переживает душа в духовном мире».

То, что я переживала в качестве мышления, полулёжа на поваленном стволе в весеннем лесу, было отблеском того, что видела моя душа в духовном мире — солнечным зайчиком, маленьким нерасшифрованным свидетельством. Я не имела доступа к этому миру, и в то же время имела к нему доступ.

IV. РУКИ

Настя, Лили и Джоан — представляют ли они что-то, что мы можем предположить из настоящего? Может, они являются чем-то действительно новым? Но разве всё новое не всегда лежит в глубине вещей, которые уже существуют? Да. Но, тем не менее, мы никогда не можем ничего предугадать.

В современных фильмах о будущем люди становятся подобны механизмам, а механизмы — людям. Где у человека находится человеческое? Даются разные ответы. Можно оставить только голову и приставить к ней тело из нержавеющих материалов, а можно обойтись и вовсе без головы и скачать сознание, как базу данных. С другой стороны, в красивом теле андроида бродит искусственный интеллект, который вот-вот созреет до свободы.

Но я точно знаю, что никаких стальных протезов вместо рук у Насти, Лили и Джоан нет, а роботы вымерли, как динозавры.

Что вообще может произойти с человеческими руками? Возможно, их ладони стали гладкими, потому что в мире не осталось судьбы.

Но судьба, конечно, осталась — точнее, проявилась вновь.

V. СУДЬБА

Событие приходит как будто сверху, в его свете видишь себя копошащимся, самонадеянным, свою жизнь до него — ровной. Оно собирается, как быстрая гроза.

Любовь, болезнь, дорога — двери судьбы, её институты. Ты либо погибнешь, либо вернёшься другим.

Ты бессилен против того, что захватывает тебя. Возвращаешься в комнату, падаешь на кровать. Тяжёлый голубой воздух, кроны деревьев за толстым неровным стеклом теперь навсегда с тобой. Ты сметён, но ты утверждён.

Мы сделали многое для того, чтобы двери судьбы стали не так широки, а следы от её проявлений — менее глубоки. И преуспели. В одной статье я прочитала, что сегодня мы стремимся управлять нашими чувствами и переживаниями — классифицировать их, посчитать, измерить. Любовь легче переносится, если она похожа на отношения, а отношения менее рискованны, если их почти нет.

Любить — значит превратить себя в след без остатка. Однажды я сидела на земле между лавочкой и урной во дворе института, где училась, и смотрела на свои ладони — линии на них как бы прорезались вновь.

VI. ДЕРЕВО

Настя садилась над пропастью и всматривалась в горизонт. Нет, это мы с вами всматривались бы, ожидая появления солнца, друга или врага — а Настя просто смотрела, почти не видя.

Однажды Джоан нашла длинные трубы, и они с Настей и Лили построили первый навес — четыре колонны и крыша. Это было что-то невероятное! Навес был очень красивым. Теперь Настя сидела там и читала найденные книги.

Неужели человечество деградировало настолько, что утратило понятие вертикали? Ну, я и в 2020 году переживаю некоторые вещи как бы в тумане. Время и пространство стали податливыми. Что я могу знать о границе дня и ночи, если в любой момент можно нажать кнопку выключателя? Что я знаю о расстоянии, если оно измеряется не моими шагами?

Подражая столбам нового навеса, из земли поднялся росток, не похожий ни на кактус, ни на капусту.

VII. ГОЛУБАЯ РУБАШКА

Почему я больше всего пишу про Настю, а про Лили и Джоан почти ничего не сказала?

Джоан, например, отвечает за некоторые вопросы, связанные с тем, чтобы обеспечить жителей поселения всем необходимым — в общем, за хозяйство. Она договорилась с китайцами-подпольщиками о поставке одежды, а одному энтузиасту передала хлипкий коврик, сделанный Настей. Тот посмотрел на Джоан заговорщически, провёл в старый сарай и достал из тайника мешок — там лежало несколько голубых хлопковых рубашек из тех, которые сегодняшние мужчины носят в офис. Джоан была поражена.

Дело в том, что нам и так всё это очень хорошо известно: экономика, товары, обмен. Экономические отношения заходят слишком далеко. Сегодня мы продаём и покупаем то, что не должно выступать как товар: труд, право, индивидуальные способности человека. Наука, искусство, образование не могут определяться экономическим интересом, и должны управляться исходя из своих собственных оснований. Поэтому было бы прекрасно, наконец, оставить Настю в покое, и подарить свободную жизнь человеку, способному осознать прямой угол или принцип переплетения нитей.

Настя сидит под созданным ею навесом в голубой рубашке, а экономическая целесообразность, зарплата согласно установленному тарифу, показатели эффективности и восьмичасовой рабочий день с перерывом на обед с часу до двух остались в 20-х годах XXI века.

VIII. ТРИ СООБЩЕНИЯ

Настя, Лили и Джоан решили помочь мне с прояснением некоторых моментов и кое-что вам передали — как будто они знают больше, чем 300 слов.

Настя смотрит, понимает и говорит:

«Мы живём под красным небом на выжженной земле, нас сопровождает невыносимый непрекращающийся шум, мы плохо понимаем, где верх, а где низ. Можно сказать, мы живём на вечной вечеринке в ночном клубе, который нельзя покинуть — ни в 5 утра, никогда. Всю жизнь мы живём как будто под кайфом — мы просто не можем представить, что значит быть трезвыми. Мы не знаем, что значит смотреть вдаль, рассматривать листик или мёртвую муху, мы как бы всё время находимся перед экраном, как будто электронное устройство вшито в нашу сетчатку (хотя, конечно, не вшито), мы не можем посмотреть в окно или выйти на кухню, отвлечься на листик или пчелу, мы как бы ослеплены, выбиты, оглушены.

Я знаю, что в каждом из вас была какая-то маленькая часть, которая переживалась вами как нечто невыносимое — а есть разные способы притупить это чувство, и не стану спрашивать, каким из способов пользовался ты. Вопрос только в том, почему для этой маленькой части не оказалось места?»

Лили смотрит, идёт за малейшим твоим душевным движением и говорит:

«Что говорит холодный синий цвет? А тёплый красный?

Что такое «возликовать»?

Что такое «захватывает дух»?

Что такое «камень на сердце»?

Вы добирались куда-то целый день — на электричке, на машине, пешком — и вечером, когда уже стемнело, Вы открываете дверь, за которой Вас ждут. Что Вы чувствуете?

Пожалуйста, ответьте на эти вопросы! Я буду очень ждать».

Джоан смотрит на тебя с энтузиазмом и говорит:

«Благополучие, комфорт и безопасность, посчитать, спланировать, измерить… Друг мой! Этого никогда не будет достаточно».

IX. ОТВЕТ ЛИЛИ

Я стою у ворот, за которыми стоит большой и почти чёрный дом. Ночь я провела в поезде, весь день гуляла по Петербургу, а потом долго смотрела в окно пригородной электрички.

Здесь растут прямые тонкие сосны, а воздух в сумерках — холодный голубой. Он открывается, как дверь, под каждой веткой и на каждом повороте: там что-то движется, а здесь сгущается какая-то фигура. Находясь в этом цвете, чувствуешь, что внутренне он активен — но масса его лежит спокойно. Странно: он приглашает к диалогу, и в то же время уходит, отстраняется.

— Ну что, ну что? Как дела? — Н.Б. обнимает меня. Она преподаёт нам живопись. Последний раз мы виделись почти год назад: мы все долго сидели на карантине из–за вируса, жизнь вынули, как кусок — но вот я в будущем. — Саша и Лиля уже приехали.

Лиля — маленькая стройная женщина, она носит фиолетовые туфельки на платформе и выбеливает свои длинные волосы. Она всё время с кем-то переписывается в WhatsApp и рисует как бы между делом, но Н.Б. всегда выделяет её работы — они как будто детские, ничего не скрывают.

Саша учится на скульптора. Её большие руки покрыты экземой от работы с едким раствором. «Я хочу сделать скульптуру до небес, вот такую!» — говорит она.

Под жёлтым светом лампочки над длинным столом во дворе мы смотрим наши домашние работы. Нужно взять любой фон и нарисовать дерево, но не произвольно, а как бы «вырастить» его в фиолетовой, лимонной, синей или алой атмосфере. Обладают ли цвета собственной волей?

— Я заметила, что красный стремится к выпрямлению, — сказала я. — Красно-коричневый ствол будет прямым на любом фоне. Но в красной атмосфере дерево прорастает с трудом, получается узловатым, ветвистым. Чтобы выпрямиться в красном, нужны огромные усилия, при этом он всё время к чему-то побуждает.

— А что, я слышала, ты написала рассказ?

— Да. Но мне кажется, я выступаю в нём как какой-то странный человек, как будто мне не нравится, что с наступлением темноты можно включить свет, и что романтическая любовь не в моде, и что судьба больше не перемалывает нас… Но это не так, конечно.

— Конечно, не так. Мы, наверное, многое потеряли, — Н.Б. улыбается, Лиля разливает чай, Саша слушает и смотрит во все глаза, — но мы свободны.

Я стою на тропинке и чувствую, как сцену, всё вокруг — луну, верхушки сосен, сзади стол под тёплой лампой, и у меня — чуть-чуть — захватывает дух.

Апрель 2020 г.

Ольга Машинец — автор малой прозы, художница, педагог. Родилась в 1989 г. в Ярославле. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и Школу современного искусства «База», в настоящее время учится в Школе искусств «Вырица». Малая проза выходила в журналах «Воздух» (2013, №1-2; 2016, №1) и «Артикуляция» (2019, №5). Работает в галерее «Пересветов переулок» (Москва), преподаёт живопись.