Нелли Миньерски — это голос и одна из самых известных активисток за права женщин в Аргентине, в частности, за законные, бесплатные и безопасные аборты. Она входила в состав комиссии по подготовке законопроекта о декриминализации абортов, который должен был быть утверждён ещё два года назад, однако был отклонён сенатом с небольшим перевесом голосов. А две недели назад она снова выступила докладчицей в Палате депутатов.

В эту среду [30 декабря 2020 года — Прим. Пер.] она не спала всю ночь и вместе с сотнями тысяч соратниц, замерев, наблюдала за тем, как Сенат, наконец, одобрил законопроект, который позволит аргентинским женщинам легально делать аборты в первые 14 недель беременности. 91-летняя, она по праву носит прозвище Pila (батарейка), так как является одной из самых неутомимых активисток кампании за право на аборт. Её даже окрестили «зелёной королевой» (reina verde) по основному цвету аргентинских протестов. В 2018 она обрела мировую известность в новостных колонках, и теперь она признаётся, что чувствует себя счастливой, но всё ещё находится в состоянии шока. Несмотря на радость, она признаёт, что работа ещё не окончена и что теперь предстоит последний вызов: закон должен эффективно применяться.

Интервью: Мариса Коан [1]

Вы десятилетиями боролись за права женщин и, в частности, за право на аборт, совмещая профессиональную адвокатскую деятельность с активистской. Что Вы чувствуете сегодня?

О, это невероятно повлияло на меня. Но я должна признать, что несмотря на всю мою радость от сегодняшнего принятия закона, для меня было гораздо бóльшим шоком и ударом, когда два года назад, в 2018 году, его текст был утверждён в Палате депутатов. Потому что в рамках этой кампании мы представляли законопроекты о декриминализации абортов ещё с 2007 года, но мы так и не достигли того уровня распространения информации, который у нас был после. Законопроекты получали подписи депутатов, однако не доходили до обсуждения в парламентской комиссии. Но когда в 2018 году мы добились того, что полтора миллиона человек вышли на улицы, а проект был одобрен депутатами, то это было похоже на открытие шлюза на дамбе. Я не знаю, как объяснить это ещё лучше. Мы поняли, что мы важнее, чем думали.

Мы были уже на другой ступени. Эти два года, начиная с 2018 года, стали переломными для общества. Как мы тогда сказали — и я уверена, что мы были правы, — мы проиграли в Сенате, но мы победили в общественном сознании. Ведь раньше никто не говорил об абортах, тогда как с того момента об этом начали говорить повсюду.

Принятие закона чуть более чем за две недели — это довольно беспрецедентно. Это связано с народным давлением, о котором Вы говорите?

Да. Несмотря на пандемию, мы продолжали свою деятельность. Мы ещё больше на ней сосредоточились. Когда президент вступил в должность, он пообещал довести законодательный процесс до конца. Но потом началась пандемия, которая перевернула нашу жизнь с ног на голову. Мы поняли, что процесс отложен, пока не наступил момент, когда мы сказали: «баста!» В следующем году в Аргентине пройдут выбору, и мы прекрасно знаем, что некоторые вопросы очень трудно решать в период выборов.

И мы просто поняли, что если не сейчас, то нам пришлось бы ждать ещё несколько лет до принятия закона. Для нас это породило множество ожиданий и неудобств, но, к счастью, Правительство сочло, что пандемия не является препятствием. Напротив, они даже поняли, что невыполнение обещаний сыграет с ними злую шутку.

Когда было принято решение о представлении законопроекта, до конца года оставались считанные дни. Текст был представлен в начале декабря, и я выступала на первом заседании в Палате депутатов 9 декабря. Всего за 20 дней законопроект был представлен, обсужден и за него проголосовали в обеих палатах. Это стало важной вехой. В 2018 году, когда законопроект был представлен на рассмотрение, между процедурами проходили месяцы.

Что изменится в жизни женщин Аргентины благодаря этому закону?

Знаете, чем больше я изучаю этот вопрос, тем больше я нахожу токсичных аспектов криминализации абортов. Юриспруденция была очень важной рукой патриархата. Мы это как бы деконструировали и добились своих прав, однако по сей день в обществе, даже самом прогрессивном, преобладает и довлеет мысль о том, что о сексуальных правах не говорят. В основном об этом говорят в академических кругах, в то время как молодёжь и их родители из менее привилегированных слоёв, — где нарушение прав делает самоуважение практически невозможным, где происходят ужасные вещи, — только сейчас начинают потихоньку говорить об этом. Многие девушки, пережившие изнасилование, до сих пор не могут говорить об этом, потому что чувствовать себя жертвой — стыдно, так как они считают себя самих виновными. Это и есть результат тех самых стереотипов, которые отличают нас, женщин.

И вред от этого крайне велик, ведь это приводит к огромному количеству страданий и страшным историям. Одна из них — то, что произошло в городке в провинции Сан-Хуан, где несколько мужчин изнасиловали 17-летнюю девочку, направлявшуюся в школу. Она никому не осмеливалась рассказать об этом. Даже забеременев, она молчала, и у неё родился ребёнок. И мы никогда не узнаем, был ли он мертворождённым или же умер в ходе родов, так как в тот момент она была одна в туалете. В результате эта девочка получила пожизненное заключение. И это необходимо изменить. Я полагаю, что одним из необходимых изменений стала декриминализация.

Я надеюсь, что с этого момента начнутся бóльшие изменения, так как у каждого закона есть диалектические эффекты. Однако в любом случае будет необходим демократический политический процесс и сильнейший контроль со стороны гражданского общества. Те из нас, кто поддержал этот закон, обязаны требовать от государства его соблюдения и берут на себя ответственность следить за его соблюдением.

Принятие закона — это конец пути? Или что необходимо теперь?

Закон принят, но работа не завершена. Я всегда говорю, что принятие закона — это необходимый элемент, однако недостаточный. Теперь осталось проследить за его исполнением.

Надо иметь в виду, что в Аргентине действует закон 1921 года, который легализует аборты по двум основаниям: изнасилование и риск для жизни и здоровья матери. Однако десятилетиями это законодательство не соблюдалось. Его начали применять совсем недавно — благодаря движению за законное прерывание беременности, мы собрали уже существенный протокол. Но этого не случилось бы без упорной борьбы врачей, педагогов, юристов и гражданского общества. То же самое касается и закона о квотах [2] и прочих законов о равенстве, которым всегда будто чего-то не хватает.

Сейчас у нас очень прогрессивное законодательство, но это не гарантирует его имплементации. Закон является ключевым инструментом для признания прав, но именно поэтому мы должны быть ещё более бдительны. Постепенно это будет менять идеологию антиправозащитного сектора, использующего аргументы, не имеющие ни научной, ни правовой основы.

Мы просто не можем оставить всё в руках государства. Я считаю, что неправительственные организации, фонды, гражданское общество должны сыграть в этом свою роль… Часто и в самом государстве существуют уже сложившиеся организации, занимающиеся вопросами здравоохранения или правосудия, у которых уже есть свои устоявшиеся убеждения. В нашей Конституции есть Конвенция о правах ребёнка, но совершенно не в чьих-либо интересах, когда 11-летняя изнасилованная девочка проходит через беременность, чтобы потом отказаться от ребёнка и отдать его на усыновление, — будто это ничего не стоит.

Какие основные пункты Вы бы выделили в законе и чем он отличается от того законопроекта, который обсуждался два года назад?

Утверждённый законопроект очень похож на тот, что был предложен в 2018 году, но, возможно, даже лучше. Он включает в себя также подготовку специалистов, в частности медицинских работников; наказание для тех, кто врывается внутрь больниц, проводя массовые мероприятия, или препятствует доступу женщин, желающих прервать свою беременность. Мы должны добиться, как того требует закон, чтобы раз и навсегда было обеспечено всестороннее сексуальное воспитание. Это ещё один фундаментальный момент, наряду с декриминализацией. Необходимо, чтобы люди знали, кто мы такие, как относиться друг к другу, какова наша сексуальность… Мы не должны продолжать стыдиться жертв, потому что именно это оставило многих женщин в одиночестве, в инвалидности. В тексте говорится о бесплатных услугах, содержатся множественные ссылки на международные соглашения по правам человека, а также аборт вносится в структуру обязательного медицинского страхования.

Одно из главных отличий проекта, представленного исполнительной властью, от текста, который мы сделали в ходе кампании, состоит в том, что утвержденный сейчас текст предусматривает «отказ по убеждениям», чего мы не хотели, потому что это один из инструментов права, используемых для отказа от выполнения обязательств и применения закона. В этом смысле мы должны быть крайне бдительными и работать над тем, чтобы этот отказ не становился предлогом для неприменения закона и чтобы на первом месте всегда были права женщины, а не права оспаривающего.

В последние годы Аргентина стоит в фарватере по принятию новаторских законов, вроде законов о гендерном насилии, гомосексуальных браках и гендерной идентичности… Почему же так много времени ушло на декриминализацию абортов?

Что такое равноправный брак? Он предполагает людей, уже включённых в институцию. Он не разрушает, а наоборот, укрепляет престиж института брака. Это приводит общество к социальному порядку. То же самое касается закона о гендерной идентичности. С другой стороны, отход от схемы «женщина — репродуктивная система» — это крайне разрушительный, революционный акт. Вы не вмещаетесь ни в одну из существующих, относительно принятых систем. Этим законом мы разрушаем первый камень патриархата. Именно так. В этом-то и проблема. Это намного революционнее. Это отделяет удовольствие в отдельную категорию, что было необходимым для поддержания доминирования мужчин. Какова цель женского обрезания в африканских странах? Чтобы женщина не испытывала удовольствия и сохраняла верность мужчине.

В Сенате некоторые спикеры указывали на моральные и религиозные проблемы закона, но многие говорили также и об антиконституционности законопроекта. Есть ли для этого какие-то основания?

Нет-нет, никаких. По крайней мере до тех пор, пока мы придерживаемся международных соглашений по правам человека. Одним из выступивших в ходе дебатов был председатель Комиссии ООН по правам ребенка. И он одобрил наше толкование конституционности закона. Он объявил противникам прав человека, что если те хотят защитить неконституционность закона, то они должны будут потребовать от Правительства выйти из ратифицированных международных договоров. До тех пор, пока это не произойдёт (что было бы позором для такой страны, как Аргентина), закон будет полностью конституционным.

Итак, закон принят — что теперь?

Исполнительная ветвь власти должна ввести его в действие, а затем регулировать выполнение. И именно в ходе его правоприменения мы должны сотрудничать, потому что часто именно плохое регулирование мешает применению закона.

__________________________________________________________________________________

[1] Оригинальное интервью было опубликовано издательством Público 30 декабря 2020 года (https://www.publico.es/entrevistas/argentina-aprobar-ley-aborto-paso-necesario-no-suficiente-hay-cumpla.html). Перевод с испанского: Андрей Плотницкий. Редакторка: Наталья Зайцева.

[2] Закон о квотах для женщин 24.012 — это аргентинский законодательный акт, который устанавливает, что не менее 30% списков кандидатов, представленных партиями на выборах, должны занимать женщины. Закон был принят 6 ноября 1991 года во время президентства Карлоса Менема — первым среди Латиноамериканских стран. Авторкой первоначального законопроекта была сенаторка и радикальная феминистка из Мендосы Маргарита Мальхарро де Торрес — Wikipedia