В 1991 году корреспондент «Комсомольской правды» разыскал в Кенигсберге последнего немца. Это было непросто. В 1947 началась масштабная депортация немцев в Германию. Официально к 1949 никого не осталось. Запрос в областной КГБ дал ответ: семь адресов по области, в самом городе только один. Франц Райх.

В 1945 году семнадцатилетнего Франца бросили родные. Или забыли. Старший брат, Рудольф, воевал с русскими. А Франц учился в Видминнене на шофера. Начались бомбежки, и он поехал к родным. Но бауэр-хозяин ухмыльнулся и сказал: тебя бросили. Кровь ударила в голову, и Франц никуда больше не поехал.

В конце 1945-го он пошел устраиваться на работу к русским. Выдал себя за француза из военнопленных. Так Франц Райх превратился в Франсиса Беру. В 1950 женился на русской девушке. У них родилась дочь. Шли годы, как говорится. Беда пришла к Францу от добра. Через Красный Крест его нашли родители. Стали писать письма. Райх молчал. С этого момента он стал выпивать. Франц не написал родным ни одного ответа, а письма из Германии зачитывал до дыр. Он плачет над одной фотографией. На ней нет людей, а только два серых памятника: «Рихард Райх. 4. 11. 82.», «Марта Райх 4. 11. 85».

Мать Франца очень похожа на его дочь. Райх пьет водку и говорит:

— Германии здесь уже не быть… Здесь много русской крови… Я своей родине изменил… И умру здесь … Но почему здесь так плохо живется?

Я прочел большую статью Nestor Pilawski «Иммануил Кант и конец “русского мира”. Я не согласен с Нестором, но мне совершенно нечего возразить. К тому же, любые напрашивающие возражения привели бы к тому, что философы называют дурной бесконечностью. С главной мыслью автора нечего и спорить. Иммануил Кант, вполне допускаю, мало симпатизировал восточному соседу. Впрочем, столь же трудно заподозрить оного в симпатиях к прусской муштре. Наконец, возможно, именно пятилетнему молчанию, мы обязаны появлению великих «критик». Надо же было накопить, накопить. Prussia — Russia, занятная рифма, но к слову: это все легкие замечания без возражений. А так мне нечего возразить. Но я не согласен. И согласен. И вовсе не намерен разрешать это прекрасное противоречие.

Я лишь могу сказать иначе. Проще, глупее, веселее. То есть, по-русски, если угодно. Еще лучше дать слово немцу, что я и сделал в начале. В человеческой драме тире трагедии, виноват, толи бауэр, которого, кстати, сразу расстреляли, толи сам Франц, толи железная злоба жизни. Один вопрос занимает старого немца: вы нас вроде победили, так от чего здесь так плохо живется? Наверное, мы не очень умеем жить, дорогой Франц. Мы не знаем как. Глубокое незнание. Искреннее и печальное. Растерянность и отупение имманентное. Знаменитые ерофеевские глаза, которым всё божья роса. Иди спать Франц. Эта будет уже лишней.

Есть труд, который освобождает. Спасибо, Нестору, за труд. Честный, искренний, бескорыстный. Без иронии. Без иронии. Русский мир — странный мем, вроде Царства Божия или звёздного неба над. Как начертать границы царства сего? Никак. По каким меридианам-параллелям столбы углублять? Снова никак. Внутри самих себя стало быть взыщите. И с миром, с миром изыдите. Снова прочитал статью Нестора, комментарии почитал и возрадовалось сердце мое, потому как вот ведь уровень и хорошо. И пусть. Потому как после вавилонского столпотворения, все разбредаются в языцах разных, но сходятся после, чтобы один найти. Так, может и сыщется.