…., прости, что я так соскочил, мне нужно было бежать, я опаздывал!

-……………

— Нет? Прости. Почему ты так не довольна, неужели, нет нет. Не говори мне этих слов! Неужели, ты хотела, чтобы был лишь я среди среди них, я один…

— Без тебя мне было одиноко и скучно, а ты бросил меня и сбежал, я знаю, ты бездельник, что за дела, что ты вообще хотел?

— Прости, я. я мне придется тебе сказать, я боюсь, что ты меня не поймешь.

Мне было плохо и хорошо. Меня переполняли чувства и мысли, я не мог говорить в это мгновенье. Я был потерян как прежде. Очень ты была прекрасна, очень подла была жизнь, Даже твоя героиня заслуживала больше всего любви из них всех, не будем о детях. И всё же она была просто шлюхой.

Меня разрывало два воспоминания: моя старая жизнь и чудесные мои родственники, отравившие всю мою юность (я верю, в то, что не всю жизнь), и ты такая прекрасная в своем естестве, больше всего я люблю в женщинах жизнь, когда она не ползёт по асфальту, а бьёт фонтаном к небесам.

И мой побег связан, не с этим, а с надеждой, с которую я не хотел убивать в этот вечер, с надежной и другой тобой, ты для меня была там не …., А этой шлюхой, Я не хочу видеть тебя такой.

Но всё по порядку.

Мгновенье. Ты не столь прекрасно, сколько не повторимо. Мгновенье, история.

В этом красота, в вечности протяжения "я".

Остановись мгновенье! Ты не столько прекрасно сколь неповторимо.

Что саму жизнь стоит менять, не только мою, но всех.

Когда душа поет, а дух парит без крыльев,

Я выйду на бульвар огней потухшей славы, она поймет без слов, как лунный свет, что любит волю, хоть в ней не будет радости, как прежде, и столб неба, окажется в её руке, и столб неба окажется в моей руке, не будет чувств и мыслей — событие случится.

Никто не увидит, никто не поймет.

Я не против тех, кто утверждает : жить для действия , жить для созерцания. Одно повязано на другом, я здесь и там. Я не тот и не другой.

Пусть будет игра, пусть будет зритель, пусть будет смеющийся и потерянный.

Приходит на ум старинное слово, о том кто застыл, о том кто познал грань условности. Отныне я не тело, я не мир. Отныне я не отделим от тела , не отделим от мира.

Насладиться движением, в движении красота, в вечном движении. Жизнь тоже случай,

И я тоже немного зритель.

Мне нравится играть с жизнью. Что сможет быть лучше и интересней её неопределенности и ускользания. Вот она жизнь — восклицаю я в беспамятстве, а её уже нет. Событие воды становится знамением вечности, слово обретает форму этого скольжения. Я один из говорящих, мы говорили на все лады о ней, мы пели песни, мы протягивала руки, но ответа мы никогда не получали, ибо имя движения нельзя назвать, ибо обнять не имеющее не талии, ни шеи невозможно.

Каждый её вздох, каждый её жест, каждый её порыв, каждое…

Мы не говорим о твердых линиях, сколько нас таких говорящих о красоте без форм, в самой форме!

Мои пассажи подобны ей: только тот же сможет увидеть тоже самое.

Было темно, это как быть в себе, понимая свою беспомощность. Всегда можно встать и уйти, и даже этого хочется, но сама возможность отговаривает меня. Вот и свет, я забываюсь, хоть жарко и душно, они выходят, я понимаю, она смотрит только на меня, хотя плавное чувство твердит нельзя видеть за гранью во тьме. Я всегда один, я настолько забыл что такое быть с кем-то, эта дистанция между зрителем и актером, она не сможет нарушить порядок сцены, а я не смогу нарушить порядок зрителя. А нужно ли? Если я стремлюсь к непонятному прежде, если уже я не один, существую ли я, зная, что быть вне людей значит не быть человеком? И вот твой выход, мне легче говорить, что это не ты. Ответь! Когда-нибудь ты дашь ответ на пустой вопрос без слов. Мы же нашли друг друга: здесь и там.

Конец, поклон, авации.

Теперь мой выход. Но я не существую…

Говорить о прошлом больно, боль научила молчать. Я вечен, мир мгновенен. И ты для меня мгновение. Я хочу это продлить, ты вечна на сцене, я вечно в зале. Ты знаешь только я твой зритель, я знаю, что играешь только для меня.

Вечно. Вечно. Вечно.

Одиночество, оно вдвойне тяготит меня в такие мгновенья. Если бы я мог быть лишенным долга природы, если бы я мог быть лишенным стремления к выражению, но мы говорим бытие познает себя через себя вовне. А смерть и порождает одиночество.

Говорить только о том, что важно и во что я верю, к этому ты должна привыкнуть.

Почему единое может породить всё и почему всё — это единое?

Мы люди, и мы всегда говорим одно, застрявшее у нас в голове.

В конечном счете важным остается только личное отношение к человеку…