Заметки о современной власти, свободе и апокалипсисе

“Общество контроля" — небольшая работа Жиля Делеза, вырисовывающая очертания современного монстра, поглотившего все человечество. Двигаясь про траекториям, намеченным Мишелем Фуко, философ описывает ключевые изменения в логике власти, где дисциплинарное общество, распределяющее и фиксирующее тела в пространстве, сменяется новой парадигмой, размещающей контроль непосредственно в человеческих телах. Надзирать и наказывать уже невозможно, субъектно-объектные отношения переживают накаленный распад, а разрастающееся киберпространство задает иные методы управления. Контроль не снаружи, но внутри нас, и было бы неплохо знать, как же эта схема работает.

“Контроль — модуляция единой субстанции”, — такое определение дает Делез общественной формации, набирающей глобальные масштабы. Но кто, что, где и как модулируется? Пристально вглядываясь в глобальную систему, мыслитель концентрирует свое внимание на компьютерах, которые подменяют собой основание любых институций. Современный человек модулируется технологиями, где через повторяющиеся, транслирующиеся в медиа образы и алгоритмы человек мыслит себя неким целым. Технологии здесь оказываются далеко не невинным инструментом — они опосредуют как отношения с объектами мира, так и внутренние отношения субъекта c самим собой.

Мы не можем помыслить современный мир без технологий, а электричество сейчас ценно как питьевая вода. Кажется, что настоящий контроль имеют только технологии, но они не обладают разумом (или только пока еще не обладают?) — за ними стоит другая сила, удерживающая мир в таком состоянии, каким он представляется сейчас. Сами технологии репрессированны капиталистическими интересами, которые совершенно безразличны к субъекту как таковому, но тем не менее зависят от него. Страсть к деньгам и власти двигает всю эту систему уже сотни лет, навязывая себя человечеству и порождая тем самым непрерывную борьбу всех со всеми.

Все дело в том, что капитализм заставляет нас грезить его благами и играть по своим извращенным правилам: успех, богатство, могущество. А делает он это как раз с помощью технологий. И именно военные разработки, всегда находясь в авангарде, подарили нам массу новых возможностей и инструментов, которые мы используем в повседневной жизни. Будучи рожденными войной, наши гаджеты остаются мощным оружием, скрещенным с нашими телами. Сплетаясь с нами на микроуровне, технологии быстро внедряют в нас те пространственно-временные ряды, которые пропагандируются актуальной финансовой ситуацией. Капитализм постоянно ускоряет течение времени, жадно пожирая нас самих, выживая за наш счет как вирус. Наши тела запрограммированны на определенное поведение, субъективность отчуждена и почти уничтожена, а все происходящее с обычным человеком переживается им в пассивном режиме. Чувственность человека подавляется, дешифруется, подменяется, лишая его, таким образом, воображения и вкуса.

Многие исследователи отмечают трансформацию современной эстетики, где основной категорией является понятие “возвышенного”. Чувство возвышенного, определенное еще Кантом и Берком как “негативное удовольствие”, соответствует сегодняшней ситуации массового восприятия мира как чего-то необъятного и необъяснимого. Классический эффект возвышенного подразумевает под собой наличие дистанции, с которой разум, наблюдая за хаотичной природой, торжествует о своем бессмертии.

Современное возвышенное переводит внимание с бушующей природы на технический прогресс: виртуальная реальность, сверхскоростной интернет, новые баллистические ракеты и психоактивные препараты — вот новые объекты возвышенного чувства, ввергающие массы в постоянный шок и бездействие. Ф. Лиотар, анализируя возвышенное в контексте современности, пишет: “Все же есть кое-что в капиталистической экономике от возвышенного. Она не академична, не физиократична, она не признает никакой природы. Это, в некотором смысле, экономика, управляемая Идеей, идеей бесконечного богатства, бесконечного могущества. И она не в состоянии привести ни одного примера из реальности, чтобы подтвердить эту идею. Подчинив себе посредством технологии науку о языке, капиталистическая экономика лишь преуспевает в том, чтобы превратить реальность в нечто все менее и менее схватываемое, в нечто сомнительное, беспомощное.”[Лиотар Ж.-Ф. Возвышенное и авангард // Метафизические исследования. Выпуск 4. Культура. СПб, 1997. С. 224]

Таким образом, можно заключить, что именно сфера эстетики и языка становится сегодня краеугольным камнем в вопросе контроля. Предлагая мнимую свободу, система четко удерживает нашу чувственность и мысль в заданных рамках, буквально отбирая у человека возможность хоть что-либо переживать и понимать.

Капитализм — наш господин без лица. Человечество лишь нервно суетится и бегает в попытке удержать экономическую систему на плаву, прислушиваясь к ее вздохам, предсказывая ее желания и преподнося ей все более юных жертв. Группа мыслителей, образовавшаяся вокруг Ника Лэнда, под названием CCRU называет такое положение вещей “Вселенной Единого Бога”. Концепция “Единого Бога” подразумевает под собой существование единственного смысла, одной идеи — мощного авторитета, относительно которого уже выстраивается модель поведения и сетка ценностей. Например, фаллологоцентризм в языке сдерживает и ограничивает голоса субъектов, находящихся на периферии культуры.

Но по сути, “Вселенная Единого Бога”, как и фаллологоцентризм, — это всего лишь иллюзия, которая требует перестройки, деконструкции и удаления из тела глобального мира. Такое осознание — удел сильных. Вспоминаются размышления Жижека из “Добро пожаловать в пустыню Реального”: человеку страшно не проснуться и узнать, что он живет в матрице, решающей за него, а проснуться и узнать, что за его существованием ничто не стоит.

Контроль неразрывно связан с символом всевидящего ока, беспрерывно наблюдающего за простирающимся под ним миром. Тотальное внедрение видеокамеры в цивилизованную повседневность воплощает эту абстрактную идею в реальность. Современная жизнь давно существует в режиме бесконечного ток-шоу, где каждый превращается в потенциального героя масштабной эпопеи. Технический глаз следит за всеми, он анализирует и фиксирует перемещение и время каждого человека, причастного к киберсети.

Расщепленность и многомерность киберпространства порождает появление все новых конспирологических теорий — производных глобального истерического вопрошания. Подобные теории пытаются сорвать с имени контроля маску, разоблачить и обезвредить анонимного врага, находящегося повсюду. Но вера в то, что кто-то что-то контролирует — уже сама по себе есть идеологический обман. Параноидальная установка о глобальной системе, обязательно имеющей центр управления, сама по себе является ошибкой искаженного восприятия. Самая страшная тайна в обществе контроля: никто ничто не контролирует.

Всевидящее око, не имеющее прямой персонификации, пытается посмотреть на само себя, пропадая в слепом пятне. Тревога и террор — вот методы влияния в обществе контроля, заставляющие субъекта держаться в заданных властью рамках. Контроль, манипулируя силой электричества формирует для нас пространство света, являющееся синонимом “безопасности”, где чистая виртуальная реальность со своими гладкими и сладкими образами превращается в самую настоящую клетку для тела и сознания.

Делез пишет, что капитализм разделяет человека внутри него самого — в это самое место и проникает компьютер, производящий глобальную модуляцию. Будучи разделенным внутри себя, субъект мыслит себя цельным через искусственно созданные маркетологами образы, определяющими его как простого потребителя. Сокрытым остается само знание: программы, сценарии, техники, алгоритмы, коды, которые управляют вкусами, желаниями, поведением, мыслями. Реальность всегда уже как-то склеена за субъекта и для него, и, признавая эту симуляционную сторону киберсети, субъект сам обнаруживает себя как набор техник, паролей и сигналов, совершая тем самым символическое самоубийство.

Современный Нео, решающий выйти из матрицы, ест волшебную таблетку и принимает на себя всю тяжесть осознанности и ответственность выбора. Сюжет популярного фильма хорошо накладывается на древний миф Софокла об Эдипе, где Эдип, осознав всю правду о себе, выкалывает себе глаза и отправляется в изгнание. Тут-то Эдип и обретает свою мудрость и благоволение богов, как и современный человек обретает знание путем травмы, возвращающей чувственность обратно, выхватывая ее у матрицы.

Система контроля — это война за свет: те образы, что больше всего освещены в медиареальности, имеют привилегию задавать тренды и формировать мировозрение. Так и складывается “Вселенная Единого Бога” — то, что не показывают, того и не существует. Вспомним еще один миф. В платоновском мифе о пещере люди, сидя под землей, завороженно смотрят на отражающиеся тени вечных идей. Пещера, земля, материя как таковая искажают свет истин точно так же, как тело мешает душе соприкоснуться с миром разума. Здесь видимый мир (мир теней) изображен как пространство заточения души, а для того, чтобы увидеть вещи как таковые, ей необходимо освободиться. Но освобождение оборачивается болезненным опытом — человеческие глаза не выдерживают сияния истины и слепнут, что еще раз указывает на радикальные изменения чувственности, как в мифе об Эдипе. Оба эти мифа актуализируются в эпоху технических медиа, которые занимаются ни чем иным, как интенсивным ослеплением, меняющим восприятие.

Поль Вирильо, анализирующий эволюцию оптических инструментов, вводит концепт “машины зрения” — машины обезличенного восприятия, формирующей реальность. Цифровые протезы приоткрыли доступ к невидимому слою материи, — волны, излучения, атомы — тем самым подвергая привычные пространственно-временные рамки, через которые мы мыслим мир и себя, полному разложению. Вирильо отмечает, что современная реальность полностью иллюзорна и создается за счет скорости света, которая имитирует присутствие событий, информации, объектов. “Таким образом, в структуру грядущей “машины зрения” заложена слепота. Что такое производство видения без взгляда, если не производство интенсивного ослепления? Ослепления, являющегося сутью новой, заключительной формы индустриализации — индустриализации не-взгляда.”[Вирильо П. Машина зрения]

Это значит лишь одно: для того, чтобы ориентироваться в киберреальности, которая живет нами, человеку необходимо переключиться в иной режим восприятия, открыть скорость света в самом себе. Сверхчувственное — остается единственной надеждой современного субъекта не раствориться в хаотичном потоке информации. Контроль продолжает навязывать свои ценности, он скрывает способности к сверхчувственному, накладывая на него маркер безумия и аномалии. Вот в чем основная уловка капиталистической идеологии — она, используя технические средства, заставляет нас верить в гладкие цифровые иллюзии, скрывая под ними нечеловеческие процессы передачи сигналов на невероятной скорости.

Популярной тенденцией продолжателей делезианских поисков является уход во мрак невидимого и непознанного. Появляются новые формы мысли: спекулятивный реализм, объектно-ориентированные онтологии, акторно-сетевая теория, киберфеминизм. Их внимание обращено к новой материальности мира, в которой преодолевается проблема корреляции, а субъект находит выход из собственной замкнутости к миру. Субъектно-объектные отношения стираются скоростными цифровыми технологиями, а новой формой бытия является траектория или связь. Современные мыслители стараются описывать формы такого бытия, выстраивая альтернативные отношения, фиксируя совпадения и точки сингулярности. Как бы система контроля не пыталась подчинить пространство представления, транслируя эстетические шаблоны, модуляция единой субстанции происходит с ошибками и разрывами, в которых и прорастает современный субъект.

Первый шаг к разрушению системы контроля является позитивный поворот к нечеловеческому, который в свою очередь создает позитивную ситуацию дружбы и понимания человека и компьютера (и не только). Одним из ярких первопроходцев в данной области является Донна Харауэй, автор замечательного “Манифеста киборгов” и других важных для феминизма работ. Вводя киборга в научный дискурс, Харауэй дает голос маргинальным субъектам, открывая для них языковое поле. Ее киборги — это нестабильные сборки из человека, машин, животных, аффектов, бактерий и вымышленных существ. Границы между видами становятся условны, подвижны и проницаемы, что порождает множества идентичностей и отношений, которые идут вразрез с властным дискурсом.

В этом смысле, существование в слепоте — это существование без образа и угнетающих рамок, существование, как оно есть само по себе, без человеческого взгляда. “Киборганическая политика — это борьба за язык и борьба против совершенной коммуникации, против одного кода, который в совершенстве переводит весь смысл — этой центральной догмы фаллологоцентризма. Вот почему киборганическая политика настаивает на важности шума и защищает загрязнение, приветствуя незаконнные примеси животного и машины. Эти сочетания, которые делают Мужчину и Женщину столь проблематичными, подрывая структуру желания, воображаемую силу производства языка и гендера, а значит, подрывая структуру и модусы производства западной идентичности, природы и культуры, зеркала и глаза, раба и господина, тела и духа.” [ Харауэй Д. Манифест киборгов]

Возможно, все сложности и проблемы, которые затронуты в данном тексте выходят из одного факта — у нас нет адекватного представления о том, кто и что такое человек. А ведь именно за счет представлений о человеке, его способностях и потребностях, выживает и работает вся система политики и финансов. Эти представления формируются за счет разрозненных понятий о нашем теле, и именно тело становится главной целью контроля, навязывающего ему гендерную политику, коммерческую эстетику и этику чувств. Тело в данной системе обозначается как обособленный индивид, потребитель, одинокий юзер, к которому подсоединяются потоки информации, машины желания и повторяющиеся образы.

Маркетинговые компании, пытающиеся создать идеального потребителя, ограничивают возможности тел, сводя все их многообразие к одному образцу. Из этой ситуации вырастает конкуренция и соперничество, за счет которых работает современный рынок. Таким образом и формируется безликая масса, где все желают одного и того же, что в свою очередь производит множество устарелых аффектов, таких как зависть, ярость, ревность, жадность, печаль, которые отстраняют тела друг от друга, и отчуждают тело от самого себя, превращая его в объект.

С другой стороны, современная философия слишком мало говорит о теле и субъекте. Мыслители циклятся на понятиях, разрабатывают методы, анализируют парадигмы, описывают объекты и деконструируют точечные проблемы. Их язык зачастую слишком сложен для обывателя, а значит закрыт для понимания и узнавания себя в нем. Тем не менее тело остается той важной общей точкой, материальным языком, через который мы можем мыслить себя и общаться друг с другом. Тело — ключик с освобождению, проводник и портал, через который проходят потоки электрических импульсов, связывающие человека со Вселенной. Контроль заявляет нам: “ваше тело смертно”, — убеждая нас, что лишь плоды цивилизации могут спасти нас от этой негативности, скрывая свои нечистые намерениях под маской “безопасности.” Но тело существует даже после смерти, отправляя в гниении свои частицы в дальнейшее путешествие в круговороте жизни.

Оставаясь один на один с собственным телом, субъект обнаруживает в нем карнавал сущностей и бесконечность феноменов, не умещающихся в сознании. Погружение во тьму и хаос — это погружение в бессознательное, которое больше не определяется как граница для рассудка, но является источником трансгрессивного воображения и нечеловеческой связи. Тут, в дебрях внутреннего лабиринта открывается сверхчувственное как возможность сопричастности, прикосновения ко всему, что есть во Вселенной и за ее пределами. Одним из первых, кто перевел эту космологическую связь всего со всем на язык субъективности, является Жорж Батай. Власти и угнетению Батай противопоставляет бытие суверена, который не является отдельным человеком, но обозначает ту самую траекторию сообщения, являющуюся сущностью субъекта. Его суверен побеждает смерть путем растраты себя, путем низвержения диктата времени, труда, языка, что является чудесным событием.

Эротика, праздничная суматоха, экстаз, разрыв смеха и слез — вот те вполне человеческие и профанные сферы, которые завещал нам Батай, в которых нам следует искать суверенность. В современном мире эти сферы становятся личными практиками субъекта, где он превосходит себя и становится совершенно другим. “Суверен — это человек, который есть, как если бы смерти не было. Он даже не умирает, поскольку умирает лишь затем, чтобы возродиться. Это не индивид, который в тождественности с самим собой является отдельной вещью. Это не человек в индивидуальном смысле слова, но Бог — это, по сути, воплощение того, кто существует, но и не существует, он тот же, что и тот, кого он заменяет, а тот, кого он заменяет, — тот же, что он сам.” [Батай Ж. “Проклятая часть»: Сакральная социология — М.: Ладомир, 2006. — C. 332]

Это сложное описание выражает всю ту парадоксальную сущность, заложенную в субъективности, которая разделяется внутри себя снова и снова и так до бесконечности. Трансгрессивные телесные практики открывают для субъекта новый спектр чувств, где от экстаза, боли и безумия происходит радикальная трансформация сознания. Внутренний опыт, являясь опытом невозможного, прорывает замкнутость изнутри тела, открывая иную, разорванную субъективность, рождающуюся внезапно и будто бы из ниоткуда. Тут и открывается иной способ бытия — бытия на пределе, бытия открытого, которое в каждой своей точке порождает из небытия новую возможность.

Таким образом, капиталистическому телу, которое выражает себя как личность, обозначает себя в символическом поле, противопоставляется тело, которое выбрасывает себя, прикасаясь к миру, а значит к самому себе, ценой своей смерти. Прикосновение как таковое теоретизирует Карен Барат — правда, делает она это в междисциплинарной области философии, феминистской онтологии и квантовой физики. В своем тексте “On Touching — The inhuman that therefore I am” она пишет о поведении электрона, которое очень похоже на батаевскую чудесную суверенность. Электрон вместо того, чтобы двигаться прямо, испускает из себя фотон (квант электромагнитного поля), который тут же сам и поглощает, производя этот обмен с самим собой бесконечно. Так он постоянно производит возможное из виртуального, так он открывает бесконечность вариантов. Делая шаг в осмысление нечеловеческого, мы делаем шаг в зоны перверсивного, где этические принципы теряют всякую ценность. Отбирая у контроля свое тело, человек соприкасается с самим собой как с физическим телом, открывая себя как иную форму существования.

“Следовательно, самоприкосновение — это встреча с бесконечной изменчивостью себя. Материя — это обхват, это спиральное закручивание, она не может не касаться себя и в этом самоприкосновении она вступает в контакт с бесконечной изменчивостью, которой она и является. Полиморфная извращенность, возведенная в бесконечную силу: вот разговор об квир интимности! То, что здесь ставится под сомнение — это сама природа “себя”, и с точки зрения не только бытия, но и времени. В этом и смысл, “я” рассеивается/преломляется через время и бытие.” [Karen Barad. On touching — The inhuman that therefore I am (перевод А.В.)]

Сегодня нам следует говорить о человеке новым языком, рассматривая его через физическую материю, образующую своим телом цепи событий и ризоматических связей. Этот язык постепенно разворачивается, отчасти его подарил нам сам Делез, и привносится в культуру другими мыслителями, но он все еще не является нашим общим местом, оставаясь в среде интеллектуалов. Мысля тело как субстанцию с дырами и разрывами, а психику как машину с программами и алгоритмами, мы выходим из ловушки человечности, где истинная субъективность подчинена последнему умирающему Богу — капитализму. Расстраиваясь от невозможности сделать свою работу в срок, или, возгордясь от победы в конкурсе, человек ассоциирует себя через эго, а значит через обособленную, и ни от чего не зависящую точку во времени и пространстве. Но ведь это ложь! Человек, подключенный к десяткам технических устройств никогда уже не бывает отделен ни от сети, ни от непосредственной среды, в которой он живет, ни от фантазматических призраков прошлого и будущего.

В самой материи есть выход в совсем иное место, где нет ни пространства, ни времени, но где на грани возможного открывается по-настоящему глобальный смысл мироздания, подобный откровению. Субъективность есть связь материи с самой собой, а также с альтернативными вселенными. Эта субъективность являет себя как в повседневности, взламывая ее, в форме дежавю, ошибок, совпадений, галлюцинаций, так и в киберсети в виде случайных ссылок, сбоев, плохих картинок, странных инстаграм-аккаунтов. Эти лакуны реальности и являются основанием для нового языка, иного существования, которые никак не поддаются захвату системой контроля, будучи слишком бесформенными и избыточными. Новое прячется во тьме, например, в ночных клубах, где от переизбытка наркотиков, музыки, танцев и телесных секреций трансформируется время и кристаллизируется субъективность. Или в малонаселенных интернет-сообществах, где за постами со странными картинками прячется иная радикальная чувственность.

Подведем итоги. Контроль, будучи создан как глобальный фантазм, живет за счет своего воспроизводства в наших фантазиях. Он, внушая нам параноидальный дискурс, вводит нас в психоз и заставляет выдавать ему себя в формах девиантного поведения. Первый шаг для освобождения — отказаться от навязчивого фантазма и направить силу воображения на создание альтернативного будущего, которое начинается прямо сейчас. Холодное отчуждение капитализма перетекает в глубину внутреннего опыта, в котором нам открываются иные состояния такой силы и масштаба, что они даже близко не стоят с понятием о человеческом счастье. Открывая себя как нечеловеческую субстанцию, субъект обретает бессмертие и радость, которые просачиваются через мрачные лабиринты стонущего тела.

Второй шаг к освобождению — это строительство новых сообществ, которые произрастают буквально сами по себе из токсичной культуры, как прорастают грибы из элементов брожения. Современные субъекты отбирают у капитализма все его технические средства и используют их для познания, почти препарирования своих собственных тел, расширяя свои горизонты. Через наркотические опьянения, садомазохистские игры и безжалостную самоаффектацию происходит массовая сублимация боли, рационализация страдания и меланхолии, искупления грехов наших предков кислотными танцами и бодрыми звуками апокалипсиса. Техническое, химическое, биологическое и мистическое сцепляются вместе в единую субъективность, модуляцию которой совершает не абстрактный контроль, но нечеловеческий человек. Освобождая свое сознание от агрессии и гнета, современный человек, как маг, играет с материей, производя новые объекты и связи.

Наше будущее — за искусством и наукой, которые не отделены от жизни, которые исходят из любви к жизни и ненависти ко всему, что ее ограничивает. Это веселые агендерные монстры, экосексуалы, техно-хиппи и нарко-коммунисты, которые живут за светом софитов, но чьи сюжеты и истории снова и снова используются для лучших коммерческих продуктов. Третий и, возможно, самый важный шаг к светлому будущему — это осознанность и уверенность. Надо идти до конца в своих интуициях и восстанавливать справедливость, делать выбор в том, что есть, что пить, как жить и чем быть. Быть осознанным — значит быть внимательным, значит переживать все, что происходит возле тебя на сотни метров вперед, значит отдавать себе отчет в том, что ты думаешь и что ты чувствуешь. Быть осознанным — значит задавать вопросы и разрушать иллюзию поверхностей, ведь если ты достиг своей чистой субъективности, значит за тобой стоит вся Вселенная и она поможет тебе в твоих искренних намерениях.

Анастасия Волохова (Нэсти Щит) специально для журнала ШКУРА