Владимир Васильевич Старовойтов, кандидат философских наук,специалист в области современной западной философии, ответил на наши вопросы в связи с выходом его новой книги «Размышления о психоанализе: Ференци и границы метода», в которой критически осмысляются принципы классического психоанализа.

А.К.:Ни для кого не секрет, что имя Фрейда на сегодняшний день стало чуть ли не нарицательным — сплошь и рядом одни «по Фрейду» и бесконечные переживания собственного детства — вырисовывается фигура непоколебимая. Почему, Владимир Васильевич, Вы решили издать размышления Ш. Ференци об этом?

В.С.:Шандор Ференци долгое время был ближайшим сподвижником З. Фрейда, однако в последние годы жизни, создавая новую теорию травмы, он поставил фрейдовскую систему в зависимость от потребности описывать травматические эмоции и в этом процессе открыл необходимые ресурсы человеческих взаимоотношений в качестве пробирного камня психоаналитического процесса. Фрейд же патогенным для ребенка считал его борьбу со своими внутренними эдипальными конфликтами, а не родительское соблазнение, гипотезу о котором он ранее отверг. Таким образом, в то время как Ференци пытался описывать воздействие травмы и эмоциональные области тревоги и фрагментации, Фрейд ограничивался тем, что могло изучаться внутри его теоретической рамки. Ференци же считал, что Фрейд постепенно развил крайне безличную, педагогическую технику, породив в чрезмерной степени исключительно отцовский перенос. Такое отношение превосходства, по мнению Ференци, порождает в пациентах либо покорную зависимость, либо отношение демонстративного неповиновения.

С течением времени взгляды Ференци стали настолько расходиться с взглядами Фрейда и его приверженцев, что вызвали их крайне негативную реакцию, так что в конце жизни Ференци, Фрейд, Джонс и Абрахам обвинили его в «материнской заботе» о своих пациентах, а не в их анализе.

Согласно американскому психоаналитику Б. Килборну: «В свете современных психоаналитических знаний такое обвинение представляется несправедливым в отношении клинических положений Ференци, излишне оскорбительным для Ференци и односторонним, и чрезмерно упрощает весь вопрос об удовлетворении в противовес отказу». Он также пишет о том, что «теории травмы, теории, основанные на взаимоотношении, в которых принимается во внимание стыд и беспомощность, могут спасти психоанализ, не позволив ему стать бредовой системой, оторванной от реальности».

А.К.:Какие новые взгляды на фредовские теории, в связи с критикой психоанализа Ференци, стоило бы взять во внимание современным увлеченным психологией?

К ранее сказанному хотел бы добавить, что Ференци видел в терапевтической эффективности главное и безусловное требование психоаналитической техники, а для этого, согласно Ференци, аналитическую технику следует адаптировать и развивать в зависимости от условий лечения. Он не присоединился к проведенному Фрейдом различию между нарциссическими, не поддающимися лечению, и травматическими неврозами, и не верил в наличие каких-либо критериев анализируемости, будучи убежден в обратимости всех психических процессов, то есть всего того, что не является чисто наследственным.

Он полагал, что достигаемое благодаря анализу резкое отделение мира фантазий от реальности приводит человека к почти безграничной свободе, одновременно обеспечивая его более надежным управлением своим поведением и принятием решений, так как прошедший анализ человек признает наличие у себя ранее вытесненных желаний совместно с отказом от их реализации, что ведет к упразднению инфантильной ситуации отказа, заложившей основу симптомообразования.

Ференци считал, что сам аналитик должен быть глубоко проанализирован, чтобы процессы вчувствования и оценки осуществлялись им на предсознательном, а не на бессознательном уровне. В противном случае, в работе с пациентами он может удовлетворять либо собственные скрытые садистские наклонности, либо свои бессознательные либидинозные тенденции.

Он также ратовал за естественное и искреннее поведение аналитика, полагая, что оно создает наиболее подходящую и крайне благоприятную атмосферу в аналитической ситуации. Он подчеркивал потребность со стороны аналитика быть честным по поводу собственных ошибок для того, чтобы не дистанцироваться от пациента.

Он также полагал, что «не дело аналитика сердиться; он находится здесь для понимания и оказания помощи. Там, где эта способность блокирована, он должен искать вину за это в себе».

Анализ, по мнению Ференци, должен сделать для пациента возможной, морально и физически, предельную регрессию, без чувства стыда. Анализ также должен быть способен обеспечить пациента ранее отсутствовавшей благоприятной обстановкой для постепенного создания Я.

В качестве особой задачи он выступал за «освобождение пациентов, которых психоаналитическая паранойя низвела до статуса несовершеннолетних, сделала зависимыми и испытывающими постоянную привязанность, приводя их к действительному освобождению также от нас».

А.К.:Какая из идей Ференци Вам, Владимир Васильевич, близка в наибольшей степени?

В.С.:Ференци пишет, что в моменты крайней потребности внутри нас начинает действовать так называемый ангел-хранитель («Орфа»), который представляет собой работу организующих, жизненно важных инстинктов. «В такие моменты, когда психическая система не срабатывает, думать начинает организм». Таким образом, когда для индивида объектная связь становится непереносимой, он, согласно Ференци, переходит к нарциссизму, ища спасение в уничтожении объектных отношений.

Однако перед лицом крайне сильной, «неоднократной травмы, даже этот ангел-хранитель должен признать собственную беспомощность и непригодность своих обусловленных самыми лучшими намерениями обманных трюков для подвергаемого мучениям ребенка, и затем не остается ничего иного, кроме самоубийства, если только в последний момент в реальности не произойдет некое благоприятное событие», убеждающее пациента в том, «что в этой новой травматической борьбе пациент более не одинок».

А.К.:Какой «психоанализ» кажется Вам наиболее продуктивным? Какому взгляду Вы придерживаетесь?

В.С.:По моему мнению, наиболее фундаментальным является подход Вейкко Тэхкэ, изложенный им в фундаментальном труде «Психика и ее лечение: психоаналитический подход», который по праву считается энциклопедией современного психоанализа. В нем автор не только прослеживает последовательность структурализации психики, начиная с рождения младенца, и те опасности, с которыми она сталкивается, но также исследует природу и элементы психоаналитического понимания, а также его терапевтическое использование для лечения психозов, пограничных пациентов, а также невротических пациентов.

Крайне перспективен также интерперсональный психоанализ Г.С. Салливана и интерсубъективный подход в клиническом психоанализе Роберта Столороу, Бернарда Брандшафта и Джорджа Атвуда.

А.К.:Почему Вы выбрали для себя именно это ответвление в философии — проблемы самости и личности?

В.С.:Для решения возникших у меня, казалось, непреодолимых проблем, мне посчастливилось в 1970-75 годы пройти пятилетний, фактически ежедневный психоанализ, у выдающегося психоаналитика Левина Евгения Васильевича. Поэтому, естественно, проблемы роста Я, становления аутентичной личности и самости вышли у меня на первый план. Дальнейшее мое развитие было связано с переводом книг по классическому и современному психоанализу, и написанием книг и статей по философским аспектам психоанализа. К настоящему времени я перевел и издал 24 книги по психоанализу, а также написал 4 монографии.

А.К.:Могли бы Вы сформулировать глобальную проблему современного российского Я?

С.В.:Мне кажется, что такого общего понятия не существует. У разных людей развитие Я пошло своим особым путем. В связи с этим мне хотелось бы привести слова Карен Хорни о том, что человек не несет ответственность за свое невротическое развитие, так как оно могло быть единственным способом его выживания в детские годы. Однако он несет ответственность за то, хочет ли он его преодолеть, в одиночку или с помощью специалиста.