Можно было бы цинично отозваться об этой книге так: «Ну вот еще одна подборка заметок известного журналиста на разные темы, половину из которых мы уже читали, и что мол за мода пошла переиздавать некогда злободневное»

И действительно, за последние несколько лет таких сборников уже вышло несколько, это и «Избранные статьи» Григория Дашевского, и «Один, не один, не я» Марии Степановой и вот «Не зяблик» Анны Наринской. Другое дело, что все эти книги совершенно блестящие. Без них, мне кажется, культурное наше пространство было бы куда более удушливым.

У «Не зяблика» есть подзаголовок — «рассказ о себе в заметках и дополнениях» и это наиболее точное определение жанра как итога повествования, как конечной цели.

Здесь собраны порой довольно разношерстные и на первый взгляд не связанные между собой сюжеты — статья о письме Надежды Толоконниковой из колонии, довольно значительная часть текстов представляют собой рецензии на книги и даже сериалы, отзывы на различные события вроде некролога на закрытие клуба «ОГИ», а еще размышления о диссидентах и значении девяностых, личные воспоминания. Будь разделы книги еще короче, под размер статуса в социальной сети, могло бы возникнуть ощущение, что читаешь некие «избранные записи из Facebook» за определенный период.

Эта ассоциация не случайная, ведь создавая свой собственный портрет из слов невозможно не опираться на личное — переживания, воспоминания, предпочтения. В основе пресловутого «о времени и о себе» оказывается личное высказывание, которое не обязательно, и даже скорее обязательно не, оказывается одним и тем же на протяжении нашей жизни.

Злободневность этого высказывания, а также последующая авторская рефлексия «Почему я сказал именно так тогда, и сказал бы я теперь иначе и сказал бы вообще?» — и есть ключ к созданию возможно единственно верного портрета живого, жившего и живущего человека, а «не зяблика», который вечно поет одно и то же.

Тогда становится понятно, почему в книгу вошли именно эти тексты, а не какие-либо другие, благо самый поверхностный поиск в сети демонстрирует, что Анне Наринской, мягко говоря, было из чего выбирать.

Потому что это, как ни истерто прозвучит, тексты «о главном».

О простых и порой не слишком изысканных вещах, о которых вроде бы и говорить-то как-то неловко, немодно и странно, но отношение к которым в наибольшей степени и определяет наш моральный облик. Размышления о диссидентах оказываются способом поговорить об подлинном идеализме, рассказ о девяностых — о свободе, статья об эссе «Смертность» Кристофера Хитченса — об одной из самых страшных болезней двадцатого века и отношениях со смертью. Непрямая речь через прямое, порой даже исключительно категоричное, личное высказывание позволяет проговорить то, на что в другой ситуации возможно не хватило бы сил.

Еще один эффект этой прямой речи — ощущение приближенности. Герой не отстранен, он смотрит прямо в глаза и не отводит взгляд во время разговора. И это уже мое личное, самое сильное впечатление от книги, то легкое и даже пугающее бесстрашие, с которым автор открывает свое лицо, подходя как бы на шаг ближе, чем это принято в обычном small talk. У читателя уже нет выбора, беседа перестала быть пустой болтовней, да она никогда и не была ей, с самого начала.

И в этом диалоге «о главном» с собеседником можно не соглашаться, но нельзя отказаться его вести, потому что такой диалог всегда лишь частный случай диалога с самим собой.