ARTODOXIA

СОДЕРЖАНИЕ

I. Пророк эпохи Духа и конец Средневековья… 5

II. Бессмертие и искусство… 23

III. Бог, Язык, Время… 30

IV. Доказательство бытия Божьего… 41

V. Еретики и художники как служители Логоса… 47

VI. Мартиролог… 56

VII. Священная война… 74

VIII. Мировая религия Артодоксии и её рай:

Элизиум, или Поля елисейские… 81

IX. Ветхий, Новый, Новейший… 99

X. Два кощунства… 106

XI. Божественный вакуум… 115

XII. Совесть и благодать… 132

Примечания… 144

Artodoxia / Глеб Смирнов. — М. : Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019. — 209 с.

Глава II.

Бессмертие искусств

Досадно, но смертный час неотвратим. Жизнелюбивая натура человека сопротивляется мысли о конце. Никто не желает исчезнуть бесследно.

Как ни бравируй человек, бросая вызов смерти, признавая её ничтожной или отшучиваясь парадоксами, как ни возводи он прочные философские плотины и ни доказывай, что она-де величайшее из благ, как ни лги себе, что не страшится её, выдавая тем самым лишь недостаток воображения, — перспектива смерти свербит неизвлекаемой занозой, гнетёт душу и тяготеет над умами живых.

Единственное, что в мире берёт на себя смелость обещать продолжение жизни за порогом смерти, — это религия, хотя непроницаемость потустороннего мира способна поколебать оптимизм любой из них. Загробные посулы всех религий призваны устранять экзистенциальный трепет перед краткостью, хуже — конечностью существования.

Все религии суть надменный вызов человека мерзости смерти.

Среди религий есть одна, довольно долго ускользавшая от внимания сторонних наблюдателей, поскольку она оставалась во внутреннем ведении некой весьма осторожной группы лиц. К концу книги эта тайная религия станет более явной.

«Переродившись в красоте, мы достигнем бессмертия», — обнадёживает нас Платон, и его слова разглашают азы веры той категории людей, которую принято называть «людьми культуры».

Едва ли не все они с древности до наших дней разделяют веру в бессмертие, обретаемое деяниями в сфере духа.

Вера эта, по своей героической наивности ни в чём не уступающая всем остальным верам, была и доселе остаётся потаённой константой в умах артистических натур. Художники, даже примыкая к тем или иным вероисповеданиям «по месту жительства», на самом деле — адепты особой, отдельной ото всех, религии. Один немецкий философ проговорился: «искусство есть тайно закравшаяся в наше время языческая секта».

Её главным постулатом является вера в животворящую силу культуры. Вера эта естественна как воздух: для европейского слуха фраза «Данте (Гёте, Сервантес, Шекспир…) жив» — вовсе не мистическая натяжка. Монтень признавался, что сосредоточенно беседует с Сократом, — точно так же, как беседовал со своим отцом. Что с того, что Сократ давно умер? Отец мой тоже умер, — мог бы ответить Монтень, — а веком раньше или веком позже, велика ли разница.

Будучи прародителями нашей цивилизации, они вошли в кровь европейского человека (в меру его приверженности культуре). Благодаря им каждое новое поколение начинает усваивать немаловажные истины, учится надежде, сыновней нежности и принадлежности к семье человечества.

У Арсения Тарковского высказана мысль о крови поэта, перетекающей в века: «Мне моего бессмертия довольно, // Чтоб кровь моя из века в век текла». Притом это не совсем его личная кровь, поскольку все бессмертные ему родня:

Вы, жившие на свете до меня,

Моя броня и кровная родня,

От Алигьери и до Скьяпарелли,

Спасибо вам, вы хорошо горели.

Нет, не мистическое утверждение. Великие — у каждого они свои — образуют личность нашу совершенно реально и в той мере, в какой мы проникнуты их творениями, и поскольку впускаем их в себя. Это отцы моей души, и что с того, что они не отцы биологические, — оттого они не менее действенны как воспитатели характера: с ними общаешься, живёшь их перипетиями, сверяешься по ним,

учишься у них веселию мысли.

Я получил блаженное наследство —

чужих певцов блуждающие сны.

Они присутствуют в наших действиях. И трудно спорить с тем, что сказки Андерсена или Сент-Экзюпери сделали для смягчения нравов и вызревания человечности не меньше, чем Библия. Не она, а старик Гомер поддерживает мужество Гумилева в застенках перед смертью. Карл I король английский берёт с собой на эшафот не Библию, а томик стихотворений Сидни, поэта-рыцаря.

В элегии на смерть поэта Эвальда фон Клейста говорится:

Der gewehte Mann wirft seinen Schatten

noch aus Elysium zuruck.

Муж почитаемый в сердцах не умирает,

Из самой вечности бросает тень свою.

Так перевёл эти строки Василий Туманский, поэт пушкинской плеяды: не упоминая Элизиума (о котором и мы пока помолчим), но оставив главное — великий художник продолжает участвовать в жизни других поколений, присутствуя в нас и сегодня как воспитатель нашего сердца. Пушкин в своём первом появившемся в печати стихотворении «К другу стихотворцу» утверждает:

Певцы бессмертные, — и честь, и слава россов,

Питают здравый ум и вместе учат нас.

Настоящая родословная — это прочитанные тобою книги. Механизм такой избирательной генеалогии вскрывает Флоренский: «слово, порождение всего нашего существа в его целостности, есть действительно отображение человека.

…В слове исходят от меня гены моей личности, гены той личностной генеалогии, к которой принадлежу я. И потому, словом своим входя в иную личность, я зачинаю в ней новый личностный процесс».

Ввиду многочисленных прецедентов, художник не без оснований надеется стяжать личное бессмертие путём великих творений, продлив себя за пределы жизни: «нас возьмут в будущее». Эта уверенность едва ли не впервые прозвучала в европейской культуре на заре VI века до н. э. в стихах Сапфо: «не забудут о нас, говорю я, и в будущем — μνάσεσθαί τινά φαμι καὶ ὔστερον ἀμμέων». Разве она оказалась неправа, и мы о ней забыли?

Искусство ничуть не хуже остальных религий торжествует над смертью: произведение гения —выпад против объективного закона уничтожения. Правда, за редкими исключениями, в артистической среде эта религиозная подоплёка творчества утаивается из соображений ложной скромности. Именно ложной. Гораций, подлинно скромный в жизни, тут не церемонился:

Я памятник себе воздвигнул долговечный,

Превыше пирамид и крепче меди он.

Ни едкие дожди, ни бурный Аквилон,

Ни цепь несметных лет, ни время быстротечно

Не сокрушат его. — Не весь умру я; нет:

Большая часть меня от строгих парк уйдёт!

Разумеется, никто не утверждает, будто стяжание бессмертия является основным стремлением людей искусства и их целеполагающей идеей. Мы далеки от подозрений, что своим делом они занимаются ради своего спасения. То было бы суетно —подобно тому, как негоже творить добро с задней мыслью о дивидендах. В п р и н ц и п и, а л ь н о й основе искусства совсем иной азарт. Какой?

Публикации, имеющие отношение к Артодоксии:

— Элизиум. Сакральное пространство культуры, Арт-Хроника n°4, 2004, с. 103- 19.

 — Elysium: A Sacred Space Of Culture, Herald of Europe (англ. версия, под псевдонимом Gleb von Rims), n° 3, 2006 http://www.heraldofeurope.co.uk/Article.aspx?ArticleID=719338584

— Священная война, в Russian Prime Magazine, n°1, 2013

http://primerussia.ru/article_materials/165

— Культурославие vs Спортопоклонство, на сайте АПН от 26 августа 2004. Манифест.https://www.apn.ru/?chapter_name=advert&data_id=144&do=view_single

 — Мировая религия Третьего Завета, Синефантом, окт.-ноябрь 2010: http://cnftm.ru/pdf/2010-10-30.pdf и http://cnftm.ru/pdf/2010-11-21.pdf

Сокращённо на портале «Арт-Инфо»: http://www.artinfo.ru/ru/news/main/Pneuma-Gleb_Smirnov-2010.htm

 — «Мировая религия Третьего завета», Москва—Венеция—Вена, 2017:https://www .glebsmirnov.com/tretiy

Об авторе, из рецензий.

«Глеб Смирнов-Греч, каким мы помним его по публикациям 90-х, таинник венецианских библиотек и полководец русской культуры в мире глубочайшего аристократизма, не раз заявлял себя как исповедующего «артодоксию» — религию свободного искусства. Эта религия имеет своих мучеников — нищих и непонятых художников, свои богослужения — биеннале, свои храмы — галереи, напоминающие сразу о монастырских галереях по самому смыслу слова; наконец, своих внимательных клириков, ведущих учет как грехов и правды искусства, так и имущества искусства, которое никогда не подлежит секуляризации. Артодокс всегда показывает, почему это имущество священно».

 — Александр Марков, философ, РГГУ

«трудно поддается жанровой классификации»

 — Юрий Куроптев, в «Звезде»

«люди жаждут культуры, люди хотят глубины, сакральности, таинства, хотят слушать, как кто-то говорит полушёпотом, хотят слушать стихи, хотят слушать выжимки смыслов»

 — Юна Летц, в «Снобе»

«для автора всё меркнет в вечном сиянии искусства, непреодолимом, преображающем, возвышающем до спасения»

— Александр Чанцев, ведущий обозреватель Rara Avis

«”Ваше вероисповедание?” — “Искусство!”»

— Андрей Бильжо, из главы о Глебе Смирнове

в книге «Моя Венеция», 2013

«…в духе фрески Тинторетто “Рай”, этого главного украшения Дворца Дожей, гении всех времен и народов, а также персонажи книг, картин, преданий и сказок общаются вместе в грандиозном культурном Эдеме».

 — Дмитрий Бавильский, в «Новом мире»

«пока читаем [его] книгу, пребываем в Золотом веке».

 — Елена Иваницкая

«…Кроме того, эта книга отлично написана: не теряя глубины, она “user friendly”».

 — Александр Генис, при выдвижении книги «Метафизика Венеции» на премию Пятигорского

«История сама по себе — всегда безвременье, пусть хорошо документированное газетами и закамуфлированное событиями. Только в развитии искусств — будь то музыка, театр, наука, словесность, хореография, философия, архитектура, изобразительные искусства — бьется истинный пульс времени: в искусстве и гостит Мировая душа. И это единственная история, ради которой стоит жить».

(из трактата «ARTODOXIA»)