Подписывайтесь на мой канал в Telegram.

ЛЮБЛЯНА

Однажды я спросил своего младшего сына, может ли он передать соль, на что получил ответ: «Конечно, могу». Когда я повторил свою просьбу, он огрызнулся: «Ты спросил меня, могу ли я это сделать, и я тебе ответил. Ты не говорил мне, что я должен это сделать». Кто был свободнее в этой ситуации — я или мой сын? Если мы понимаем свободу как свободу выбора, мой сын был свободнее, потому что у него был дополнительный выбор, как интерпретировать мой вопрос. Он мог воспринять его буквально, а мог интерпретировать его в обычном смысле, как просьбу, которая была сформулирована как вопрос из вежливости. В отличие от него, я фактически отказался от этого выбора и автоматически положился на конвенциональный смысл.

А теперь представьте себе мир, в котором гораздо больше людей ведут себя в повседневной жизни так же, как мой сын, когда он дразнил меня. Мы бы никогда не знали наверняка, что хотели сказать наши собеседники, и мы теряли бы огромное количество времени, занимаясь бессмысленными интерпретациями. Разве это не является точным описание политической жизни последнего десятилетия? Дональд Трамп и другие альт-правые популисты воспользовались тем фактом, что демократическая политика опирается на определенные неписаные правила и обычаи, которые они нарушают, когда им это выгодно, избегая при этом ответственности за то, что они не всегда явно нарушают закон.

В США лакеи Трампа из Республиканской партии проводят такую стратегию в преддверии следующих президентских выборов. Согласно принятой ими маргинальной юридической теории, лазейка в федеральном избирательном законодательстве позволит законодательному органу штата назначать своих собственных президентских выборщиков, если государственный секретарь решит, что он или она не может подтвердить результаты выборов. Республиканские отрицатели выборов сейчас баллотируются на должности, которые им понадобятся, чтобы взять верх над волей избирателей в 2024 году. Таким образом, республиканская партия пытается уничтожить одно из основных условий демократии, при котором все политические участники говорят на одном языке и следуют одним и тем же правилам. В противном случае страна окажется на грани гражданской войны, чего сейчас и ожидает почти половина американцев.

Те же условия применимы и к глобальной политике. Чтобы международные отношения работали, все стороны должны, по крайней мере, говорить на одном языке, когда они говорят о таких понятиях, как свобода и оккупация. Россия явно подрывает это условие, описывая свою агрессивную войну в Украине как «спецоперацию» по «освобождению» страны. Но правительство Украины тоже попало в эту ловушку. Выступая в израильском Кнессете 20 марта 2022 года, президент Украины Владимир Зеленский сказал: «Мы находимся в разных странах и в совершенно разных условиях. Но угроза одинакова и для нас, и для вас: полное уничтожение народа, государства, культуры и даже названия — Украина, Израиль.»

Палестинский политолог Асад Ганем назвал речь Зеленского «позором в тот момент, когда речь зашла о глобальной борьбе за свободу и освобождение, особенно палестинского народа.» Зеленский «поменял местами роли оккупанта и оккупированного.» Я согласен. И я также согласен с Ганемом что «необходимо оказать любую возможную поддержку украинцам, которые противостоят варварской агрессии [России]». Без военной поддержки Запада большая часть Украины сейчас была бы под российской оккупацией, нарушающей основу международного мира и порядка — целостность границ. К сожалению, выступление Зеленского в Кнессете не было единичным случаем. Украина регулярно занимает публичные позиции в поддержку израильской оккупации. В 2020 году она вышла из состава Комитета ООН по осуществлению неотъемлемых прав палестинского народа. И только в прошлом месяце ее посол в Израиле, Евгений Корнийчук, заявил: «Как украинец, чья страна подвергается очень жестокому нападению со стороны своего соседа, я чувствую большую симпатию к израильской общественности.»

Эта параллель между Израилем и Украиной совершенно неуместна. Если уж на то пошло, ситуация украинцев ближе всего к ситуации палестинцев на Западном берегу. Да, израильтяне и палестинцы, по крайней мере, признают инаковость противника, в то время как Россия утверждает, что украинцы на самом деле просто русские. Но Израиль не только отрицает, что палестинцы являются нацией (как это делает Россия в отношении Украины), палестинцам также отказано в месте в арабском мире (как украинцам по отношению к Европе до войны). Более того, как и Россия, Израиль является военной сверхдержавой с ядерным оружием, которая де-факто колонизирует меньшее, гораздо более слабое образование. И как Россия в оккупированных частях Украины, Израиль проводит политику апартеида.

Хотя лидеры Израиля приветствуют поддержку Украины, они не ответили ей взаимностью. Вместо этого, они колеблются между Россией и Украиной, потому что Израилю необходимо поддерживать терпимое отношение России к его собственным военным ударам по целям в Сирии. Но полная поддержка Израилем Украины в основном означает идеологическую заинтересованность ее лидеров в том, чтобы представить свою борьбу как защиту Европы и европейской цивилизации против варварского, тоталитарного Востока.

Такой взгляд на противостояние несостоятелен, так как требует замалчивания роли Европы в рабстве, колониализме, фашизме и так далее. Крайне важно, чтобы дело Украины защищалось в универсальных терминах, вокруг общих концепций и интерпретаций таких слов, как «оккупация» и «свобода.» Свести войну в Украине к борьбе за Европу значит использовать ту же схему, что и путинский «придворный философ» Александр Дугин, который проводит границу между «русской правдой» и «европейской правдой». Ограничение конфликта рамками Европы усиливает саму российскую глобальную пропаганду, которая представляет вторжение в Украину как акт деколонизации, как часть борьбы против западного неолиберального господства и необходимый шаг к многополярному миру. Рассматривая израильскую колонизацию западного берега как оборонительную борьбу за свободу, Украина тем самым оправдывает агрессию другой державы и тем самым ставит под угрозу свою собственную, полностью оправданную борьбу за свободу. Рано или поздно ей придется сделать выбор. Будет ли она по-настоящему европейской позицией, заключающейся в универсальном освободительном проекте, который определяет Европу? Или она станет частью новой популистской волны правых?

Когда Украина спросила Запад: «Можете ли вы передать гаубицы?» Запад не стал цинично отмахиваться: «Да, мы можем!» А затем ничего не сделал. Западные страны ответили разумно, отправив оружие для борьбы с оккупантами. Однако, когда палестинцы просят о какой-либо поддержке, они не получают ничего, кроме пустых заявления, часто сопровождаемых декларациями о солидарности с их угнетателем. Когда они просят соль, она достается их противнику.

оригинал