Девушка с пустым взглядом на фото больна чахоткой — серьезная болезнь, которая сегодня более известна как туберкулез. Примерно в те времена, когда была сделана фотография, эта болезнь была в моде, а некоторые ее проявления эстетизированны.

«Поглядите на бедняжку Байрона! Как интересно он умирает!».

«Фраза поэта, всегда гордившегося своей интересной бледностью, подразумевала, надо полагать, только некоторые симптомы чахотки: прозрачную белизну кожи, легкий лихорадочный румянец, который так трудно воспроизвести при помощи косметических средств, хрупкость исхудавших рук, блестящий, горячий взгляд, слабый голос и припухшие от частого кашля, чуть слишком розовые, чуть слишком влажные губы. Мокрота, потоотделение, гнойный туберкулезный плеврит и другие сопутствующие болезни симптомы исключались из картины «красивой смерти», в свое время сделавшей чахотку не просто модной, а чуть ли не обязательной болезнью для определенного слоя общества; те, кому не повезло ей страдать, часто прилагали немалые усилия для того, чтобы ее имитировать». [1]

Эстетика романтизма располагала к критике общепринятого.

Русскому читателю больше известно произведение Пушкина, которое перекликается со строками Байрона: у Пушкина речь идет о девушке — классический объект красоты и прекрасного. [2]

«Как это объяснить? Мне нравится она, Как, вероятно, вам чахоточная дева Порою нравится…».

До Пушкина никто не эстетизировал болезнь в русской литературе. Эти строки не так известны, ведь Пушкин здесь весьма маргинален в своем взгляде на красоту.

Болезненная красота воспевалась не только в стихах:

«О да!, моя Леа, ты прекрасна; ты прекраснейшее из всех творений, и я ни на что тебя не променяю — тебя, твои потухшие глаза, твою бледность, твое истерзанное недугом тело; на красоту самих ангелов не променяю тебя!». [3]

Или:

«Полтора месяца спустя к Жаку вернулся былой пыл, — он весь загорелся под нежными взглядами хорошенькой Мари — девушки, болезненная красота которой несколько напоминала красоту бедной Франсины*.»[4]

*Франсина — героиня книги, которая умерла от чахотки.

Дюма-сын писал в то время, что в парижских гостиных туберкулез считался болезнью интеллектуальной элиты. Самые модные дамы не употребляли румян, а на шее носили большие банты. Все хотели быть похожими на Виолетту Валери из «Дамы с камелиями». [5]

Эта антиэстетика получила распространение главным образом в 19-20 веках.

Уродливое в эстетике логично связывается с болезнью, ведь болезнь является нарушением нормы. В каждое время может иметься своя эстетическая норма, но болезнь непременно является тем, что нарушает любой устоявшийся эстетический порядок.

«Обращаясь к мифологии древних цивилизаций, можно выявить закономерность в отождествлении плодородия и красоты: недаром во многих мифологиях богини красоты являются не только богинями любви и брака, но и плодородия». [6]

«Предпочтение сильного и молодого тела, которое может вынести и произвести на свет такое же здоровое и крепкое потомство, вероятно являлось истоком того, что позже станет истоком понятия о красоте. Во всех культурах человечества изначально ценились именно эти качества, которые можно назвать универсальным нативным стандартом: «чувство красоты возникло и развивалось лишь как одна из многих жизненных оценок в эволюции животного мира при перцептивном анализе возникающих предпочтений» [7].

В 19-ом веке в свете возник бунт против натурализма: естественность считалась вульгарной и была свидетельством низкого социального происхождения. Зачем нужны здоровье и сила, если эти свойства обычно связываются с неблагородным физическим трудом, где нет места декоративности и эстетству, которые присущи высшим слоям общества: бледность, манерность, искусственность, утомленность и болезненность — признаки благородного происхождения в то время.

Для придания лицу матовой бледности дамы принимали три раза в день толчёный мел и пили уксусный и лимонный сок, а круги под глазами достигались за счёт специального недосыпания.

В начале 19 века — эпоха ампир, когда в моде естественность и простота, даже косметического эффекта дамы пытались достичь естественными способами: если требовалась бледность — пили уксус, если румянец — ели землянику. На некоторое время из моды выходят даже ювелирные украшения.

Тогда бытовало мнение, что чем красивее женщина, тем меньше она нуждается в украшениях. Белизна и нежность рук во времена ампира так ценились, что многие даже на ночь надевали перчатки.

«Так как часто платья делались в основном из тонкого полупрозрачного муслина, модницы рисковали подхватить простуду в особо холодные дни. Для создания эффектных драпировок, красиво обрисовывающих природные данные, дамы использовали нехитрый приём античных скульпторов — увлажняли одежду, неслучайно, что смертность от пневмонии была в те годы очень высока. Только благодаря египетскому походу Наполеона в моду вошли кашемировые шали, которые широко популяризировала супруга императора — Жозефина». [8]

Жертвуя своим здоровьем ради моды, женщины того времени сознательно шли на возможные серьезные жертвы. В те времена распространение получил и корсет, который мог изрядно испортить здоровье. Эта ситуация описана Мопассаном в рассказе с предельно говорящим названием «Мать уродов» (1883 г.). В этом произведении, где действие происходит на курорте, описывается прекрасная женщина, за которой бегают множество поклонников, однако за дамой следует и ее служанка-нянька, что следит за ее детьми, которые в свою очередь были все по какой-то причине уродливы: искривлены, горбаты и косы. Увидев этих детей, один из персонажей рассказа, — врач, восклицает: «Таковы результаты ее стараний сохранить тонкую талию до последнего дня беременности. Эти уродства созданы корсетом. Она прекрасно знает, что рискует жизнью в такой игре. Но ей все нипочем, Лишь бы остаться красивой и любимой». [9]

Именно корсет, по мнению некоторых врачей, приводил к заболеванию туберкулезом: «Чахотка встречается у женщин гораздо чаще, чем у мужчин, так как корсет сжимает грудную клетку, и вентиляция легких уменьшается». [10]

Заболеванию легких также способствовали декольтированные платья, которые открывали грудь: «между тем именно легочные верхушки, предрасположенные к заболеванию чахоткой, следовало особенно тщательно беречь от холода и сквозного ветра» [11].

«Например, чтобы придать мрачный вид, а с тем «ложный и роковой блеск», светские модницы расширяли себе зрачки с помощью белладонны и часто имели при себе «запас опиума и одеколона»[12]

В конце концов прекрасное имеет свойство адаптироваться к действительности: если вокруг уродство, то среди уродства что-то будет считаться прекрасным. Хороший пример — косметические мушки на лице, которые приобрели популярность в 18-ом веке в Европе.

Известно, что в те времена вспышки оспы были повсеместны, а эти своеобразные украшения изначально были ничем иным как маскировкой, которая должна была скрывать шрамы и рубцы, оставленные после перенесенной оспы.

В 18-ом веке так называемые «mouche»* стали настолько модным явлением, что стали обязательной частью макияжа, а салоны красоты предлагали их в разнообразных формах и из самых разных материалов: мушка в форме сердца из бархата, мушка в форме звезды из шелка и др.

*фр. муха

Болезненная красота, которая описывалась авторами 19-го века, очень похожа на образ, который станет популярным в самом конце 20-го века и получит название «героиновый шик», когда образ болезненной модели проник в мир большой моды и стал своего рода эталоном красоты.

Список литературы.

[1] Линор Горалик. «Недуг» как составляющая актуального образа. Теория моды. № 21 (осень 2011)

[2] Гиппий Большой //Платон. Соч. в 3-х т., Т.1, М., 1972.)

[3] Жюль-Амеде Барбе д’Оревильи. Леа, 1832.

[4] Мюрже А., Гунст Е.А. Сцены из жизни богемы. — Гос. изд-во худож. лит-ры, 1963. С. 241.

[5] Нагорнова Е.Е. Женская красота в зеркале времен //Аналитика культурологии. — 2015. — №. 2 (32).

[6]Саввина О.В. Стандарты женской красоты: естественное и культурное //Человек и культура. — 2017. — №. 1. — С. 24-34.

[7] Липов А.Н. Биологические истоки красоты. // Эстетика. Вчера. Сегодня, Всегда. М., 2008. №3. C.209.

[8]Виляева С.И. Историческое развитие Понтия «Человеческая телесность» //Аналитика культурологии. — 2014. — №. 28. С. 8.

[9] Ги де Мопассан. Собрание сочинений в 10 тт. Том 5. МП «Аурика», 1994 Перевод Е. Брук

[10] Чернышева И. В., Черемушникова И. К., Петрова И.А. Исторические источники XIX века о женском здоровье и моде //Известия Волгоградского государственного педагогического университета. — 2017. — №. 6 (119).

[11] Янек О.А. о женском костюме // Медицинская беседа. 1888. No 1. С. 4–11.

[12]. Lynn Linton E. The Girl of the Period. London, 1868. [там же, с. 313].