Create post

Генри Чинаски или почему я пью

— Почему вы не бросите пить? Любой человек может быть пьяницей.
— Любой человек может быть не-пьяницей. Быть пьяницей — особый талант. Это требует упорства. Упорство важнее правды.

Вся жизнь Буковски тому подтверждение. Он упорствовал дни на пролет: пил, играл на ипподроме, трахался, побирался от одного закутка к другому, но всегда писал. Его творчество — его меморандум, хотя он всегда был вне системы каких-либо сложившихся ценностей, вне групп. Он третировал даже самых именитых писателей за их скуку. И все же оставался прежним негодяем, — за что его и полюбили. Голый факт, без прикрас и излишеств:

— Я просто сумасшедший вонючий рестлер, который любит пердеть.

Для Чинаски нет запрета для праздного дня. Бутылка и приятная компания уже достаточный повод, чтобы увидеть бесконечность своего счастья. Бутылка не стимул, а необходимое топливо, его ангажемент для творческой деятельности. Это старый приятель, который иногда заходит скрасить неюутные вечера.

Утренняя прохлада напоминает ему, что нужно вставать и искать работу. А когда приходишь устраиваться тебя забрасывают наивными вопросами твоего бытия, но почему бы не посмеяться в таком случае над собственной жизнью:

— Как вы объясните эту свою монографию?

— Ну, всем нужна работа. Берете любого и делаете его трудолюбивым.

— Извините?

— Это шутка.

— У вас везде написано «нет»: хобби — нет, вероисповедание — нет, образование — нет. И где нужно указать пол — вы написали «нет».

— Частично — нет, хотите, напишите «мужчина».

Его окружали глупость и бесстыдство, тщеславие богатых и их презрительные усмешки. Даже отсутсвующее чувство юмора порядком раздражало. Люди ужасно серьезны, их не зацепишь даже крепким словцом, они корчат рожи и обижаются, а должны смеяться.

Чинаски бунтарь по природе. И даже не в том, что он шел против устоявшейся системы, он шел против человеческой безликости. Он пресмыкался, побирался, получал пособия, но был вне государства, его дом — это виски с содовой, там всегда был уютно и тепло. Никто тебя не трепал, не донимали пустыми разговорами, — ты погружался в беспредметное, но осязаемое одиночество. И в этом был залог его творчества.

Необходимо было творить, но творить на грани распада — разлада всей жизни, это изрядно подстегивало, в этом таилось глубочайшее удовольствие. Еще одна строчка, другая, третья — и ты жив, жив пока пишешь.

Чинаски был супергероем с нескончаемой печенью. Две бутылки виски за вечер были дневной нормой, писательским минимумом. На дне стакана открывалась истина, а в улетающих пузырьках пивной пены уходила тоска по миру.

Брамс, Шуберт, Шостакович, Моцарт, Сибелиус: неминуемая любовь, аристократическая черта и фон для работы: «Хорошо было по вечерам возвращаться с фабрик домой, раздеваться, забираться в темноте на кровать, наливаться пивом и слушать».

Генри Чинаски не мог проходить мимо вопроса «о том, кто он есть?»:

— Прошу прощения. Кто вы такой?

— О, вечный вопрос. И вечный ответ. Я не знаю.

Он не мог самоутвердиться нигде, до тех пор пока одно издательство не приняло его работу и не поместило ее в самый конец журнала. Понял он только спустя время, что ничем иным заниматься не может — это его хлеб, его дар, еще один глоток виски…

Чарльз Буковски начинается там, где заканчивается первая опрокинутая стопка виски!

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About