Впервые я сталкиваюсь за столько лет с яркими красочными образами, проникновенной игрой, и ворожбой актерского умения. Давно я с таким азартом, придыханием и замиранием духа не следил за судьбой персонажей и сценой явленной.
Все началось с обычных занятий, где Павел Анатольевич предоставил возможность побывать на представлениях в Белгородском театре кукол. Я, досадуя на то, что отверг (точнее оставил без ответа) первое предложение П.А. год назад сходить в театр, согласился невзирая ни на что, любя театр всем сердцем, ремесло, которое передает в тонкостях голоса, пластики тел и мускульной игре лица все многообразие человеческих страстей, чувств, желаний человеческих, кои в наше серое время не сыскать более и нигде более как в театре. Потому я не преминул с ответом, и согласился на оба представления.
Я, думаю, это радостно собирать вокруг себя круг единомышленников, почитателей высокого или просто недалеких любителей, но не отказывающихся в таком мероприятии при любой возможности.
«Гедда Габлер» был первым спектаклем, который меня изумил своей конструктивностью в оформлении декораций, инвентаря и «современной» передачей сюжетной канвы, которая возвещает вовсе не о времени «каретности», высоких па и париках. Однако это не умаляет прозорливости участников в достижении желаемого: поставленные ими акценты сыграли роль юмористической подушки, в которую плюхаешься с головой, проходя очередной этап трагической судьбы героев и отдыхая от кульминационного напряжения. Стоит сказать несколько слов и об актерах играющих. Л., играющее Асессора Брака, показалось неподобающе вульгарным и в тоже время весьма импозантным за счет какой-то животной притягательности, не говоря о реквизите в виде чудо-чемодана, который в моменты напряжения расслаблял аудиторию, дав ей насладиться долгожданным смехом. А Л., исполняющее служанку Берту, эдакая кадыкастая женщина, такой типаж придавал еще большее нелепие сему торжеству сцены. Ну и напоследок главная героиня «ГГ», днем с огнем не сыщешь такие глаза, они будто впивались и пробирались до самых естества глубин, они заполняли тебя своей энергией, а голос, что за голос — низкий, приглушенный, грудной — одно очарование. Я не забуду игру гомельцев и оставлю в памяти лучшие моменты.
И второй спектакль, но уже витебцев (оба раза играли белорусы) «Черный монах» по Гоголю (см. примечание) поразил меня всем. Начну с того, что я пришел не в назначенное билетом время, а ранее в день и час премьеры, где собрался полный зал, были приглашенные гости, фоторепортаж; и значит, я пришел на представление первой свежести, и неимоверной, следовательно, силы волнения, которая передалась в игре актеров. Потому как пламень игры, жар представления лился большим потоком на зал. Для не посвященных, не знающих, не владеющих, возможно этот спектакль и показывался с субтитрами, которые бы скорее угнетали и разрушили бы в итоге все волшебство представления, но посчастливилось этого не увидеть и я в полной мере наслаждался игрой, переданной белорусским языком. В моей семье, точнее среде, которую я иногда в шутку называю плавильным котлом, в котором собрались украинские, белорусские, русские, казацкие и бог знает какие еще корни, было одним удовольствием слушать язык моего деда, и понимать его без всяких переводных причуд.
Что же касается общей обстановки, то начиная от детально проработанных костюмов, отражающих дух эпохи и время пьесы, и заканчивая одной всеобъемлющей декорации в виде рундука-ширмы, который совместно играет роль малой сцены с поднимающейся малой ширмой по краям его, и в то же время полем взаимодействия игры самих актеров, рундук может представляться столом, или коробом или чем угодно большим. Совместная игра актеров и кукол, замещающих актеров, и все вместе, сначала показались мне большим нагромождением, лишним, оттеняющим игру либо актеров, либо кукол, замещающих в данный момент актеров, либо те места, где они выступали совместно; но потом это представилось мне органичным вплетением в передачу образности, масштабов места действий, так и размеров самих персонажей, когда они выступают в роли уменьшенных копий, передавая тем самым фантазию, сновидческую сторону пьесы. Актеры, передавая атмосферу, и выступая на первых ролях — игра кукол лишь интерпретировалась зрителем в нужный момент — вложили столько душевных сил, всего себя, что образ актера ушел из сознания и остались только яркие впечатления от игры кукол. Витебский спектакль был вдохновенным, и я уже помянул их строками из Гете, оставив их на стяге: «В дыхании есть два блага без сомненья…». Я дышал вместе с ними, и прожил этот чудесный момент вместе с ними.
Примечание:
Пьеса по Чехову, здесь оговорка по Фрейду. Было замечено ранее наблюдательными людьми; оставил все как есть в качестве напоминание самому себе.
