Краткое эссе о роли Станислава Лема
Итак, сегодня 104-я годовщина со дня рождения Станислава Германа Лема. Как минимум для одного поколения россиян его письмо, без лишней скромности, было судьбообразующим. Находясь у себя, в Польше, в опале умолчания, для советского читателя его книги представали проводниками к такому воображению, которое выступало бы реальной альтернативой сладкопаточному коммунистическому идеалу 40–60-х годов.
Идеалу, который затем обернётся вырождением до так наз. застоя, и в дальнейшем — до цойнианских «ждём перемен», за которыми стояла тотальная деструкция Ленина. С огромным энтузиазмом были выведены честь и достоинство загибающейся страны на капиталистическую панель по тарифу самой затасканной и замызганной проститутки: желанная измена столь лелеемым ранее идеалам.
Ныне среди ностальгирующих по былому призраку советского величия и им сочувствующих очень принято поливать грязью и обвинять во всех актуальных бедах Горбачёва и Ельцина. Как водится, у нас всегда готовы поставить к расстрельной стенке тех, на чьи плечи легли все тяготы последствий столь унизительного исторического поражения. Требование поиска истинной, предельной причины всегда оборачивается обличением грязной истины бессилия уже ни в чём не повинных субъектов. Возможно, если в чём их вина состояла, так это в том, что они сами желали на себя её взвалить.
В этом смысле очень показательно, как Ельцин, прежде спешивший с инициативной сноса дома Ипатьева в Свердловске, затем стоял в Петропавловском соборе на коленях и каялся при перезахоронении царской семьи. Конечно, это были неглупые люди, и они отдавали себе отчёт, к чему шло дело. Когда корабль терпит бедствие, первостепенной задачей капитана становится сделать всё возможное, чтобы хоть как-то сохранить на плаву судно, которое накренилось идти ко дну, или хотя бы спасти хоть какую-то часть экипажа.
Горбачёв этим и занимался. Он знал, как действовать в таких обстоятельствах и во многом руководствовался в своих идеях никем иным, как Лемом: «Сумма технологии» у того была настольной книгой. Это подтверждается как прямыми признаниями первого советского президента, так и фактом предложения писателю занять пост министра культуры. Почему-то в ситуации, когда требуется спасательный якорь, на помощь призывается провинциальный польский фантаст. По аналогии известна и другая фигура с подобной судьбой: как только интеллектуальная «западная» среда торжественно отпраздновала уход в небытие оси мирового зла — стран соцлагеря — буквально через несколько лет она подавилась становлением новых режимов дисциплинарного контроля, и как тут же вдруг зачем-то понадобился венский сказочник Фрейд.
Однако Лем успел застать закат своей звезды на пороге жизни. В своих последних эссе начала 2000-х в «Tygodnik Powszechny» он откровенно признавался, что при всей ему присущей проницательности (самоиронично) «краковского пророка», он не может понять и усвоить формат и интонацию высказывания возникшей тогда медиасреды. Собственно, это тот самый осевой момент, на который умолял обратить внимание в «Призраках Маркса» Деррида. Момент, который французский философ так же застал на закате жизни.
За день перед 80-й годовщиной, 11 сентября 2001 года, Лем созерцал, как рухнули башни-близнецы торгового центра. Он отменил все мероприятия, что готовились по случаю этого знаменательного дня, и затем, оправившись от глубокого шока, говорил, что не думал, насколько быстро — буквально на глазах — будет воплощаться то, о чём он писал лишь как о высшей степени гипотетических сценариях «развития нашей цивилизации». Уже Жижеку надлежало перехватить эстафету и начать оборачивать шок в теоретический парадокс.
В 2019 году я начал серьёзно планировать поездку в Польшу, поскольку на 2021 год намечались крупные мероприятия в связи с вековым юбилеем писателя. Даже пробовал робко учить какие-то польские расхожие выражения и базовые бытовые слова. В моём плане путь пролегал через Львов — историческую родину Лема. Однако плану не суждено было сбыться в связи с начавшимся ковидом, а уже затем — с ныне продолжающимся вооружённым конфликтом.
А как известно: «Бессознательное — это не бытие, не небытие, а несбывшееся». В план также входил пункт посещения места упокоения Лема — Сальваторского кладбища в Кракове. В качестве эпитафии Лемом было избрано следующее высказывание, несущее глубокий символический посыл: «Feci, quod potui, faciant meliora potentes». Или: «Я сделал всё, что мог, кто может, пусть сделает лучше». Он оставил зов поколениям продолжить его дело. И молодые поляки ему вняли: Дукай, Гжендович, Пекара, Орбитовский, Матушек и т. д., — свет польского литературного ренессанса. Однако услышат ли его зов русскоязычные писатели — вопрос, как водится, риторический. Ну, а я же сегодня приду в гости к лемовским сепулькам:
«Здесь мне понятно все, кроме упоминаний о сепульках, трансме и смеге. К сожалению, последний том «Энциклопедии», вышедший из печати, кончается статьей «СИРОП ГРУШЕВЫЙ», так что ни о трансме, ни о смеге там ничего нет. Все-таки я пошел к Тарантоге, чтобы прочесть о сепульках. Нашел следующие краткие сведения:
«СЕПУЛЬКИ — важный элемент цивилизации ардритов (см.) с планеты Энтеропия (см.). См. СЕПУЛЬКАРИИ».
Я последовал этому совету и прочел:
«СЕПУЛЬКАРИИ — устройства для сепуления (см.)».
Я поискал «Сепуление»; там значилось:
«СЕПУЛЕНИЕ — занятие ардритов (см.) с планеты Энтеропия (см.). См. СЕПУЛЬКИ».
Круг замкнулся, больше искать было негде. Ни за что на свете я не признался бы Тарантоге в подобном невежестве, а никого другого спросить не могу. Жребий брошен — еду на Энтеропию. Отправляюсь через три дня.»