Случалось ли вам общаться с известным человеком? Если вы сам не принадлежите к кругу известных и всеми любимых, то такое общение, возможно, производит на вас такое же действие, как и на меня, которое ниже я попытаюсь описать и о котором я приведу некие размышления.

Известный человек кажется существующим за некоей символической линией, подобной «четвёртой стене». Вот она, эта линия, и всё, что за ней — часть действия пьесы, часть Порядка, и люди там — большие, а мы, за этой линией — Хаос, неупорядоченная и бессмысленная реальность, мы маленькие люди. И соприкосновение с частью того мира, то есть общение с известным человеком, может происходить разными способами, коих я насчитываю четыре.

1. Общение известного человека с неизвестным воспроизводит иерархическое отношение публики и сцены — маленький человек восторгается большим, а большой с чувством своего права соглашается и принимает восторги, одаривая недостойного своим общением, оставаясь изолированным от мира жрецом. Необходимое условие такой модели общения — действительное восхищение человека из публики своим кумиром. Понятно, что если маленький человек просто не знает этого известного человека, то такая модель не сработает. Но, в общем, этот тип общения известного человека с неизвестным может быть назван стандартным, или просто благоговением.

2. Маленький человек перешагивает символическую стену и оказывается на сцене, становясь сам большим, становясь сам частью порядка и обретая смысл. Отчасти эта модель реализуется в экстремальной музыке в ситуации стейдждайвинга. Другой пример — телевизионные ток-шоу, где могут встречаться самые разные люди, но в рамках передачи общающиеся наравне. В целом, это самый редкий тип общения маленького и большого человека.

3. Большой человек сам уходит со сцены и вне её становится таким же маленьким, как и все. Такой шаг со стороны твоего кумира может переживаться, с одной стороны, как благородная скромность, и тогда маленький человек воспринимает такую ситуацию, на самом деле, как стандартную и только «подыгрывает» кумиру, втайне еще больше благоговея перед ним; но с другой стороны, такой шаг со сцены может обернуться и разочарованием, по сути, низвержением кумира. Любовь публики всегда держится под напряжением, ей нужна ограниченность символического пространства, недосказанность и тайна. Я сам, когда оказываюсь на сцене и играю музыку, схожу с неё именно таким образом, с меня отлетает любая позолота, и продолжать быть большим для меня значило бы оскорблять человека, с которым я говорю.

4. Черта, разделяющая сцену и публику, исчезает, образуя гибридное пространство, в котором сочетаются как особенности Порядка, так и Хаоса. Это требует высокой культуры общества, в котором такая модель пытается реализоваться, поскольку требует понятия о целях и методах гуманитарной науки, понимаемой причём, не как идеология, а как познание.

Об этом четвёртом гибридном способе общения дальше я и выражу некоторые размышления. В остальных типах преодоления конфликта, происходит активное его разрешение. Либо один из элементов соскальзывает в противоположную сторону, либо напряжение между полюсами сохраняется в устойчивом состоянии, как в первом описанном случае. И только в четвёртом случае конфликт остаётся актуализированным, система не разрушается, но приобретает способность к развитию. Происходит это с помощью метаязыка.

Самым простым случаем такого общения будет общение большого человека с профессионалом в своей области, например, музыканта — со звукорежиссером, художника — с куратором, писателя — с книгопродавцем и т.п. В данных примерах два полюса объединены метаязыком их профессии. Но оба участника общения осознают необходимость своих состояний, Автор — гений, и от его гения зависит общий результат их работы, а обслуживающий его персонал — колесо этого сложного механизма, без которого всё встанет.

Гораздо более сложный пример — то, что называют «современным искусством», которое принято «не понимать». Начиная с эпохи «измов» начала XX века, и самого яркого — дадаизма, автор стремиться осознавать своё место в коммуникации и своё осознание выговаривать в составе произведения. Делать искусство, не включающее в свой состав осознание себя, будет уже «нео», неореализмом, неоромантизмом, это практически дурной тон, как минимум — ставка на массовое искусство.

И здесь становиться ясным упоминание гуманитарной науки. Очевидно, что когда искусство вторгается на свой мета-уровень, оно вторгается в область гуманитарной науки, в область критики, и, что важно, гуманитарная наука сама приобретает что-то от искусства. Мой любимый пример этого взаимопроникновения — эпоха русского авнгарда, Якобсон и Шкловский, выступавшие как поэты на вечерах футуристов, искусствоведческие трактаты Малевича, или лженаука Липавского, но, думаю, вы сами найдёте нравящиеся вам примеры из вашего любимого десятилетия XX века.

Есть такой сегмент публики, которая испытывает от non-fiction литературы гораздо больший драйв, чем от собственно художественной литературы, часто это студенты и преподаватели, в общем, те, кого называют «интеллектуалы». При встрече с известным человеком такие люди рассчитывают на тот тип общения с собой, когда все осознают своё место в иерархии (большой — маленький), но не «вживаются» в свою роль, находятся «над» ней, одновременно оставаясь и внутри. По сути, это — приглашение к анализу. Подобное приглашение заложено в самой сути таких идеологий, как феминизм, толерантность к сексуальным меньшинствам, бодипозитив и т.п.

Гуманитарная наука, изучающая коммуникацию людей, будь то экономика, социология, лингвистика или литературоведение, развилась в рекордно короткий срок относительно скорости развития своего предмета, отчего мы имеем очень смутное представление о том, как коммуникация человека будет развиваться в дальнейшем. Но когда гуманитарная наука под видом «современного искусства», концептуализма или приглашения к анализу и толерантности вторгается в естественный ход коммуникации, я чувствую груз ответственности, поскольку это использование науки как идеологии, это действие. Наука это — наблюдение и познание, а вмешиваться в эксперимент нужно осознанно, так как до какого-либо фашизма в любую неверную сторону — шаг.

Итак, резюмируя, можно так описать этот четвёртый тип общения. Сойдясь в коммуникации, два человека имеют конфликт. В данном случае, по сути, конфликт в самой невозможности этих двух человек говорить, они принадлежат к разным мирам, и кто-то должен стать «трикстером», то есть быть ответственным за преодоление границы между мирами. Если никто не принимает на себя эту роль, то общения не происходит, происходит просто ситуация благоговения, поклонения. Но в случае, когда этот конфликт объявляется условным, люди вступают в метаязык, и с позиции, условно называемой «научной», то есть критической, или внешней, могут обсудить что-то кроме того, что предписывается навязываемыми языком паттернами общения, оставаясь при этом самими собой.