Create post
Philosophy and Humanities

Прощай, малышка. Заметка о выходе из планетарного патриархата

Dmitry Kraev
panddr

Исследовательница и куратор Антония Маяча (Antonia Majaca) презентовала эту лекцию в рамках художественно-исследовательской программы Women on Airplanes («Женщины в самолетах»), позже текст был опубликован в связанном с проектом журнале Inflight Magazine. Перевод на русский осуществила Леся Прокопенко для ридинг-группы «Разотождествленная принадлежность» в рамках проекта «Сцены из русской культуры» фонда V-A-C.

Приземление Валентины Терешковой. ИТАР-ТАСС
Приземление Валентины Терешковой. ИТАР-ТАСС

Возможно, мы могли бы возвратиться к понятию гравитации, с которого символически начали при просмотре видеоработы Otolith I. Размышления о гравитации взывают к размышлениям о планетарной принадлежности, а выход за пределы гравитации подразумевает задачу разотождествления с планетой (planetary dis-identification).

Во время презентации Гарнетта Кадогана на фоне звучала песня Арчи Льюиса «Прощай, малышка» (Goodbye Little Girl), а я вспоминала о Валентине Терешковой, советской космонавтке. Подумайте только об этом эпическом «пока», этом орбитальном — внеорбитальном — «пока», этом космическом прощании малышки Терешковой — дочери тракториста и работницы текстильной фабрики, которая сама работала на шинном заводе и училась в вечерней школе, а в итоге прохладным утром 16 июня 1963 года стала первой женщиной, полетевшей в космос. Она провела три долгих дня в маленькой, неуютной, жаркой и совершенно небезопасной кабине Востока, выполнив сорок восемь оборотов вокруг Земли.

Терешкова, 26-летняя девушка из маленькой деревни на Волге, остается единственной женщиной, совершившей одиночный космический полет. На трибуне Мавзолея Ленина на Красной Площади ей вручили награду Героя Советского Союза. Но о полете Терешковой не стоит думать в прометеанских терминах — по крайней мере, не в тех, которыми пользовалась она сама. Вот она стоит в обычной гражданской одежде, зажатая между мужчинами в военной форме, и с улыбкой принимает медаль. В конце концов, не стоит забывать, что решение отправить именно эту «малышку» в космос было частью исключительно мачистской планетарной игры: космической гонки времен холодной войны. Руководитель подготовки советских космонавтов Николай Каманин просто не мог допустить, чтобы первой женщиной в космосе оказалась американка. Это, как он выразился, было бы оскорблением патриотических чувств советских женщин. Правда? Выходит, космические путешествия маленькой фабричной работницы Валентины и бродячей собачки Лайки — вещи одного порядка. Создание племени (making kin) в открытом космосе [1].

Но покинуть гравитацию — какая необычайная для любой малышки перспектива! Это заставляет задуматься обо всех захватывающих и непредсказуемых линиях ускользания и автономии [2], которые может открыть такой радикальный, освобождающий, детерриториализирующий исход. Вряд ли можно представить себе более радикальную форму разотождествления (dis-identification), чем разотождествление с целой планетой, живущей под надзором и пытками законов универсального экстрактивистского белого патриархата. Этот грандиозный выход в космос открывал сам космос, пространство. Пространство для новых законов, новых кодексов, не обремененных ни гравитацией, ни линейной темпоральностью. Представьте себе выход другого порядка — неромантический и неинструментальный. Выход из маскулинных фантазий научно-технической планетарности. Выход из планетарного патриархата.

Следует представлять бесконечность в виде неопределенного игрового пространства разотождествленной принадлежности

Каким же образом выход такой рьяной «малышки» может вывести концепцию автономии за пределы того, что Вальтер Беньямин называл мифическим насилием: насилием элементарного нарушения закона и законотворчества? Вспомним, что «автономия» происходит от двух слов: auto, «само-» и nomos, «закон». В контексте проекта «Женщины в самолетах» стоит задать вопрос: как именно могли бы феминистки писать собственный закон в контексте планетарного государственнического патриархата? Думаю, нам стоит меньше смотреть в историю женщин, участвующих в проектах по формированию государства, и вместо этого обратиться к истории женщин, участвовавших в антифашистской партизанской борьбе, к женщинам из Сапатистской армии национального освобождения, к женщинам, управлявшим общественными кухнями, завтраками для «Черных пантер», к Рожаве, к разрозненной и неуловимой, но приземленной и конкретной повседневной борьбе тех женщин, большинство из которых в жизни не летали на самолетах, не говоря уже о космическом корабле.

Позвольте поделиться с вами небольшой схемой, которую я начертила во время наших сегодняшних бесед. В центре находится понятие автономии. Ниже я написала два слова: принадлежность (belonging) и разотождествление (dis-identification). Вверху: бесконечность и гравитация. А внизу я расположила что-то вроде народных основ (vernacular fundaments), состоящих из диалектики между государственной политикой и политикой заботы. Теперь же я предлагаю увидеть связь между двумя парадоксальными объектами, которые мы в шутку могли бы назвать гравитационной бесконечностью (gravitational infinitude) и разотождествленной принадлежностью (dis-identified belonging).

Естественно, здесь я предлагаю мыслить о бесконечности за пределами параметров евклидовой геометрии. Что это подразумевает? Бесконечность без геометрии? Что, если мы разотождествимся также и с мыслью о бесконечном как о расширении известного, как о бесконечном повторении того, что предопределено законом — где, имея определенный ряд чисел, вы всегда можете представить большее число, но оно всегда будет просто очередным числом и всегда будет определяться тем, что было перед ним. Вместо этого следует представлять бесконечность не в виде чего-то запредельного, где находится бездна, ничто, а в виде неопределенного игрового пространства встречи с потенциальностью, пространства разотождествленной принадлежности и безграничности — тогда эта процедура в конечном итоге имеет мало общего с выходом из пространства. Скорее, речь идет о выходе из нормализованной западной категории времени, того жестокого онто-эпистемологического инструмента разделения, который так точно описывает Денис Феррейра да Силва [3]. Если вы не принадлежите к системе времени линейной прогрессии, телеологии, времени счета, если вы находитесь вне этого времени, тогда все, что у вас есть, — это пространство. Вы не живете во времени; вы живете в пространстве. В этом пространстве, каким я хотела бы его видеть, есть небольшие вихри, точки пересечения и интенсивности, автономии и разотождествленной принадлежности.

Это подводит меня к нижней части схемы: здесь находятся государственная политика и забота. Когда я смотрела фильмы Джихан Эль-Тахри, наполненные образами «неприсоединившихся» [4] государственных деятелей, стоящих на возвышениях и произносящих исторические речи, в парадной военной форме, украшенной разнообразными цветными значками, медалями и орденами, я попыталась представить Движение неприсоединения с точки зрения Социалистической Федеративной Республики Югославии, которая во многих отношениях представляет уникальный случай в контексте политики холодной войны. Нередко можно услышать о прогрессивной югославской экономической и социальной политике, о самоорганизации рабочих, антифашистской борьбе и Движении неприсоединения. Разумеется, мы должны и дальше хранить верность этим явлениям. Хотя я и продолжаю идентифицировать себя как югославка, меня больше интересует то, что исключает официальная политика государственного социализма, какой бы прогрессивной она не была.

Сейчас я хочу сопоставить мою беспорядочную интеллектуальную схему с этой реальной исторической картой, демонстрирующей ситуацию в Европе в мае 1943 года. Все, что выделено на этой карте зеленым цветом, — оккупированная территория. Как видите, маленькие розовые точки отмечают те немногие территории, которые были на тот момент освобождены. Эти разрозненные розовые точки свободы отражают антифашистское движение югославских партизан-коммунистов. Что немаловажно, 34% партизан составляли женщины. Это означает, что к партизанской борьбе против фашизма всего присоединилось около 150 000 югославок. Теперь, вспоминая кадры из фильмов Джихан, я хочу обратить внимание на то, что происходит в тот момент, когда партизанское движение превращается в государство — будь то национальное государство или, в данном случае, социалистическое. Несмотря на то, что Коммунистическая партия Югославии ввела новые правовые кодексы, гарантирующие юридическое равенство женщин и так далее, патриархат упорно продолжал существовать.

Политика заботы — то, что располагается не в грандиозном номосе Земли, а, скорее, в ее сумбурном ойкосе

Югославские феминистки часто сетуют, что после того, как битва была выиграна, партизанки были более или менее готовы к тому, чтобы возвратиться на кухню и к своим обязанностям по социальному воспроизводству, хотя, как известно, кухню они никогда и не покидали: даже во время освободительной борьбы женщины одновременно и орудовали пулеметами, и ухаживали за ранеными, и готовили пищу в импровизированных кухнях или на открытом огне в горах и лесах, где велась борьба. Выходит, что югославские феминистки часто бессознательно наследуют укоренившееся маскулинистское, неомарксистское предположение, будто то, что несколько нравоучительно зовется политической субъективацией, происходит в некоем фантасмагорическом, прозрачном пространстве «истинной политики», которое разворачивается в чистом, линейном времени, на великом горизонте всемирной истории — не имеющем ничего общего с аисторическим и мучительным круговоротом грязной посуды, обкаканых подгузников и вонючих носков.

Возвращаясь к теме государственной политики, в том числе к теме Движения неприсоединения, можно задать простой вопрос: как ДН выжило (в какой бы то ни было форме)? И встречный вопрос: как так произошло, что триконтинентализм оказался раздавлен? [5] Почему был убит аль-Махди Бен Барка? [6] Не потому ли, что политический горизонт триконтинентализма был поистине интернационалистским и признавал все разновидности низовой, партизанской борьбы, происходившей за пределами политики тех или иных государств?

Как переосмыслить понятие автономии с позиции игры, ведущейся вне управляемого мужчинами и государствами театра военных действий?

Представьте себе, вовсе нет необходимости покидать Землю и пределы гравитации: скорее, нужно принять ту хаотичную малую планетарность, которая основана на политике заботы — на том, что располагается не в грандиозном номосе Земли, а, скорее, в ее сумбурном ойкосе. Таким образом, эта прочно заземленная земная политика будет держаться не на глобусе, который виден из космоса и который, как говорит Спивак, существует только в наших компьютерах, — а на том, что югославские феминистки в 1970-х годах называли «невидимой материей». На той невидимой материи, которая по своей природе сопротивляется включению в структуру государства, которая существует в разотождествляющих и сложносоставных «пограничных областях» (borderlands) Глории Анзалдуа, между микро-вертиго, происходящими в пространстве и за пределами линейного, прометеевского времени, — на материи неподчинимой, низовой, непокорной: у костра земных ойкосов… Я предпочитаю держаться не Прометея, героически несущего нам огонь, а самого огня и тех, кто его поддерживает и о нем заботится. Можем ли мы мыслить об огне без Прометея?

Мне вспоминается детская площадка-интервенция Темитайо. Детские площадки могут быть ограничивающими и скучными. Освобождение игровых площадок означает открытие пространства для игры без сценария, которая не улавливается исчислением времени — где время течет по-другому и где разотождествления превращаются в заклинания. Каким образом можно переосмыслить понятие автономии с позиции такого типа игры — игры, ведущейся вне управляемого мужчинами и государствами театра военных действий, который мы видим в фильмах Джихан? Я хотела бы представить наше собрание в качестве площадки для игры без сценария, с обширным пространством для женщин, которые никогда не садились в самолет, и для планетарной политики, держащейся на невидимой материи.


Примечания:

[1] Making kin: фраза, взятая из названия книги Донны Харауэй Staying with the Trouble: Making Kin in the Chthulucene. “Создание племени”: в соответствии с переводом Марии Мацковской.

[2] Линии ускользания (lines of flight, lignes de fuite) — понятие, разработанное Жилем Делезом и Феликсом Гваттари. Это линии, организующие ризому: они не производят разделение, а задают случайные потоки и связи.

[3] Denise Ferreira da Silva, “Toward a Black Feminist Poethics: The Quest (ion) of Blackness Toward the End of the World.” The Black Scholar 44, 2, 2014, 81–97.

[4] Движение неприсоединения — международная организация, основанная на Белградской конференции 1961 года. На сегодня она объединяет 120 государств на принципах неучастия в военных блоках. Среди них 37 азиатских, 53 африканских, 26 американских, 3 океанических и 1 европейское — Беларусь.

[5] «Движение трех континентов»: антиколониальное антиимпериалистическое политическое движение и, впоследствии, Организация Солидарности Народов Азии, Африки и Латинской Америки (OSPAAAL), основание которой было провозглашено в 1966 году в Гаване.

[6] Аль-Махди Бен Барка (1920–1965) — Марокканский левый политический деятель, панафриканист, возглавлявший «Движение трех континентов». Был похищен спецслужбами и убит во время подготовки к Триконтинентальной конференции 1966 года, на которой была основана Организация Солидарности Народов Азии, Африки и Латинской Америки.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Dmitry Kraev
panddr

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About