Donate
e-flux

Feminist Anti-War Resistance

Ликвидировать ядерное оружие: знание и опыт феминисток, квир-людей и коренных народов для упразднения ядерного оружия

Feminist Anti-War Resistance25/09/22 08:152.6K🔥

Публикуем перевод статьи Рэй Ачесон, в которой они рассказывает о борьбе коренных народов, феминисток и квир-активистов за мир без ядерного оружия. Почитайте, почему просто добавление женщин в дискуссию о разоружении не сможет разбить патриархальные и колониальные мифы. И почему необходимо создавать альтернативные институты, если мы хотим жить без угрозы ядерного апокалипсиса.

Автор*ка: Рей Ачесон

Перевод Марии Меньшиковой

Оригинал Abolish Nuclear Weapons: Feminist, Queer, and Indigenous Knowledge for Ending Nuclear Weapons

В этой главе мы рассмотрим искоренение ядерного оружия как феминистскую цель для прекращения войны. В ней рассматривается роль интерсекционального феминизма в формировании активизма против ядерной бомбы. Бомба сама по себе является самым крайним выражением насилия и контроля патриархального, расистского и капиталистического миропорядка. Те, кто обладает ядерным оружием или желает его иметь, утверждают, что само обладание бомбой предотвращает конфликты и сдерживает нападения. Ядерное оружие обсуждается абстрактно, как магический инструмент, который обеспечивает нашу безопасность и поддерживает стабильность в мире. Но ядерное оружие не является абстрактным. Оно сделано из радиоактивных материалов. Оно создано, чтобы разрушать плоть и кости. Чтобы плавить кожу с наших тел. Чтобы превращать целые города в пепел.

Для большинства людей, ежедневно борющихся с этим угнетающим порядком, уничтожение ядерного оружия может не казаться приоритетной задачей. Когда речь идет о колониализме поселенцев, имперской интервенции, войне, массовом лишении свободы, бедности, депортациях, разрушении окружающей среды и насилии в наших домах и сообществах, ядерное оружие может показаться абстракцией. Но это оружие является частью спектра институционализированного насилия. Оно является вершиной монополии государства на насилие, высшим признаком господства. Это оружие может проявить чрезвычайное насилие в один момент: беспрецедентная смерть, разрушение и отчаяние.

Таким образом сопротивление несправедливости требует внимания к той роли, которую ядерное оружие играет в нашем мировом порядке — на пересечении патриархального, расистского, колониального и капиталистического угнетения. Мы должны отдать предпочтение голосам и взглядам тех, кого исторически не замечают, игнорируют или высмеивают. Это означает перестроить обсуждение о ядерном оружии, изменить место его проведения и разнообразить его участников.

Эта глава основана на убеждении, что работа по отмене ядерного оружия должна способствовать более широкой борьбе за социальную справедливость. Я стремлюсь привлечь к работе феминисток, квир-людей и представителей коренных народов не для того, чтобы отвлечь внимание от других видов структурного и физического угнетения, против которых выступают эти активисты. Скорее я считаю, что борцы за отмену ядерного оружия могут учиться у других активистов, работающих против систем патриархата, расизма и колониализма. Полезно учитывать различные перспективы и опыт тех, кто восстает против гегемонистских нормативных структур и систем мышления. Чтобы искоренить ядерное оружие, нам нужно поставить под вопрос социальный порядок и те логики производства знаний, которые придают «социальным и политическим различиям их дискурсивную силу» (Eng 2013, 4). В этой главе мы рассмотрим историю ядерного оружия и феминистские усилия по его ликвидации, а затем обратимся к ряду ученых, чтобы узнать, как можно продолжать сопротивляться и развивать усилия по упразднению ядерного оружия.

Ядерное оружие, пересекающиеся формы угнетения и мифы о безопасности

История ядерного оружия — это история колониальной эксплуатации. Ядерные державы испытывали бомбы за пределами своих территорий, часто в колониях или на землях, которые они считали малоценными (Hawkins 2018). Когда правительства этих государств проводили испытания на своей территории, это происходило в основном на землях коренных народов. Например, нация западных шошонов на юго-западе США является самой подверженной бомбардировкам страной на земле (Johnson 2018). На переговорах по Договору о запрещении ядерного оружия (ДЗЯО) Организации Объединенных Наций в июле 2017 года 35 групп коренных народов заявили: «Правительства и колониальные силы взрывали ядерные бомбы на наших священных землях, от которых зависит наша жизнь и средства к существованию и на которых находятся места, имеющие критическое культурное и духовное значение, так как полагали, что они ничего не стоят» (Заявление коренных народов 2017). В заявлении Карины Лестер, представительницы народа янкунытджатжара-анангу из Южной Австралии, подчеркивается, что коренные народы «никогда не просили и не давали разрешения отравлять нашу почву, пищу, реки и океаны. Мы продолжаем сопротивляться бесчеловечным актам радиоактивного расизма».

Активисты в США давно признали расизм, присущий практике применения ядерного оружия: «Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были неразрывно связаны с колониализмом и расовым равенством» (Intondi 2015, 22). Коретта Скотт Кинг (активистка за гражданские права, жена Мартина Лютера Кинга. — Прим. пер.), доктор Мартин Лютер Кинг-младший, У. Э. Б. Дюбуа (борец за гражданские права, сооснователь Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения. — Прим. пер.) и другие говорили о неразрывной связи ядерного разоружения, гражданских прав и конца колониальных империй (Intondi 2015).

Аналогичным образом феминистские ученые выявили связи между милитаризованными мужскими качествами, стремлением к доминированию в международных отношениях и ядерным оружием. Исследование Кэрол Кон (1987a, 1987b) гендерного дискурса о ядерном оружии заложило основу для феминистского анализа ядерной войны, ядерной стратегии и самого ядерного оружия. Опираясь на высказывания индуистского национального лидера, который после испытаний ядерного оружия в Индии в 1998 году пояснил: «Мы должны были доказать, что мы не евнухи», Кон и другие (2006) утверждали, что подобные заявления призваны «вызвать восхищение гневной мужественностью говорящего» и подразумевают, что готовность применить ядерное оружие означает быть «достаточно мужчиной», чтобы «защитить» свою страну. Они также рассмотрели, как разоружение «феминизируется» и связывается с бесправием, слабостью и неразумностью, в то время как милитаризм и приобретение ядерного оружия прославляются как признаки силы, могущества и рациональности (Cohn et al. 2006).

Феминистки также отмечают, как маскулинные ожидания в отношении политических лидеров могут сочетаться с тревогой по поводу сексуальной активности и воспроизводства, подчеркивая, что «техностратегическая речь» навязывается, чтобы продемонстрировать «компетентность» элиты (Eschle 2012). В дискурсах, защищающих ядерное оружие как необходимое для обеспечения безопасности, «защитник» кодируется как мужское начало, а «защищаемое» — как женское. Эти дискурсы усиливают и обыгрывают фантазии о «настоящих мужчинах» и маскулинности, определяемой «неуязвимостью, непобедимостью и неприступностью» (Eschle 2012). Феминистки критикуют маскулинизированный подход к безопасности, особенно в реалистической теории международных отношений, которая придает ядерному оружию статус маркера мужского господства (способного причинить насилие) и мужского защитника (способного сдерживать насилие) (Duncanson and Eschle 2008).

Государства, обладающие ядерным оружием, стремятся дискредитировать тех, кто требует отмены ядерного оружия. Сторонники ядерного оружия стремятся использовать логику рационализма и власти, чтобы защитить свое обладание этим оружием, а противников ядерного оружия они пытаются «феминизировать», утверждая, что они эмоциональны и иррациональны. В ходе переговоров о разработке Договора ООН о запрещении ядерного оружия (ДЗЯО) представители ядерных государств ругали правительства и активистов, выступающих за запрет бомбы. В одном случае посол России заявил, что те, кто хочет запретить ядерное оружие, являются «радикальными мечтателями», которые «улетели на другую планету или в космос». В другом случае посол Великобритании заявил, что интересы сторонников запрета либо не имеют значения, либо вообще отсутствуют. Посол США утверждал, что запрет ядерного оружия может настолько подорвать международную безопасность, что это даже может привести к применению ядерного оружия (Acheson 2019a). Эти утверждения являются примерами патриархальных практик, включая виктимблейминг и газлайтинг. Посыл ясен: если вы попытаетесь отобрать у нас игрушки массового ядерного насилия, у нас не останется выбора, кроме как применить их, и это будет ваша вина. Этот дискурс, который представляет активистов против ядерной бомбы как «эмоциональных», игнорирует последствия, которые ядерное оружие оказывает на людей, и лишает их возможности выразить свою озабоченность по поводу этих инструментов геноцида. Это форма газлайтинга — настаивать на том, что это оружие является источником безопасности, и обвинять любого, кто думает иначе, в эмоциональности, перевозбужденности, иррациональности или непрактичности (Acheson 2018).

Те, кто определяет, что считать реалистичным, практичным и оправданным, — это мужчины и женщины, обладающие невероятными привилегиями. Это элита их собственных обществ и мирового сообщества в целом: это политики, аппарат правительства, военачальники, специалисты по «национальной безопасности» и ученые. В этой области часто игнорируются люди, пострадавшие от разработки, испытания, накопления, применения или угрозы применения ядерного оружия. Общепринятая точка зрения заключается в том, что ядерное оружие необходимо в мире, где всегда будут те, кто хочет сохранить или развить способность применять непостижимое массовое насилие над другими. Элиты, обладающие ядерным оружием, утверждают, что они являются «рациональными» акторами, которые должны сохранять ядерное оружие для защиты от иррациональных других.

Например, в 2018 году правительство США утверждало, что прошлые обязательства по ядерному разоружению устарели и не соответствуют сегодняшней «международной атмосфере безопасности», игнорируя тот факт, что международная атмосфера безопасности в значительной степени зависит от действий самого правительства США, включая наращивание им своего ядерного арсенала. Администрация Трампа сформулировала новый подход к политике в области ядерного оружия, сфокусированный не на том, что США могут сделать для ядерного разоружения, а на том, что может сделать остальной мир, чтобы США — самая сильно милитаризованная страна в мире — чувствовали себя «безопаснее» (Acheson 2019b).

Эта логика настаивает на представлении о том, что государства всегда враждуют друг с другом вместо того, чтобы коллективно стремиться к миру, в котором взаимная взаимозависимость и сотрудничество могли бы определять поведение через интегрированный набор общих интересов, потребностей и обязательств (Acheson 2019a). Феминистки сомневаются в том, что безопасность «может быть обеспечена или гарантирована государством… Это процесс, имманентный нашим отношениям с другими, и он всегда неполный, неуловимый и поставленный под сомнение» (Duncanson and Eschle 2008, 15). Безопасность — это не объект или достижение, это процесс, который зависит от взаимодействия многих движущихся частей. Безопасность не может быть достигнута через вооружение, но может через наши отношения друг с другом и с окружающей средой — а они постоянно меняются, как и мы сами. «То, как мы живем, как мы организуемся, как мы взаимодействуем с миром, этот процесс не только определяет результат, но и преобразует его», — пишет миссиссога-нишнаабегская ученая и активистка Лиэнн Бетасамосаке Симпсон (Simpson 2017, 19).

Деконструируя и реконструируя нормативность

Чтобы уничтожить ядерное оружие, мы должны обесценить его. Феминизм, наряду с квир-опытом и квир-активизмом, опытом и активизмом коренных народов, необходим для деконструкции и реконструкции того, что считается нормативным в отношении овладения ядерным оружием. Мы должны отдать предпочтение голосам и взглядам тех, кого обычно не замечают, мы должны изменить взгляды на то, что является реалистичным и рациональным, и предложить альтернативные способы организации и участия в отношениях в международном обществе.

Письмо феминисток, квир-персон и активистов коренных народов пытается подорвать статус-кво и построить на его месте нечто, что оспаривало бы то, что считается нормативным и достоверным. Эти подходы дают три ощутимых инструмента, полезных для сопротивления ядерному оружию и его отмены: изменение ведущихся обсуждений, изменение места проведения этих обсуждений и внесение разнообразия в состав их участников и участниц.

Изменение обсуждения помогает нам деконструировать, подорвать и изменить нормативные рамки мышления и действий. В своем новаторском исследовании гендера ученая-феминистка Джудит Батлер (1999, xxiii) утверждает: «Натурализованное знание о гендере действует как упреждающее и насильственное ограничение реальности». Власть не статична. Она действует при производстве рамок мышления. Оспаривая власть, Батлер предлагает нам не просто критиковать эффекты институтов, практик и дискурсов, которые создают власть имущие, — мы должны спросить, какие возможности появляются, когда мы оспариваем утверждения о том, что является нормативным, и бросаем вызов тому, что в основных представлениях принимается за общую основу или абсолютную реальность. «Никакая политическая революция невозможна без радикального изменения представлений о возможном и реальном», — говорит Батлер (1999, xxiii).

Феминистский, квир- и антирасистский анализ ядерного дискурса помогает деконструировать ядерное оружие как символ власти и ресурсов империи. Ассоциация между ядерным оружием и символами власти не является неизбежной и неизменной, а представляет собой гендерную социальную конструкцию, поддерживающую патриархальный, расистский и капиталистический порядок. Ядерное разоружение начинается с привлечения внимания к тому, как ценность ядерного оружия социально конструируется (Acheson 2016).

Бросить вызов нормативному дискурсу также помогает изменение места, в котором происходят эти дискуссии. Квир-активисты и активисты коренных народов бросают вызов доминирующему пониманию и социальному упорядочиванию сексуальности, гендера, прав, расы и гражданства не только через суды и другие социальные институты власть имущих, но и путем прямого вызова этим институтам. Например, некоторых гомосексуальных активистов недостаточно, чтобы гетеросексуальное общество «признавало» и «терпимо относилось» к правам ЛГБТ, в то время как жизни гомосексуалов всесторонне разрушаются и ставятся в унизительное положение. Ассимиляция рискует дать привилегированным членам маргинальных групп войти в статус-кво, в то время как уязвимые члены этих сообществ будут и дальше подвергаться стигматизации и угнетению (Cohen 1997). «Квир-борьба нацелена не только на терпимость или равный статус, но и на оспаривание таких институций и счетов» (Warner 1993, xiii). Это может предложить подход, основанный не на интеграции в доминирующие структуры, а на преобразовании «основных структур и иерархий, которые позволяют системам угнетения сохраняться и эффективно функционировать» (Cohen 1997, 437).

Аналогичным образом некоторые активисты коренных народов утверждают, что для коренных общин недостаточно получить определенные права на определенные земли от тех самых колониальных правительств, которые проводили против них кампании геноцида. Они борются за защиту окружающей среды и права как граждане Первых наций, а не государств, которые продолжают красть, насиловать, убивать и уничтожать их тела, землю и воду, с которой они живут (Driskill et al. 2011; Estes 2019). Активисты и ученые из числа коренных народов признают, что системы, созданные гетеропатриархальным колониальным государством поселенцев, не являются системами, в которых те, кто ищет защиты от насилия, присущего этим системам, получат ее. В рамках этих параметров и пространств колониальное государство поселенцев всегда будет доминировать во взаимодействии с коренным населением. Как пишет Симпсон (2017, 45), «государство устанавливает различные контролируемые точки взаимодействия посредством своих практик… и использует свою асимметричную власть для обеспечения постоянного контроля над процессами в качестве механизма управления горем, гневом и сопротивлением коренного населения, что обеспечивает соответствие результата его цели сохранения бесправия».

Ядерные державы используют аналогичные процессы для сохранения контроля и доминирования над вопросами, связанными с ядерным оружием. Дипломаты и активисты с волнением ждут редких заседаний Совета Безопасности ООН насчет ядерного оружия, но традиционные пространства, в которых происходит международное взаимодействие по ядерному оружию — например, в рамках заседаний Договора о нераспространении и Конференции по разоружению, — регулируются теми, кто обладает ядерным оружием, и не оспаривают их власть. Аналогичным образом способы, которыми колониальное государство поселенцев может пытаться продвигать культуру коренных народов в нарративе о «мультикультурной мозаике» страны, не оспаривая лишения, на котором основано государство, напоминают то, как ядерные государства и их союзники призывают к «наведению мостов» и «диалогу», в основном утверждая, что радикалы, выступающие против ядерного оружия, должны успокоиться и вернуться в строй.

Таким образом противостояние этим системам требует творческого подхода к тому, как и где происходят изменения. Рассмотрим, как антиядерные активисты обратились к Генеральной Ассамблее ООН, чтобы запретить ядерное оружие. Конференция по разоружению, базирующаяся в ООН в Женеве, — международный дипломатический форум, на котором, как предполагается, должны проходить переговоры по ядерному разоружению, — закрыт для активистов и большинства стран-членов ООН. Ее участниками являются только 65 государств, и каждое из них имеет абсолютное право вето на все решения, которые может принять форум, включая формирование его повестки. С 1996 года на этом форуме не было проведено никакой существенной работы, однако правительства ядерных держав настаивают на том, что это единственный форум, на котором можно основательно обсуждать вопросы ядерного оружия. Вынеся этот вопрос на Генеральную Ассамблею, правительства остальных стран мира отвергли структуру угнетения, навязанную им ядерными державами, и проложили новый путь вне «авторитетных» каналов, чтобы голоса и интересы тех, кто не контролирует массивные разрушающие мир арсеналы, были не только услышаны, но и вершили суд.

Эта смена места была также крайне важна с точки зрения того, как дипломаты работали над изменением политики своего правительства. В первые годы работы над Договором о запрещении ядерного оружия (ДЗЯО) дипломаты и активисты собирались за пределами установленных институтов, чтобы обсудить, подумать и поучиться. В ходе этих обсуждений в малых группах в различных точках мира участвующие в них люди могли сотрудничать друг с другом в разработке аргументов и стратегий для своих национальных институтов, чтобы привлечь свое правительство к разработке нового договора и даже возглавить его. Если бы эта первоначальная работа проводилась в рамках уже существующих процессов или институтов, стремление запретить ядерное оружие могло бы быть подавлено до того, как у него появился бы шанс выкристаллизоваться в реальную политическую цель. Это позволило людям собраться вместе, чтобы обсудить «радикальные» или «нереалистичные» идеи в новом пространстве, и привело к решению, казалось бы, неразрешимой проблемы. Ставя под вопрос сам процесс — осознанно или нет, — решение обратиться к альтернативным форумам позволило маргинальным позициям в отношении ядерного оружия стать основой прогрессивных изменений. Эти альтернативные пространства допускали «политическую повестку дня, направленную на изменение ценностей, определений и законов, которые делают эти институты и отношения репрессивными» (Cohen 1997, 444–5).

Чтобы оспорить то, что считается нормативным и откуда можно бросить вызов, обязательно нужно рассмотреть, кто включен в разговор — и для этого нужно разнообразить участников и участниц. Например, некоторые ученые и активисты из числа коренных народов, квир-персон и феминисток, не соглашаясь с нормативными рамками гетеропатриархата и колониализма, пытаются исследовать и поставить под сомнение то, что или кто является субъектом, что или кто считается достоверным и легитимным, что или кто может быть источником знаний и интеллектуализма. В этой работе они критикуют интеллектуальные рамки, используемые колониальными режимами для подавления идентичности и оппозиции, и «заставляют гетеропатриархальное наследие нести ответственность за изменения» (Driskill et al. 2011, 19).

В контексте ядерного оружия доминирующими голосами являются мужчины, представляющие правительственные или академические учреждения ядерных держав — то есть люди, которые получают прямую выгоду от создания теорий и перспектив, оправдывающих обладание ядерными арсеналами, их постоянное развитие и модернизацию. Эти «авторитеты» часто отрицают и отвергают антиядерных активистов, зачастую игнорируя тех, кто пострадал от разработки, испытаний и применения этих бомб.

В настоящее время предпринимаются целенаправленные усилия по привлечению женщин в диалог и переговоры, связанные с ядерным оружием.

Договор о запрещении ядерного оружия (ДЗЯО), например, признает, что «равное, полное и эффективное участие как женщин, так и мужчин является существенным фактором для содействия в достижении устойчивого мира и безопасности», и выражает обязательство государств-участников «поддерживать и укреплять эффективное участие женщин в ядерном разоружении».

Такие призывы к «участию женщин» в области политики ядерного оружия и других милитаристских целей часто основываются на обоснованной озабоченности по поводу отсутствия гендерного разнообразия в этих дискуссиях или институтах. Но «приобщить женщин» не только недостаточно, но и чревато дальнейшей легитимацией институтов, практик и политики, которые многие люди, стремящиеся к «гендерному равенству», хотели бы, пожалуй, изменить.

В сфере ядерной политики доминируют цисгендерные гетеросексуальные белые мужчины, которые составляют самоописанное «ядерное священство», отстаивающее нормативные маскулинные взгляды на безопасность и оружие. Недавнее исследование, опубликованное New America (Hurlburt et al. 2019), рисует портрет сексизма и гендерных стереотипов и отмечает высокий уровень отсева женщин в этой области. Женщины (в основном белые цисгендерные женщины), которые успешно работали в институциях ядерной политики, часто должны были доказывать свою компетентность, «овладевая ортодоксией», и вынуждены были «достигать вершин знания технических деталей, прежде чем иметь свое мнение» (Hurlburt et al. 2019). Очень немногие женщины, добившиеся успеха в этом секторе, прославляются как преодолевшие разделение между «женским» контролем над вооружениями и «мужским» планированием ядерной войны. Бывшая заместительница помощника министра обороны по ядерной и противоракетной политике США Элейн Банн объяснила: «Была мягкая, нечеткая сторона контроля над вооружениями, а еще была реальная военная сторона, сторона размещения, и я чувствовала, что должна доказать свою состоятельность на этой другой стороне». Она вспомнила, как наставник сказал ей, что если она хочет остаться в министерстве обороны, ей нужно «заниматься определением объектов для удара, жесткой стороной этого, а не только стороной контроля над вооружениями», иначе ее не будут воспринимать всерьез.

Одна из участниц интервью, аспирантка Национального управления ядерной безопасности, утверждала, что, будучи цветной женщиной, она хочет изучить влияние ядерной политики не только на женщин, но и на сообщества коренных народов и сообщества небелых людей: «Мы взорвали некоторые из наших самых мощных видов оружия на атолле Бикини, в Микронезии и на Маршалловых островах. Мы делали это не в пригородах Монтаны… Будь то политика уголовного правосудия или политика национальной безопасности, когда мы говорим о том, чьи жизни ценны, люди с черным и коричневым цветом кожи оказываются последними в этом списке» (Hurlburt et al. 2019).

Однако другие женщины, опрошенные в ходе исследования, заявили, что не считают влияние гражданского населения важным или полезным. Одна из опрошенных предположила, что ядерное оружие оказало положительное влияние на женщин и других людей, поскольку ядерное сдерживание спасло большое количество женщин.

Эти заявления женщин-политиков показывают, что «привлечения женщин» в обсуждение ядерной политики недостаточно для достижения значимых изменений. Такое положение дел усугубляется еще и тем, что

по состоянию на январь 2019 года главными исполнительными директорами четырех крупнейших компаний США, производящих оружие — Northrup Grumman, Lockheed Martin, General Dynamics и оружейного крыла Boeing, — были женщины. Главная закупщица оружия в Пентагоне, заместительница министра по контролю над вооружениями и вопросам международной безопасности, а также заместительница министра по ядерной безопасности тоже женщины (Brown 2019). Эти женщины не бросают вызов патриархальным структурам и системам, создавшим милитаризованный мировой порядок, — они активно поддерживают его и извлекают из него выгоду.

В марте 2019 года на авиабазе ВВС Майнот отмечали «всеженскую ракетную тревогу», во время которой только женщины отвечали за запуск ядерных ракет на полигоне в течение 24 часов. По этому случаю они надели специальные нашивки с изображением символа Чудо-женщины (бессмертной сверхсильной супергероини из американских комиксов. — Прим. пер.). Одна из женщин, участвовавших в этой миссии, сказала: «Есть много красоты в экипаже, состоящим только из женщин, которые работают вместе как часть истории, чтобы выполнить миссию для трех МБР [межконтинентальных баллистических ракет]» (Ley 2019).

Как говорит феминистская ученая Синтия Энлоэ, «милитаризировать можно все что угодно, включая равенство» (Hayda 2019). Женщины выступают в поддержку ядерного оружия, в том числе используя свое положение матери и жены для обоснования такой поддержки. Бывшая посол США в ООН Никки Хейли апеллировала к своему статусу матери, чтобы оправдать свою защиту ядерного оружия. «Прежде всего я мама, я жена, я дочь», — сказала она на пресс-конференции, где выступала против переговоров по международному Договору о запрещении ядерного оружия (ДЗЯО) (Democracy Now! 2017). «И как мама, как дочь, для своей семьи я ничего не хочу больше, чем мира без ядерного оружия. Но мы должны быть реалистами». Она отождествляет стремление к разоружению со своей женственностью, но связывает желание «защитить» свою семью с «необходимостью» сохранения ядерного оружия.

Идея о том, что обладание ядерным оружием является реалистичной, заслуживающей доверия политикой, присуща нормативному дискурсу безопасности, к которому прибегают в ядерных державах. Включение женщин в обсуждение само по себе не ставит под сомнение нормативность этих утверждений. Женщины, получающие доступ к этим дискуссиям, в основном относятся к тому же классу и имеют то же происхождение, перспективы и идентичность, что и мужчины, которые уже там присутствуют. Подавляющее большинство женщин, занимающих какие-либо должности в ядерном или более широком «истеблишменте безопасности» в США, — это белые гетеросексуальные цисгендерные женщины среднего или высшего класса. Они в первую очередь заинтересованы в том, чтобы подняться по служебной лестнице и «разбить стеклянный потолок», а не в том, чтобы бросить вызов инструкциям и структурам, к которым они были допущены, или чтобы их трансформировать. Привлечение женщин к обсуждению ядерной политики, особенно в «традиционных» пространствах, не гарантирует другой точки зрения. Женщины также социализированы в милитаризованных представлениях о безопасности и могут поддерживать политику, пронизанную понятием угрозы. Представление милитаризованных решений против «угроз и врагов» легитимизируется, когда места принятия решений воспринимаются как предоставляющие «равные возможности» для участников с разными идентичностями.

Пытаясь утвердить свою легитимность, государственные акторы иногда даже используют язык своих критиков, называя себя или свою внешнюю политику феминистской. Утверждения правительств о «феминистской внешней политике» являются средством легитимизации их главенства, несмотря на то что эти государства продолжают поставки оружия, участвуют в войнах или военных интервенциях и отказываются признать свой статус колониальных государств поселенцев. Использование ярлыка «феминистский» отражает то, что Дьюрисмит (Duriesmith 2019) называет «циничным использованием гендерных программ для легитимации других форм насилия».

Международная женская лига за мир и свободу (WILPF) всегда была солидарна с пострадавшими от бомбардировок. WILPF работает за мир и разоружение, против индустрии вооружений, капитализма, расизма и разрушения окружающей среды. WILPF был членом Международной кампании за ликвидацию ядерного оружия (ICAN), которая возглавила усилия по достижению Договора о запрещении ядерного оружия (ДЗЯО). В этот период в ICAN входило много женщин, квир-людей, активистов глобального Юга, представителей пострадавших общин коренных народов, людей, переживших атомную бомбардировку, и других людей, испытавших на себе воздействие ядерного оружия. Это было частью согласованных усилий по тому, чтобы разнообразить состав участников в разговорах об этом оружии. Разработчики политики в отношении ядерного оружия имеют значение: важно, кто сидит за столом, потому что разнообразие участия — единственный способ обеспечить разнообразие перспектив.

Также жизненно важно использовать интерсекциональный подход к вопросам равенства, справедливости и безопасности в нашей работе по упразднению ядерного оружия. Опираясь на феминистский активизм, квир-активизм и активизм коренных народов и признавая взаимодополняемость нашей борьбы, мы можем найти устойчивые стратегии для ее изменения. Водозащитники в Стэндинг-Рок определяли угнетателя не только как правительство США, военных или капиталистические корпоративные интересы. Они поняли, что гетеропатриархат, расизм и империалистические стремления лежат в основе проблем, с которыми они сталкиваются, пытаясь защитить землю и воду от насилия со стороны трубопроводов (Estes 2019). Квир-активисты видят политическую перспективу в «широкой критике многочисленных социальных антагонизмов, включая расу, гендер, класс, национальность и религию в дополнение к сексуальности» и в «расширенном рассмотрении глобальных кризисов конца XX века, которые определили исторические отношения между политической экономикой, геополитикой войны и террора и национальными проявлениями сексуальной, расовой и гендерной иерархии» (Eng et al. 2013, 1).

В контексте ядерного оружия это означает признание того, что кампания за ядерное разоружение без понимания расистской, патриархальной и капиталистической несправедливости, которую представляет это оружие в международных отношениях и местном опыте, наносит ущерб как борьбе за разоружение, так и справедливости.

Наша критика ядерного оружия должна быть также критикой колониального государства поселенцев, которое считает, что может проводить ядерные испытания или хранить ядерные отходы на украденных землях. Она должна быть критикой расизма, обращать внимание на тела и земли, на которых испытывается и используется ядерное оружие. Это должна быть критика патриархата, с учетом того как ядерное оружие включает гендерные нормы и как оно используется для укрепления социальной иерархии, контроля и господства.

Интерсекциональный подход к ядерному разоружению также означает, что ведущими голосами и взглядами в нашей критике являются голоса и взгляды тех, кто испытывает насилие ядерного оружия и пересечение этих угнетений. Это значит учиться у других людей, которые боролись за изменения с ненормативных и маргинализированных позиций, и позволить им быть ведущими.

Это значит не просто полагаться на установленные институты, которые «разрешат» нам участвовать или довольствоваться незначительными соглашениями в рамках этих институтов. Критика ядерного оружия в местах и на языке сторонников ядерного оружия не сработает. В лучшем случае она может помочь добиться небольшого сокращения количества боеголовок или ракет или создания правил контроля над вооружениями и инициатив по нераспространению. Это не приведет нас к ликвидации оружия. Только поместив нашу критику в контекст борьбы коренных, квир-, феминистских и антирасистских активистов мы сможем честно ответить на вопрос о ядерном оружии, о том, что оно делает и для кого оно действительно «предназначено». Только переосмыслив наше отношение к существующим институтам, которые склонны кооптировать участников в статус-кво, а не предоставлять им возможности изменить ситуацию «изнутри», мы можем начать думать об альтернативных пространствах и отношениях для участия в значимых процессах. Нам еще многое предстоит сделать, и чем больше мы сможем узнать друг у друга теории и практики действия и участия, тем большего влияния мы добьемся в различных сферах борьбы за социальную справедливость.

Литература

Acheson, Ray (2016) Foregrounding justice in nuclear disarmament: A practitioner’s commentary. Global Policy 7(3): 405–407.

Acheson, Ray (2018) The nuclear ban and the patriarchy: A feminist analysis of opposition to prohibiting nuclear weapons. Critical Studies on Security, 30 April: 1–5.

Acheson, Ray (2019a) Patriarchy and the bomb: Banning nuclear weapons against the opposition of militarist masculinities. In: Betty A. Reardon and Asha Hans (eds) The Gender Imperative: Human Security vs State Security. New York: Routledge, pp. 392–409.

Acheson, Ray (2019b) Moving the nuclear football, from 1946 to 2019. NPT News in Review 16(2): 1–2. URL.

Brown, David (2019) How women took over the military-industrial complex. Politico, 2 January. URL.

how-women-took-over-the-military-industrial-complex-1049860

Butler, Judith (1999) Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. New York: Routledge.

Cohen, Cathy J. (1997) Punks, bulldaggers, and welfare queens: The radical potential of queer politics? GLQ 3: 437–465.

Cohn, Carol (1987a) Sex and death in the rational world of defense intellectuals, within and without: Women, gender, and theory, Signs 12(4): 687–718.

Cohn, Carol (1987b) Slick ’ems, glick ’ems, christmas trees, and cookie cutters: Nuclear language and how we learned to pat the bomb. Bulletin of the Atomic Scientists June: 17–24.

Cohn, Carol, Hill, Felicity and Ruddick, Sara (2006) The relevance of gender for eliminating weapons of mass destruction. Weapons of Mass Destruction Commission 38.

Democracy Now! (2017) U.N. considers a historic ban on nuclear weapons, but U.S. leads boycott of the talks. 30 March. URL.

Driskill, Qwo-Li, Finley, Chris, Gilley, Brian Joseph and Morgensen, Scott Lauria (eds) (2011) Queer Indigenous Studies: Critical Interventions in Theory, Politics, and Literature. Tuscon, AZ: University of Arizona Press, pp. 1–28.

Duncanson, Clare and Eschle, Catherine (2008) Gender and the nuclear weapons state: A feminist critique of the UK government’s White Paper on Trident. New Political Scientist 30(4): 545–563.

Duriesmith, David (2019) Promoting ally politics in the liberal state during the age of paleo-masculinism. The Disorder of Things, 17 April. URL.

Eschle, Catherine (2012) Gender and valuing nuclear weapons. Working Paper for Devaluing Nuclear Weapons: Concepts and Challenges conference, University of York, Department of Politics, 20–21 March.

Eng, David L., Halberstam, Judith and Muñoz, José Esteban (2013) Introduction: What’s queer about queer studies now? Special issue, Social Text 23(3–4): 2–17.

Estes, Nick (2019) Our History is the Future: Standing Rock versus the Dakota Access Pipeline, and the Long Tradition of Indigenous Resistance. New York: Verso.

Hawkins, Dimity (2018) Nuclear weapons testing in the Pacific: Lessons for the Treaty on the Prohibition of Nuclear Weapons. Unpublished paper, Swinburne University of Technology, Melbourne, Australia, draft as of 21 May.

Hayda, Julian (2019) Women now at top of military-industrial complex: A feminist reaction. WBEZ 91.5 Chicago, 8 January. URL.

Hurlburt, Heather, Weingarten, Elizabeth, Stark, Alexandra and Souris, Elena (2019) The ‘consensual straitjacket’: Four decades of women in nuclear security. New America, 5 March. URL.

Indigenous Statement to the UN Nuclear Weapons Ban Treaty Negotiations (2017). URL.

Intondi, Vincent (2015) African Americans Against the Bomb. Stanford, CA: Stanford University Press.

Johnson, Taylor N. (2018) ‘The most bombed nation on Earth’: Western Shoshone resistance to the Nevada National Security Site. Atlantic Journal of Communication 26(4): 224–239.

Simpson, Leanne Betasamosake (2017) As We Have Always Done: Indigenous Freedom through Radical Resistance. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press.

Warner, Michael (1993) Introduction. In M. Warner (ed.) Fear of a Queer Planet: Queer Politics and Social Theory. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, pp. vii–xxxi.


Другие материалы:

Левый взгляд на перспективу мирных переговоров

Синтия Энло. Наш недостаток феминистского любопытства должен вызывать вопросы

Elena Revunova
1
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About